Отправлено: 06.04.17 14:05. Заголовок: Курилин М.К "Материалы к истории Уральского Казачьего Войска, еще нигде не напечатанные"

Друзья,
начинаю выкладывать здесь труд Меркурия Кузьмича Курилина "Материалы к истории Уральского Казачьего Войска, еще нигде не напечатанные".
Эта работа публиковалась в УВВ с 1869 по 1870 год, но так и осталась не оконченной.

Мы старались сохранить текст первоисточника, минимально адаптируя к современному языку.

Хочу поблагодарить коллег из Инициативной группы потомков Уральских казаков, за проделанную работу:
Наталью Строгонову,
Дениса Алехина.

Храни Господь!


Итак. Начну с некролога Меркурия Кузьмича.

Некролог Курилина Меркурия Кузьмича 7февраля 1890 года.

В среду, 7 Февраля, в 9 час. Вечера, после продолжительной болезни скончался отставной генерал-майор М. К. Курилин на 66 году своей жизни (родился 24 Ноября 1824 года).
Личность М. К. для всех уральцев, интересовавшихся течением местной общественно-экономической жизни за последние 20- 30 лет, достаточно хорошо известна, чтобы надо было в этом кратком сообщении о смерти покойного объяснять, кем был М. К. при своей жизни, что он сделал хорошего в течении своей продолжительной служебной деятельности сначала в качестве секретаря, затем советника бывшей войсковой канцелярии, смотрителя войскового училища, впоследствии советника и председателя Войскового Хозяйственного Правления.
Интересы науки, интересы общественного развития русского народа вообще и в частности уральского казачества, защита прав интересов своих земляков- вот что составляло цель жизни этого замечательного во многих отношениях человека. Таким он прожил всю свою жизнь, таким-же остался до последней минуты своей жизни, чему доказательством может служить оставленное им духовное завещение, по которому все движимое и недвижимое имущество свое покойный завещал в пользу войсковых народных школ г. Уральска в сознании потребности, как он высказался, отдать войску Уральскому последний долг службы своей.
Насколько сильны были у М. К. умственные интересы, можно видеть из того, что уже незадолго до смерти он, истощенный до крайности продолжительной болезнью, с обычной аккуратностью просматривал периодические издания (Русские Вед., Рус. Мысль, В. Евр.) и с увлечением перечитывал новое издание особенно любимого им писателя, Салтыкова, делая по своей укоренившейся привычки мелким почерком замечания на полях книги.
Последние годы жизни, после смерти Н. Ф. Савичева, у Мерк. Кузьмича не осталось ни одного из прежних товарищей, что очевидно удручало его. В одном письме его к В. П. Б. (26 Апр. 1886 г.), сообщая о смерти Н. Ф., он между прочим писал: «я остался один, один единственный из своих здесь запутался в проживательстве».. Действительно М. К. почти исключительно жил за эти годы в мире книг и хотя, по его уверению, не скучал, так как уже привык к такому образу жизни, тем не менее текущая литература с отражающимся в ней современным направлением общественной жизни не только не заменяла ему друзей, но еще более отравляла последние годы жизни покойного, сделав его крайне раздражительным пессимистом.
Покойный завещал похоронить его рядом с И. И. Железновым- его товарищем и сослуживцем,- что и выполнено. Обставленные довольно торжественно похороны, совершенные 9 февраля, на смотря на ранние часы, в которые они были назначены, привлекли многолюдную публику, состоявшую, как из местной администрации и офицерства, так и из почитателей покойного, его бывших знакомых, а также простых казаков, знавших покойного. На гроб были возложены венки: «От Войскового Хозяйственного Правления», «От офицеров Уральск. Каз. Войска», « Дорогому наставнику от признательных учеников войскового училища», «Истинному интелллигенту от уральской интеллигентной молодежи». Кроме того были венки от мужской гимназии, от народных учителей, от народных учительниц и некоторрых близких ему лиц.
После отпевания в церкви и на могиле священ. Фроловым было сказано несколько слов о покойнике, как общественном деятеле, при чем о кончине М. К. Курилина оратор выразился: «закатилось солнце казачье; нестало Меркурия!»
Действительно уральское войско потеряло в покойном крупную общественную силу, равная которой едва ли скоро появится, и сила эта, благодаря слишком большой скромности покойного, к сожалению проявилась разве только на одну десятую всей своей мощи, о чем более подробно, я надеюсь побеседовать в другой раз.

 Отправлено: 06.04.17 14:07. Заголовок: 2/109

Курилин М.К.

Материалы к истории Уральского Казачьего Войска, еще нигде не напечатанные.

УВВ 1869 №20 стр. 4,5,6,7.

Помещая здесь материалы к истории уральского войска, считаем святым долгом сказать, что большая часть их добыта трудами незабвенной памяти писателя нашего Иосафа Игнатьевича Железнова. Будем снабжать материалы, по возможностями, объяснениями.
Взоры Петра Великого, при реформах России, обратились на казачество особенно с возмущения Булавина и измены Мазепы. Без всякого сомнения казачество не ушло бы от его взора и без того, но это было тут толчком. Пока не можем еще ничего сказать, что было причиной к тому, что Петр Великий стал посылать в Уральское Войско чиновников для розыску. Видимо только, что кажется, преимущественно это взволновало Уральское войско, а не передача его из ведения государственной иностранной коллегии в военную, как говорят об этом все писавшие об Уральском войске. Это волнение вызвало посылку на Урал полковника Захарова с войском, для разбора дела на месте (для розыску), для наказания виновных и для переписи. Сообщая здесь документы и сведения, относящиеся к истории уральского казачьего войска, не откажем себе и в сообщении статей по этой части.
Начнем со времени переписи полковника Захарова, так как из нее видно, какие элементы входили в состав Уральского казачьего войска.
«В прошлом 722 году в указе Его Императорского Величества из Государственной Военной Коллегии написано: «по Указу Его Императорского Величества, из Канцелярии Правительствующего Сената велено полковнику и лейб-гвардии капитану Захарову с товарищи на Яике старых и пришлых казаков и их детей, в службу годных и малолетних переписать по именам; кто откуда пришел и с которого году, также у них казаков, батраков и работников потому же всех переписать же и кто в котором году откуда к ним пришел и прежде всего чьи они были и хотя у них казаков какие беглые солдаты и прочих чинов и крестьяне чьи явятся и им велено у них служить по-прежнему до указу в тех же местах, кто где жил, и учиняя ту перепись, прислать в Канцелярию Правительствующего Сената и в Государственную Военную Коллегию».
А в инструкции из Государственной Военной Коллегии в 11 пункте написано:
«Всех Яицких казаков переписать налицо по именам, також и об отлучных справиться и обо всех казаках и о прочих всяких пришлых людях у атамана и у старшин, взять за их руками подлинную ведомость всем списки и от каждого человека сказки, кто откуда родом и сколь давно на Яике живут они или их отцы и деды и из за кого пришли и в котором году именно, а чтобы каждый о том сказал сущую правду, того ради, напредь публиковать указом, ежели кто скажет не правду, також и атаман и старшины кого утаят и не так напишут. Как истина есть, и за то казнены будут смертью, а кто в том на них донесет и их неправду уличат и те взысканы будут Его Императорского Величества превысокой милостью».
«И по оному Его Императорского Величества указу на Яике публиковано и в удобных местах листы выставлены, дабы Яицкие казаки у переписи в сказках своих писали против указу сущую правду без утайки и у атамана Григория Меркульева, за его рукой, взяты именные списки и по тем спискам полковник и лейб-гвардии капитан Захаров с товарищи яицких казаков в службу годных и отставных и малолетних казачьих детей и пришлых, которые живут своими дворами, также у казаков в работе, пересматривали и переписывали у каждого человека, кто откуда родиной и сколь давно на Яике живут они или их отцы и деды и из за кого пришли и в котором году, сказки за руками взяты, и кто что сказал и которые казаки по смотру в службу годны, также которые за старостью и за увечьем в службу негодны и малолетки, казачьи дети и пришлые писаны в сих книгах. Именно:
«Войсковой атаман, Григорий, Меркульев сын, Меркульев, у него сын Илья, девяти лет, по сказке его от роду ему, Григорию, пятьдесят семь лет. Дед его родиною Сеевского уезду дворцовой Кашаринской волости крестьянин и оный дед его в прошлых годах был переведен в Самару, а отец его родился в Самаре и служил в конных стрельцах, а с Самары пришел на Яик во сто семьдесят первом (1663 г.), а он Григорий родился на Яике и служил в казаках сорок лет»(*)
*- Из арх. Воен. Коллегии, казач.пов. кн. №22, лист 1 и 2. Книга эта озаглавлена как «книга, переписная переписи господина полковника и лейб-гвардии капитана Захарова с товарищи Яицким казакам 1723 и 1724 годов».
Это есть справка военной коллегии о службе войскового атамана Григория Меркульева по его прошению против доноса на него от сторонников старшины Логинова (об этом сообщим в своем месте). Из нее видно, что свидетельство Левшина о предании, переданном войсковым атаманом Ильей Меркульевым (сын Григорьев), относительно происхождения Уральских казаков несостоятельно. Левшин говорит, в Историческом и статическом обозрении уральских казаков, что отец войскового атамана Ильи Меркульева, Григорий, жил сто лет, умер в 1741 году (это справедливо) и слышал в молодости от столетней же бабки своей и т.д. Григорий Меркульев, по его собственным словам, был в 1722 году пятидесяти семи лет, а умер, значит, 76 лет.
Теперь будем сообщать показания казаков из переписи полковника Захарова, разумеется, особенно значительные по предзаданной нами цели.
«1723 год, сентябрь в 30 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик, в розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, второй сотни казак Савелий Мартынов сын Ризвов, по евангельской заповеди господней, еже ей ей, вправду сказал: от роду мне двадцать восемь лет, а родился я на Яике, а дед и отец мой роду немецкого,- жили в городе Касимове, были выезжие книзья (*) и дед мой в том городе умер, а отец мой из того города пришел на Яик в 144 году (1636 г.) и умер отец мой на Яике, а в казачью службу приверстан и служил с другими казаками при атамане Федоре Семенникове в 1711 году; детей у меня сын Михайло двух лет, батраков и работников у себя не имею,- а ежели я Савелий сказал неправду и после обо мне кто донесет, и за то мне учинить смертную казнь. К сей сказке вместо Савелия Резвова по его велению казак Василий Марков руку приложил».
*- В другом кратком списке сказано, «дед и его родиною немцы и жили в городе Касимове, а слыли выезжие князья (книга №22 на обороте 21 листа).
«1723 г. сентября в 30-й день, по указу Его Императорского Величества, на Яик, в Розыскной канцелярии, перед господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, четвертой сотни казак Матвей Максимов сын Томачков, по евангельской заповеди господней, еже ей ей, вправду сказал: от роду мне сорок три года, дед мой и отец и я родиною были города Кирсановскою, что был тот городок вверху по реке Яику, казаки же, и иной дед мой и отец в том городке убиты от башкирцев, а я из того городка привезен на Яик в малых детях, в прошлом во 190 г. (1682 г.), а в казаки приверстан я при атамане Федоре Семенникове в прошлом 703 году. Детей у меня: Иван семи лет, Гаврило двух лет, а батраков и работников у меня нет; а ежели я Матвей Томачков сказал неправду, а после обо мне кто донесет, и за тоб мне учинить смертную казнь. К сей сказке вместо Матвея Михайлова, Томачкова, по его велению, казак Василий Марков руку приложил».
Это показание весьма важно в отношении первоначального поселения казаков на Урале.
Того же 11 октября, в той же розыскной канцелярии, той же 12 сотне казак Иван Иванов сын Чарков, сказал: от роду мне 28 лет, а дед мой и отец и я родились на Яике и померли на Яике же, а я в казачью службу приверстан служить с другими казаками, тому восемь лет, при атамане Григории Меркульеве, детей и работников у меня нет, (неграмотный).
10-го числа того же месяца, той же сотни казак Степан Федоров сын Чеботарев сказал: «от роду мне 25 лет; дед мой и отец и я родиною старинные Яицкого городка казаки и умре на Яике, а я в казачью службу приверстан служить с другими казаками при атамане Иване Щербакове- тому назад три года; детей и работников ни батраков у меня нет» (неграмотный).
Известного города казаки назывались городовыми казаками. Они служили на жалование правительства, получали бесплатно дворы и пахотную землю (где она была,- тогда назывались и пахотными казаками) и не платили ничего правительству. Таких городовых казаков в тогдашнем Яицком войске не было. В XVII веке, во время бунта Разина Яицким городком назывался Гурьев-городок, который и был взят Разиным. Вероятно и дед и и отец Чеботарева- из Гурьева-городка (до 2-й половины XVII века он был в непосредственном ведении Астраханском и занят был тогда стрельцами и городовыми казаками). Впоследствии времени, когда стали образовываться форпосты и крепости в Яицком войске, именно с половины прошлого столетия, когда стал не один город Уральск, но явились крепости Калмыковская, Кулагинская и т.д., образоваласт по Яику линия, прежде разъезжавшая между Гурьевом и Уральском, тысячная команда казаков, поселилась в этих крепостях и форпостах, явилось и в Уральском войске название городовых (градских, грацких) казаков, в отличии от линейных.
Того же числа 26 сотни, казак Козма Осипов сын, Донской сказал: «от роду мне 40 лет, родился на Дону в Черкасском городе, а дед и отец мой старинные уроженцы в том городке (донские казаки) и дед и отец мой умерли в том же городке, а я из того городка пришел на Яик в прошлом 1703 году, а в казачью службу приверстан а служить с другими казаками при атаманстве Варфоломея Сергеева того ж 1703 года; детей, батраков и работников у меня нет» (неграмотный).
11 числа того же октября месяца 12-й сотни казак Яков Артемьев сын Осаднов сказал: «от роду мне 50 лет, родился я на Яике, и дед и отец мой родиною москвичи, были стрельцы и дед на Москве умер, а отец мой из Москвы пришел на Яик, в прошлом 161 (1653) году и умер на Яике, а в казачью службу приверстан я служить с другими казаками тому 30 лет, при атамане Иване Белоусове, у меня сын Степан 4 лет, а батраков и работников у меня нет» (неграмотный).
В 1648 году было в Москве известное сильное возмущение; в главе были стрельцы. Умерщвлены были судья Плещеев с дьяком и Траханиотов. Народ требовал выдачи и Бориса Ивановича Морозова, воспитателя и любимца царя Алексея Михайловича, но его не выдали, а скрыли в Кириловом Белозерском монастыре, откуда возвратился он уже тогда, когда все в Москве усмирилось, и вступил в прежнюю силу в управление при молодом царе. Последовали розыски и казни, а с ними и бегство виновных, как можно далее от столицы, без сомнения и Осаднов из числа их.
Того же числа, той же сотни казак Григорий Яковлев сын Карманов сказал: «от роду мне 58 лет, дед и отец мой родиной города Курмыша, священники Живоначальной Троицы, и дед мой в том городе умер, а отец мой из того города пришел в город Гороховец и из того города отец мой и я пришли на Яик в прошлом во 192 (1684) году и умер отец мой на Яике, а я в казачью службу приверстан служить с другими казаками при атаманстве Ивана Белоусова тому 35 лет, детей у меня Федор 12 лет, батраков и работников у себя не имею» (неграмотный).
На этом мы пока остановимся, в отношении переписи полковника Захарова, к трудам которого, по всей вероятности, еще не раз придется нам обратиться. Сообщенные выше показания казаков, как этногорафические характеристики до петровского времени, в связи с показаниями полковнику Захарову других целого множества казаков, может быть послужат нам к некоторому разъяснению такого рода событий, которые имели роковое влияние на существование прежнего уральского войска, - именно чрез сличение показаний казаков о времени их приверстания и при каких именно атаманах. Мы увидим это вслед за сим. После Петра Великого народные источники к сложению уральского войска увеличились от калмык, персиян (казылбаш) вышедших их киргизского илека от киргизов (в редких случаях).

 Отправлено: 06.04.17 14:08. Заголовок: 5/109

УВВ 1869 №21 стр. 4,5,6,7

1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товариши, первой надесять сотни казак Никита Сидоров сыне, Дурманов, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал; от роду мне тридцать пять лет. Родился я на Яике, а дед и отец мой родиною самарского уезда дворцового села Рожественского крестьяне, дед и отец мой из того села пришли на Яик в прошлом 1675 году и дед мой на Яике умер, и отец мой на Яике и ныне а казаках, а я приверстан в казачью службу с другими казаками служить при атамане Федоре Семенникове, тому назад восемнадцать лет. Детей у меня: Петр десяти лет, Василий трех лет и после поданного списку (*) умер Федосей полугоду, а батраков у меня и работников нет, а ежели я, Никита, сказал неправду, а после обо мне кто донесет и за то мне учинить смертную казнь. К сей сказке, вместо казака Никиты Сидорова сына Дурманова, по его велению, казак Василий Матвеев руку приложил.
*- Перед розыском был сообщен полковнику Захарову список казаков, от войсковой станичной избы.
1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, первой надесять сотни казак Иван Матвеев сын, Миронов, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал; от роду мне тридцать пять лет, а дед мой родиною Алатырского уезда, Барыгинской слободки станишные казаки,- преведен в Симбирский уезд в Суринскую слободу, а отец мой в той слободе родился, а дед мой в той же слободе умер, а отец мой из этой слободы пришел на Яик в прошлом в 1661 году, а я родился на Яике и в казачью службу приверстан служить с другими казаками при атаманстве Федора Семенникова тому двадцать лет. Дети у меня: Михайло четырнадцати, Иван десяти, Андрей году, а работников и батраков у меня нет, а если я Иван сказал неправду и обо мне кто докажет и за то мне учинить смертную казнь (грамотный, ибо расписался сам за себя).
1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, первой надесять сотни казак Андрей Васильев, сын Евстивеев, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал; от роду мне тридцать девять лет, родился я на Яике, а дед и отец мой родиною Алатырского уезда боярина Федора Федоровича Плещеева, вотчины его села Порошлина городища крепостные его крестьяне и дед и отец мой на Яик пришли в прошлом во 161 г. (1653 г8.) и дед и отец мой на Яике умре, а я в казачью службу приверстан с другими казаками служить при атамане Федоре Семенникове тому двадцать пять ; детей у меня: Максим шестнадцать лет, Степан четырнадцати лет, Михайло десяти лет, а батраков и работников у меня нет, а если я, Андрей, сказал неправду, а после обо мне кто донесет и за то мне учинить смертную казнь (неграмотный).
1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, первой надесять сотни казак Данила Тимофеев Мясник, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал; от роду мне шестьдесят лет, дед и отец мой и я родиною города Симбирска посадские люди, и дед и отец мой померли в том городе, а я из того города пришел на Яик в прошлом 1686 г., а в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому тридцать пять лет при атамане Осипе Белоусове, у меня дети:Калина, Григорий служат в казаках, у меня же Афонасий, Нестер, а ежели ли же я, Данила, сказал неправду, а после обо мне кто донесет и за то мне учинить смертную казнь (безграмотный).
1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, первой надесять сотни казак Андрей Никифоров, сын Куря, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал; от роду мне тридцать пять лет, дед мой и отец и я родиною Казалинского уезду, помещика Никиты Данилова сына Семичева, деревни Читаки старинные крестьяне, и дед мой умер в той деревне, а отец мой и я из той деревни пришли на Яик, а в казачью службу приверстан служить с другими казаками пому восемнадцать лет, при атамане Федоре Семенникове. Детей у меня: Иван шести, Григорий двух лет, батраков и работников у меня нет, , а ежели ли же я, Андрей, сказал неправду, а после обо мне кто донесет и за то мне учинить смертную казнь (неграмотный).
1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, первой надесять сотни казак Григорий Ефимов сын Ливкин, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал; от роду мне сорок лет, дед мой родиною Симбирского уезда пригорода Большого Карсуну казаки и дед мой умер в том пригороде, а отей мой из отго пригорода сошел на Алаторский уезд и жил за барином за князь- Иваном Борисовичем Троекуровым в селе Никитине в крестьянах и отец мой умер в том селе, а я родился в том же селе Никитине; из того села пришел на Яик в прошлом году (1697 г.), а в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому восемнадцать лет; у меня сын Борис двух лет; батраков и работников у меня нет; а ежели ли же я, Григорий, сказал неправду, а после обо мне кто донесет и за то мне учинить смертную казнь (неграмотный).
1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, первой надесять сотни казак Василий Степанов, сын Ливкин, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал; от роду мне двадцать три года, родился на Яике, дед мой и отец родиною города Алатора казаки и дед мой и отец из того города пришли на Яик в прошлом 1663 году и померли на Яике, а в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому шесть лет, при атамане Григории Меркульеве; детей у меня нет; у меня работник Иван Карпов; а ежели ли же я, Василий, сказал неправду, а после обо мне кто донесет и за то мне учинить смертную казнь (неграмотный).
1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, первой надесять сотни казак Иван Федоров, сын Неводовсков, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал; от роду мне двадцать пять лет; родился на Яике, а дед и отец мой родиною Алаторского уезда дворцового села Кандараки служивые казаки, и дед мой умер в том селе, а отец мой из того села прошел на Яик в прошлом 1673 году, умер на Яике, а в казачью службу я приверстан служить с другими казаками тому семь лет, при атамане Григории Меркульеве; детей и работников у меня нет; а ежели ли же я, Иван, сказал неправду, а после обо мне кто донесет и за то мне учинить смертную казнь (неграмотный).
1723 года октября в 10 день, по указу Его Императорского Величества, на Яик в Розыскной канцелярии, пред господами полковником и лейб-гвардии капитаном Захаровым с товарищи, первой надесять сотни казак Борис Иванов, сын Пензенцов, по Евангельской заповеди Господней, еже ей ей, вправду сказал: от роду мне двадцать лет, дед мой и отец и я родиною города Пензы конные казаки и дед в том (ниже) году умер, а отец и я из того города пришли на Яик в прошлом 1709 году и отец мой умер на Яике, а я в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому пять лет, при атамане Никите Бородине; детей и работников у меня нет, а ежели ли же я, Борис, сказал неправду, а после обо мне кто донесет и за то мне учинить смертную казнь (неграмотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, первой надесять сотни казак Дмитрий Васильев, сын Естифеев сказал: от роду мне пятьдесят лет, дед и отец мой родиною Уфимского уезду башкиры и завоеваны яицкими казаками в прошлом 1679 году и на той войне дед и отец мои побиты, а я взят в малых летах и крещен на Яике, а в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому тридцать пять лет, при атамане Якове Васильеве, у меня сын Иван служит в казаках; батраков и работников у меня нет (неграмотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, первой надесять сотни, казак Иван Дмитриев сын Хохлов, сказал: от роду мне тридцать восемь лет; родился я на Яике, а дед и отей мои родиною Казанского уезда вотчины казанского архиерея, села Киреевского старинные того села крестьяне и дед в том селе умер, а отец мой из того же села пришел на Яик в прошлом 1693 году и на Яике умер, а в казачью службу приверстан с другими казаками служить тому восемнадцать лет, при атамане Федоре Семенникове, у меня сын Иван восьми лет, а работников у себя не имею (неграмотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, первой надесять сотни, казак Степан Васильев, сын Пьянов, сказал: от роду мне тридцать пять лет; родился на Яике, а дед и отец мой родиною из Нижнего Ново-Города посадские люди и дед мой в том городе умер, а отец мой из того города пришел на Яик в прошлом 1673 году и ныне на Яике в отставных казаках, а я в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому восемнадцать лет, при атамане Федоре Семенникове, у меня сын Алексей четырех лет, батраков и работников у меня нет (неграмотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, той же сотни, казак Яков Никитин сын Косухин сказал: от роду мне тридцать пять лет, дед и отец мой и я родиною города Самары, конные стрельцы, а дед и отец мои в том городе умерли, а я из того города пришел на Яик в прошлом 701 году, а в казачью службу приверстан служить с другими казаками при атамане Федоре Семенникове тому восемнадцать лет, детей у меня: Дмитрий девяти, Павел пяти лет и работников у себя не имею (неграмотный).
1723 годы октября в 16-й день, в той же розыскной канцелярии, той же сотни, казак Фирс Иванов сын Толмачев, сказал: от роду мне сорок лет, дед и отец мои мордва Казанского уезда, деревни Красной речки, и дед мой в той деревне умер, а отец мой из той деревни пришел на Самару и крестился на Самаре и был толмачем чувашским и умер, а я родился на Самаре, из того города пришел на Яик в прошлом в 706 году, а в казачью службу приверстан я при атамане Федоре Семенникове того же году; детей у меня: Иван четырнадцати, Петр четырех лет, Гаврило по году; батраков и работников у меня нет (неграмотный).
1723 годы октября в 26-й день, в той же розыскной канцелярии, той же сотни, казак Илья Иванов, сын Сежин, сказал: от роду мне двадцать четыре года; родился я на Яике, а дед и отец мои родиною москвичи, Казенной слободы посадские люди, и дед мой умер в той слободе, а отец мой с Москвы, из той слободы пришел на Яик в прошлом 1680 году и ныне в казаках, а я в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому пять лет, при атамане Федоре Арапове, детей и работников у меня нет (неграмотный).
1723 года октября в 11-й день, в той же розыскной канцелярии, второй надесять сотни, казак Борис Алексеев сын Калдырев, сказал: от роду мне тридцать пять лет; родился я на Яике, а дед и отец мои родиною были волошане, дед мой в волохах и умер, а отец мой пришел на Яик в прошлом в 1663 году и умер на Яике, а в казачью службу приверстан я служить с другими казаками тому восемнадцать лет, при атамане Федоре Семенникове; детей у меня Михайло десяти, Данило шести, Петр трех лет, батраков у меня нет (неграмотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, той же сотни казак Денис Матвеев, сын Воронежец, сказал: от роду мне сорок шесть лет, а дед и отец мой из города Воронежа Пушкари, дед и отец мой в том городе умре, а я из того города пришел на Яик в прошлом в 701 году, а в казачью службу приверстан с другими казаками тому девятнадцать лет, при атамане Семенникове, детей у меня: Яков пятнадцати, Дмитрий пяти и Алексей двух лет; у меня работников Федор Исаев, Иван Никитин, Григорий Иванов (грамотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, той же сотни казак Григорий Кузьмин, сын Шелепугин сказал: от роду мне пятьдесят лет, дед и отец мой и я родиною башкирцы Уфимского уезда, деревни Шпилин, дед и отец мои в той деревне умре, а я завоеван по Яику реке яицкими казаками и крещен на Яике в прошлом 1680 году, а в казачью службу приверстан с другими казаками тому двенадцать лет, при атамане Осипе Белоусове, у меня сын Иван семнадцати лет, а батраков и работников у меня нет (неграмотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, той же сотни казак Петр Андреев, сын Привалов, сказал: от роду мне двадцать восемь лет, родился я на Яике, а дед и отец мой родиною города Самары служивые казаки, и дед мой в том городе умер, а отец мой пришел на Яик в прошлом 1683 году и ныне на Яике в отставных казаках, а я в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому одиннадцать лет, при атамане Федоре Семенникове, детей и работников и батраков у меня нет (грамотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, той же сотни казак Иван Семенов, сын Цыганов сказал: от роду мне тридцать три года, родился я на Яике, а дед и отец мой родиною города Самары конные стрельцы, и дед мой в том городе умер, а отец мой из того городу пришел на Яик в прошлом 1653 году и на Яике умер, а я в казачью службу приверстан служить с другими казаками тому восемнадцать лет, при атамане Федоре Семенникове, детей и работников у меня нет (неграмотный).
Того же числа, в той же розыскной канцелярии, той же сотни казак Федор Фомин, сын Неводовсков сказал: от роду мне тридцать пять лет, родился я на Яике, а дед и отец мой родиною Симбирского уезда, дворцовой слободы Кандараки пахатные казаки, и дед мой в той слободе умер, а отец мой из той слободы пришел на Яик в прошлом 1643 году и на Яике умер, а я в казачью службу приверстан с другими казаками служить, тому восемнадцать лет, при атамане Ворфоломее Сергееве; у меня сын Игнатий двух лет, а работников у себя не имею (неграмотный).

 Отправлено: 06.04.17 14:09. Заголовок: 9/109

УВВ 1869 №22 стр. 3, 4, 5

1723 года октября в 11 день, в Розыскной канцелярии нижеследующие казаки показали о своем происхождении: 12-й сотни казак Семен Марков Челдыбак; от роду 37 лет, родился на Яике, дед и отец родиною волохи, дед в той волохской земле умер, а отец был завоеван ногайскими татарами, пришел от них на Яик, в 1657 г. и умер на Яике, приверстан я в службу, при атаманстве Федора Семенникова, тому 18 лет, детей три сына, батраков и работников нет (неграмотный).
13-й сотни казак Иван Иванов Емуранов: от роду 19 лет, отец и я родились на Яике, а дед родиною нагайских татар, завоеван яицкими казаками в 1643 г. и крещен на Яике, где умерли дед и отец, а в казачью службу приверстан тому два года, при атамане Иване Щербакове, у меня брат Антип 12 лет, детей и работников нет (неграмотный).
Той же сотни казак Степан Мартемьянов Лютунин, от роду 25 лет, дед и отец родиною были шведы выборNовского (выборгского) уезда, деревни Каргукула (нынешний город Каргополь Олонецкой губернии), и я из той деревни завоеван яицкими казаками и привезен на Яик, крестился в прошлом 1706 г., а в казачью службу приверстан тому третий год, при атамане Иване Щербакове; детей и работников нет (неграмотный).
В 1706 году в Шведской войне было 500 казаков из Яицкого войска, котороые посланы были туда с Яику в 1704 году. Таких завоеванных шведов, оказывается, вывезли казаки из Финляндии немало. Без сомнения это не шведы, а Фины.
Октября 24 дня, 14 сотни, казаки Степан Карпов Горбушин: от роду 20 лет, родился на Яике; дед и отец были польской породы и жили в городе Мингилеве (Могилеве?), где дед и умер, отец пришел на Яик в 1673 г. и ныне на Яике в казаках, а я в казачью службу приверстан при атамане Иване Щербакове, тому два года; детей работников и батраков нет (неграмотный).
Если положим, что отец Горбушина пришел на Яик в 1672 году, 20 лет, то в 1723 году ему было уже 70 лет, а он еще служил в казаках. Этот и другие еще более резкие примеры, которые увидим ниже, показывают, что казаки служили до сокрушения сил, потому что отставка хотя тогда и существовала, но так как общественное и частное хозяйство было в самом зачаточном состоянии, а подмога давалась от войска, то и не торопились казаки выходить в отставку.
Той же сотни казак Никифор Найденов: от роду 32 года, дед и отец родиною были можайской орды, дед умер в орде, а отец пришел на Яик и крестился в 1643 году и здесь умер; я родился на Яике же, а в казачью службу приверстан, при атамане Федоре Семенникове, тому 18 лет (значит 14 лет от роду), детей у меня три сына; батраков и работников нет (неграмотный).
Не можем ничего сказать, что это была за можайская орда, к которой принадлежал дед Найденова, и такого имени, кроме города Можайска (Москов. Губ.) не знаем ни в каом приложении.
Той же сотни казак Андрей Прокофьев Гребенсков: от роду 24 года, родился на Яике; дед и отец родиною города Гребенска гребенские казаки; дед в том городе умер, а отец пришел на Яик в 1683 году и на Яике умер, а я приверстан служить при атамане Федоре Арапове, тому 4 года; детей и батраков и работников нет (неграмотный).
Октября 26 дня, 15 сотни казак Владимир Иванов Мещеряков: от роду 40 лет; родился на Яике; дед и отец родиною города Симбирска записнные Императорского Величества неводчики,- пришли из Симбирска на Яик в прошлом в 1687 году и умерли на Яике, а приверстан служить тому 20 лет, при атамане Осипе Белоусове; детей, батраков и работников нет (неграмотный).
Тут небольшой анахронизм. Мещеряков, вместо «государевы неводчики» назвал деда и отца «Императорскими неводчиками». По всей вероятности, при Петре Великом государевых неводчиков на Волге скоро не стало вовсе.
Ноября 1 дня, 20 сотни казак Михайло Григорьев Григорьев: от роду мне 23 года, родился и крестился на Яике; дед и отец родиною калмыцкия породы, завоеваны яицкими казаками в 1673 8оду и на Яике умерли; приверстан в службу при атамане Григории Меркульеве, тому 7 лет; детей, батраков и работников нет (неграмотный).
Той же сотни казак Василий Иванов Плеханов:от роду 38 лет, родился на Яике; дед и отец родиною белогорские черкасы, дед умер в Бел-городе, а отец пришел на Яик в 1663 году и умер , а в казачью службу приверстан тому 19 лет, при атамане Федоре Семенникове; детей и работников нет (неграмотный).
Белогорские черкасы, это жители Аккермана, или Бел-города; они назывались в войсках крымских ханов, белгородскими казаками (Истор. Род. Соловьева, т. 6.)
Той же сотни казак Козма Иванов Болдырь: от роду 48 лет; дед, отец и я родиною чувашской породы, казанского уезда, деревни Батубаевой, ясашные; дед и отец там и умерли, а я пришел на Яик и крещен в 1703 году, в казачью службу приверстан при атамане Федоре Семенникове, тому 13 лет; детей , батраков и работников нет (неграмотный).
Ноября 9 дня, казак Яков Иванов Буянов: от роду 20 лет; дед и отец родиною города Самары, дед был подьячий, и там умер, а отец пришел на Яик в 1694 году; приверстан в казачью службу, при атамане Григории Меркульеве, тому два года; детей, батраков и работников нет (неграмотный).
18-й сотни казак Федор Андреев Калмык: от роду 30 лет, дед и отец родом Сибирские черные калмыки; дед умер, а отца завоевали сибирцы и продали уфимцу, посадскому человеку Филипу Казанчикову и у него во дворе крещен; я родился на Уфе и пришли мы на Яик в 1701 году; отец умер, а я в казачью службу приверстан тому 12 лет, при атамане Федоре Семенчикове; детей нет, работников один (неграмотный).
17 сотни казак Иван Кондратьев Дехтерев: от роду 40 лет; дед и отец родиною поляки, завоеванные под городом Смоленском; дед умер в Смоленске, а отец из Смоленска сошел жить в Самаре, служил иноземческую службу и умер; я родился в Самаре и пришел на Яик в 1703 году, в службу приверстан тому 18 лет, при атамане Осипе Белоусове; детей два сына, батраков и работников нет (неграмотный).
Тут, по видимому, описка, или не верно показал Калмык: из множества показаний казаков, приверстанных в службу тому 18 лет, т.е. в 1705 году видно, что в том году был атаманом казак Федор Семенников. Белоусов же хотя и был не раз атаманом, но раньше его. Могло бы быть то, что хотя атаманы выбирались в те времена на один год, но как выборы бывали в зимнее время, то могло бы и прийтись так, что в конце, например, 1704 года был атаманом Семенчиков, а в 1705 Белоусов. Но из показаний казаков Мещерикова, Плеханова, Яманова и других видим, что в последний раз был атаманом Осип Белоусов в 1703 году, а в 1704, 1705 и 1706 годах был атаманом Федор Семенников.
Той же сотни казак Михайло Григорьев Яманов: от роду 30 лет, родился на Яике; дед и отец родиною были черные калмыки и завоеваны яицкими казаками; отец крещен на Яике в 1662 году и умер, а я приверстан служиь при атамане Федоре Семенникове тому 17 лет; детей и работников нет (неграмотный).
Той же сотни казак Иван Прокопьев Кучкин: от роду 26 лет; дед, отец и я родиною города Плтавы (Полтавы), запорожцы; дед и отец там умерли, а я пришел на Яик в 1708 году, а в казачью службу приверстан тому 12 лет при атамане Федоре Семенникове, есть сын 12 недель; батраков нет (неграмотный).
16 сотня казак Яков Евдокимов Замижалка: от роду 37 лет; отец и я родились на Яике, а дед на Дону в донском казачьем городке и пришел на Яик 1617 году; дед и отец померли на Яике, а я приверстан в службу тому 17 лет при атамане Федоре Семенникове; детей два сына; работник один (неграмотный).
Той же сотни казак Андрей Абрамов Люба; от роду 35 лет; дед, отец и я родиною чергашеня; я завоеван калмыками в малых летах, шел от них на Яик и крестился в 1714 году, а в службу приверстан тому 12 лет (в 1711 году) при атамане Матвее Миронове; у меня сын 2-х лет; работник один (неграмотный).
Здесь пришлось так, что за 12 лет (вероятно около 12 лет) были атаманами Семенников по показанию казака Кучкина, и Миронов, по показанию Любы.

 Отправлено: 06.04.17 14:09. Заголовок: 12/109

УВВ 1869 №23 стр. 10, 11

Октября 2 дня, 24 сотни казак Леонтий Алексеев Харитонов: от роду 40 лет; дед, отец и я родиною города Самары дворяне, - служили по дворянскому списку в городе, где умер дед и отец, а я пришел на Яик в 1710 году и приверстан в казаки при атамане Федоре Семенникове в том же году; детей, батраков и работников нет (грамотный).
Ноября 15 дня, 23 сотни казак, татарин Галта Асапкин, по своей вере и по курану, сказал вправду: от роду мне 55 лет; родился на Яике, а дед и отец были родиною горских черкас; отец мой от черкас пришел на Яик в 1623 году и умер, а я приверстан в службу тому 38 лет при атамане Прокофии Семенове; дети у меня Ишака, служит в казаках, Уразай не в казаках 17 лет, да работник чувашенин Аит (неграмотный).
Той же сотни казак, татарин, Балта Ятяпов; о роду 40 лет, родился на Яике; дед и отец были родиною нагайских татар, пришли на Яик в 1653 году и померли, а я в казачью службу приверстан при атамане Федоре Семенникове тому 20 лет; у меня два бурлака татары, а детей нет (неграмотный).
Той же сотни казак, татарин Бекеней Дюжеев: от роду 27 лет, родился на Яике; дед и отец старинные яицкого городка казаки и померли, а я в казачью службу приверстан при атамане Григории Меркульеве, тому 8 лет; детей и работников нет (неграмотный).
Той же сотни казак, татарин, Мункей Калмыков сын Калмыков, по своей вере и по курану, сказал: от роду 48 лет; дед, отец и я родиною калмыки, родился я в орде, в Ханов улусе; дед и отец там померли, я из орды пришел на Яик в 1703 году и приверстан в службу при атамане Федоре Семенникове тому 17 лет; детей и работников нет (неграмотный).
Здесь видим пример, что калмык, называется татарином и сказывается по курану.
Той же сотни казак, татарин, Джумай Богданов: от роду 33 года, родился на Яике, и дед и отец родиною башкирцы ушинского уезда Исецкой дороги, дед умер в башкирцах, а отец пришел на Яик в 1673 году и умер, а я приверстан в службу тому 13 лет, при атамане Семенникове; у меня сын Ахмет 7 лет и работник татарин (неграмотный).
Нужно заметить, что все те инородцы, поступившие впоследствии в казаки, которые были казаками завоеваны, как выражаются они в показаниях полковнику Захарову, а в том числе и башкиры и калмыки и шведы,- крестились или лучше сказать крещены были, а которые пришли на Яик сами, оставались в своей вере.
Той же сотни казак, татарин, Сотай Абызов; от роду 21 год, родился на Яике, а дед и отец родиною астраханские юртовые (имеющие в годе дома) татары, дед умер в Астрахани, а отец пришел на Яик в 1678 году и умер, а я приверстан в казачью службу тому год, при атамане Григории Меркульеве, детей и работников нет (неграмотный).
1724 года июня 5 дня, в той же Розыскной канцелярии, казак, татарин, Казей Кишкидеев, по своей вере и по курану, сказал: от роду мне 43 года; дед и отец родиною Трухменских татар, их завоевали калмыки в малых летах, жил в калмыцкой орде , из которой пришел на Яик в 1634 году и в казаках умер, а я пришел в службу при атамане Федоре Семенникове тому 25 лет; у меня дети: два сына пяти лет и одного году, да работник чувашенин. После поданного списку к смотру, отпущен я из станичной избы для торгу в орду (калмыцкую) и был в Саратову, в Астрахане и в орде и дан мне из станичной избы от атамана Григория Меркульева об отпуске насторг (неграмотный).
В первой статье печатаемых здесь материалов вы видели, что полковнику Захарову, в данной ему инструкции, вменено было в обязанность, между прочим: «и об всех казаках и о прочих всяких пришлых людях у атамана и старшин взять за их руками подлинную ведомость и именные всем списки и т каждого человека всем сказки».
Полковник Захаров с приезда своего, после подачи ему атаманом именного списка казакам, собравши их, делать им смотр (тогда единственное селение у них был город Яицк), и топом уже принялся за перепись; причем казаки подавали о себе сказки. То же самое вероятно сделал он и июне 1724 года, после более чем полугодового перерыва переписи яицких казаков. В этом смысле, полагаем, нужно понимать слова в показании казака Кишкидеева о списке и смотре. Замечательно, что в показаниях 1724 года вовсе не упоминается о сотнях, когда как в 1723 году у каждого казака спрашивалось, какой он сотни.
1724 года сентября 13 дня казак, татарин, Клюмбет Таучев: от роду восемдесят семь лет, дед о отец мой родиною крымских татар; отец из Крыму пришел на Яик в 1599 году и умер, а я родился на Яике и в казачью службу приверстан служить тому семдесят лет, у меня сын Аран двадцати лет и после поданного списку умер; работников нет. К сей сказке оный татарин Кламбет знаме свое приложил такое (приложена танга).
Еще замечательный пример много раз бывшего в XVII столетии войскового яицкого атамана Осипа Белоусова. Хотя во время переписи полковника Захарова он уже не был служащим казаком, потому что был от роду ста лет, на Захаров запись в 1723 году и его показание без сомнения как показание о необыкновенно редком явлении человеческой силы и бодрости. Осип Белоусов показал, что дед и отец и он сам родиною города Темникова ,- были мурзы и крестились в том городе, а пришел он, Осип, из того города на Яик в 1643 году (20 лет от роду) и служил в казаках семьдесят шесть лет. Значит, служил старик до 97 года от роду. Из сравнения показаний казаков, кто при каком атамане и во сколько лет приверстан в казаки, видно, что казак Осип Белоусов был войсковым атаманом несколько раз в 1680 и 1690 годах.

 Отправлено: 06.04.17 14:10. Заголовок: 13/109

УВВ 1869 №24 стр. 2, 3, 4, 5, 6, 7

Если казаки служили в те времена, как видим, по семидесяти и по семидесяти шести годов и чуть не до ста лет от роду, то не мудрено, что в уральском войске, почти полтора столетия тому назад, оказалось, по переписи Захарова, действительно служащих казаком 3196 человек (считая тут и атамана), после того как в 1717 г. погибло с князем Бековичем Черкасским в Хиве 1500 таких же действительно служащих казаков. Спустя сорок пять лет после переписи Захарова, именно в 1768 году, было в Уральском войске 4200 служащих казаков. Отставка сушествовала как и прежде, во времена петровские, и в нее раньше выходили казаки, без сомнения вследствии развития войскового общественного и частного хозяйства относительно к тем прежним временам.
Того же года марта (?) дня выезжий калмык Даша Булатов, по своей калмыцкой вере вправду сказал: от роду мне 38 лет, отец и я родиною калмыки, жил отец мой в услуге у мурзы Назара и там умер, а я пришел на Яик с нижеписанными казаками в прошлом в 1720 году и по указу Его Императорского Величества, велено мне с упомянутыми калмыками жить в Яицком городке и служить казачью службу с Яицкими казаками вообще и по тому Его Императорского Величества указу служу и ныне на Яике и кочую с упомянутыми калмыками близ Яицкого городка; у меня дети: Абуша 11, Кушуд 9 лет, да полоненок Халча 12 лет.
Затем следует подпись по калмыцки и список калмык.
Вместо вышеописанного Даши Булатова руку приклал калмыцким письмом того же улусу калмыченин Дечюль (Затем калмыцкая подпись).
А вышеуказанную сказку толмачил Дате Булатову яицкий казак татарин Балта Утяпов.
Ноября дня калмыченин Адис Хишинов: от роду 60 лет; дед, отец и я родиною Лекбеи мурзы улусу; из того улусу, пришел я на Яик в улус Яицкого казака Даши Булатова, (предыдущего по сказке) к 1723 году и служу в казаках с того года (Неграмотный).
Калмыченин мальчик Шашыков, 20 лет, родиною улусу Мурзы Четырвы, пришел на Яик в прошлом 1723 году в улус казака Даши Булатова и с того года служу в казаках. (Неграмотный).
Татарин Стенка Баганаев, по своей калмыцкой вере, сказал: от роду мне 37 лет, дед, отец и я родиною улусу Мурзы Четыревы; пришел я на Яик в 1723 году в улус казака Даши Булатова и с того года служу в казаках. К сей сказке я Стенка тавру свою приложил.
В тоже время и в тот же улус казака Булатова пришел калмык Данжа Баганаев и другие.
В переписи полковника Захарова значится: по присланному Его Императорского Величества указу в Государственной военной коллегии в 1722 году, повелено, калмыченину Даши Булатову со своими улусными калмыками служить Его Императорского Величества службу с яицкими казаками вопче. «По имеющемуся тут списку значится: пришедших с Дашею на Яик 39, да после пришли к нему в улус 13 человек, а всего вошло в состав войска в 1720 и 1723 году 52 калмыка. С ними пришли и дети их и полоненники, за малыми леты в службу не годны», всего 36 мальчиков.
Сверх народностей, нами уже обозначенных в приведенных выше показаниях казаков полковнику Захарову, вошли в состав Яицкого войска, как показывает выписка из переписи ему, пришлые и пленные (завоеванные, как выражаются казаки в своих сказках), чуваши, мордвы, вотяков. Более всего пришлых на Яик из крестьян, преимущественно же из помещечьих. От них произошли и замечательные впоследствии фамилии в Уральском войске, Акутиных, Бородиных, Мизиновых. После подачи полковнику Захарову атаманом именных списков бежало, во время переписи, с Яику 107 служащих казаков, отставных 3, а из пришлых 112 человек, да умерло казаков 54 и из пришлых 34.
Всего по переписной книге полковника Захарова оказалось в Яицком войске: атаман 1 и казаков, в службу годных, 3195, отставных 219, казачьих детей и братьев, племянников и шурьев, за малолетством в службу негодных, 2357; пришлых, которые живут своими дворами (но не казаки), батраков и работников 324; у них детей (мужеска пола) 29, - итого 6124 человека.
Помещая ниже материалы, относящиеся к выходу из Хивы некоторых яицких казаков, бывших в яицкой экспедиции с капитаном гвардии, князем Александром Бековичем Черкасским, не лишним считаем вкратце напомнить читателям забытые происшестия этой несчастной экспедиции, прерванной трагедией в широких размерах, благодаря легковерию и потом малодушию Бековича, или же вообще говоря, по ошибке его, доселе хорошо не объясненной.
Первое сношение русского правительства с хивинским было при Иване Васильевиче Грозном, после завоевания Астраханского царства. В 1557 г. ханы Хивинский и Бухарский присылали к нему с великим челобитьем, чтобы Государь дал дорогу купцам их в Астрахань (*)
*- История России Соловьева.
При царе Алексее Михайловиче, в 1670 году, сношения возобновились, а в 1700 году посланец хивинского хана Шаниаза вручил Петру Великому ханскую грамоту , в которой тот просил принять его, со всем подвластным ему народом, в подданство России. Петр Великий изъявил свое соизволение грамотою, от 30 июня, а в 1703 году подтвердил его новому хивинскому хану Арап Махмету. В 1773 году приехал в в Россию туркменский хаджа Нефес и, подружившись с князем Самоповым, который был родом из Гилана, сообщил ему в тайной беседе, что желает предложить царю завоевать, с помощью туркменцев, страну при Аму-Дарье, где будто бы находится золотой песок. Он рассказал, что узбеки, владычествующие в Хиве, опасаясь России, засыпали устья этой реки, которыми она внападала в Каспийское море, но что можно без больших усилий уничтожить плотину и получить устье (*).
(*) – Сношения России с Хивою и Бухарою при Петре Великом, А. Попова
Тогда же Сибирский губернатор, князь Гагарин, донес, что в малой Бухарии, при городе Эркет, на реке Дарье, есть золотой песок. Он предлагал завладеть этим городом, брался устроить крепости на Иртыше близ Ямышева озера, а потом по усмотрению и других, - составить войска, даже содержать их из доходов его губернии и только для сопротивления калмыкам, под властию которых находился Эркет, просил два или три полка регулярных и уфимских башкирцев (**), на что Петр Великий согласился собственноручной резолюцией.
(**) – Миллер, Известия о песочном золоте, Ежемес. Сочин. 1760 г. книг. 1.
В тоже время был в России хивинский посол Амерби. Он предлагал Петру Великому построить крепость близ засыпанного устья Дарьи, при Каспийском море, и поставить в ней гарнизон.
Петр Великий положил исследовать оба заявления на местах: “Проницание его видно, что если и не найдетсЯ искомое в реках тех золото, то по крайней мере найден будет новый способ к получению онаго посредством торговли через те страны с самою Индией». (***) и отправил две экспедиции, одну в малую Бухару с капитаном Буягольцем, другую в Хиву с князем Алекмандром Бековичем Черкасским. Мы будем говорить о последней.
(***) Голиков, Деяния Петра Великого, Т. V.
Писавшие об уральском казачьем войске разногласят во времени хивинской экспедиции князя Бековича Черкасского. Анучин (в статье «Происшествия на Яике в 1772 году») (*) говорить, что она была в 1714 году, Броневский («История донской земли», ч. 3)- в 1715 году, Рябинин («Уральское казачье войско», ч. 1) – в 1716 году по Левшину («Истричесмкое и статистическое описание уральских казаков») и Жуковскому («краткое обозрение событий Оренбургского края») – в 1717 г. по словам одних казаков, участвовавших в хивинской экспедиции и вышедших впоследствии из плена, была она в 1715 году, по словам других – в 1716 г., в 1717 году.
(*) «Современник»1862 г. №4 «Пушкин, в своей истории Пугачевского бунта, и все не упоминает о хивинской экспедиции князя. Бековича Черкасского
26 мая 1714 года Петр Великий дал Сенату собственноручный указ «Послать в Хиву с поздравлением (вступлением) на ханство, а оттоль ехать до Бухары в Хриву, сыскать дело торговое; дело настоящее то, чтобы проверить про город Иркень, сколь далеко он от Каспийского моря, и нет ли каких рек оттоль. Иль хотя не от самого того места, одинакож в близости к Каспийскому морю, (**), а 29 мая написал собственноручно указ Бековичу Черкасскому, повелевающий ехать ему в Хиву для сыскания старого устья реки Дарьи (***). С позравлением к Хану посол был отпрвален, а князь Бекович Черкасский к 28 октября 1714 года снарядился в Астрахань Экспедицией, в которой участвовало 100 яицких казаков, и 7 ноября пустился в море к Гурьеву- городку, но не достигнувши его и потерявши два струга при устье Терека, где затерло их льдом, возвратился в декабре в Астрахань. То была экспедиция Бековича в 1714 г.
(**) – Голиков, Деяния Петра Великого, Т. V.
(***) – Там же.
Давши знать о выступлении своем 7 ноября в море Казанскому губернатору, боярину Салтыкову, которому повелено было от Государя содействовать экспедиции войском и деньгами, князь Черкасский просил его выслать в Гурьев-городок к весне следующего (1715) года 500 яицких казаков, которых он там и нашел 25 апреля 1715 года, когда пустился снова в экспедицию, но отправил их обратно в Яик, а сам пошел к восточному берегу Каспийского моря до залива Тюк-Караган. Высадившись, он старался разведать от туркменцев, бывших тогда под властью, принявшего руксское подданство, калмыцкого хана Люки, о прежнем течении Дарьи, послать астраханских дворян Федорова и Званского, под руководством вышеупомянутого туркменца Хаджи Нефеса, осмотреть местность которую указывали туркменцы и возвратиться к Красным водам, где, по сказанию,впадала прежде Аму-Дарья в Каспийское море, и сам отправился туда же.
Хаджа Нефес с дворянами достиг в 11-17 дней , на верблюдах, реки, или урочища Карагач, где сходились дороги их с путем от Астрахани в Хиву и начинался земляной вал в 1 /4 арш. вышины и 3 сажени ширины. По уверению туземцев вал тянулся верст на пять расстоянием верстах в двух от Аму-Дарьи. Река была в разливе и вода достигала самого вала. С этого места предложили провожатые своротить с большой дороги вправо в степь. Верст около 20 шла экспедиция спетью до места, где начинается укзий дол, продолжавшийся, по сказанию туземцев, до Каспийского моря и составлявший некогда русло Аму-Дарьи. Три дня шла она по этомй долу; по обоим сторонам ее тянулись возвышения, там были берега, и на них заметны были развалины городов и селений. Местами впадали в него узкие, сухие овраги, казавшиеся каналами, и вероятно были проведены в прежнее время из рек для орошения полей. Дойдя до урочища Ити-Ибрагим, туземцы отказались провожать экспедицию далее, говоря, что не ручаются за ее безопастность от нападения хивинцев. Хаджа Нефес не упоминает в своем показании о последнем урочище, и говорит: «не доходя до Карагача за три дня, в стене, находятся развалины городов Алан и Кой и возле них пресное озеро». (*)
(*) - Попов. Сношения России с Хивой и Бухарой при Петре Великом. Мы выписывали это в подробности для того, что это нужно будет знать при рассказе об экспедиции князя Берковича собственно в Хиву, в 1717 году.
Запасшись водою в Карагаче, Экспедиция свернула с дороги и, возвратившись в две недели безводною степью к красным водам, рассказала узнанное ей князю Черкасскому. Не удовольствовавшись добытыми сведениями, князь послал астраханского дворянина Тарановского осмотреть часть предполагаемого русла Аму-Дарьи от урочища Ати-Ибрагим до Каспийского моря; но провожатые под тем же предлогом, как и прежние, нее довели его до урочища и ему удалось осмотреть лишь часть такой долины, доходившей до моря. Тем не менее князь Черкасский пришел, кажется, к тому убеждению, что действительно этот дол был некогда руслом Аму-Дарьи, а пяти-верстный вал служил плотиною, которою воды ее повернуты были от Каспийского моря к Аральскому.
Пока ходжа Нефес и астраханские дворяне разведывали о преднем русле Дарьи, морские офицеры сняли на карту часть восточного берега Каспийского моря, которую, вместе с добытыми сведениями, отослал князь Бекович к Петру Великому, а сам с флотилией возвратился в Астрахань 9 октября 1715 года, а в январе 1716 шгода приехал в Москву (**).
(**) – Там же.
Это была его экспедиция 1715 года. Государь был в это время болен и, отправляясь за границу на воды, находился в Риге. Князь Бекович, пустившись вслед, явился к нему в Либав и объяснил обо всем. Заботясь со всею энергией великого человека о расширении отечественной торговли, Петр решил исследовать о песочном золоте рек, текущих в Хиве и Бухаре, и распространить как власть свою в тех странах, так и торговлю до самой Индии (***), для чего назначил экспедицию в Хиву под предводительсквом того же князя Черкасского, наградив его чином капитана лейб-гвардии Преображенского полка и собственноручно начертал ему следующую инструкцию.
(***) – Голиков. Деяния Петра Великого, т. Vi.
1) Надлежит над Гаваном, где было устье Аму-Дарьи реки, построить крепость человек на тысячу, о чем просил посол Хивинский.
2) Ехать к Хану Хивинскому послом, а путь иметь подле той реки, и осмотреть прилежно течение оной реки, тако-же и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить в старый пас (*); к тому же прочия устья запереть, которые идут в Аральское море, и сколько к той работе потребно людей.
(*) – Его Величеству донесено было, что сия река прежде текла в Каспийское море, но отведена плотиною в Аральское море, то и желал Монарх паки обратить ее в Каспийское, дабы из сего моря свободно было в оную проходить. Голиков. Деяния Петра Великого. Т. VI.

3) Осмотреть место близ плотины, или где удобно, на настоящей Аму-Дарье реке, для строения же крепости тайным образом; а буде возможно будет, то и тут другой город сделать.
4) Хана хивинского склонять к верности и подданству, обещая наследственное владение оному; для чего представлять ему гвардию к его службе и чтобы он радел в наших интересах.
5) Буде он охотно примет, а станет желать той гвардии, и без нея ничего не станет делать, опасаясь своих людей, то оному ее дать, сколько пристойно, но чтоб были на его плате; а буде станет говорить, что перво нечем держать, то на год и на своем жаловании оставить, а впредь чтобы он платил.
6) Если сим или иным образом склонится Хивинский Хан, то просить его, дабы послал своих людей, при которых и наших два человека было, водою, по Сыр-Дарье реке вверх до Иркеты городка для осмотрения золота.
7) Также просить у него судов, а на них отпустить купчину по Аму-Дарье реке в Индию, наказав, чтоб изъехал ее, пока суда могут идти, и оттоль бы ехал в Индию, примечая реки и озера и описывая водяной и сухой путь, и особенно водяной к Индии тою или другими реками, и возвратиться из Индии тем же путем; или ежели услышит в Индии еще лучший путь к Каспийскому морю, то оным возвратиться и описать.
8) Будучи у Хивинского Хана, проведать и о Бухарском, не можно ль его хотя не в подданство, ежели того нельзя сделать, но в дружбу привести таким же маниром, ибо и там такой ханы бедствуют от подданных.
9) Для всего сего надлежит дать регулярных четыре тысячи человек, судов сколько потребно, грамоты к обоим ханам, также купчин к ханам и к Моголу.
10) Из морских офицеров поручика Кожина и навигаторов человек пять или более послать, которых употребить в обе посылки: первая под образом купчины, другая к Иркети.
11) Инженеров из учеников Куломавых дать двух человек.
12) Нарядить казаков яицких полторы тысячи, гребенских пять сот, да сто человек драгун и доброго командира, которым идти под образом провожания каравана из Астрахани и для строения города, и когда оные придут к плотине, тут велеть им стать, и по той реке, где плотина, прислать к морю для провожания его, сколько человек пристойно. Выше писанному командиру накрепко смотреть, чтоб с обывателями земли ласково и без тягости обходился, и, для делания там города, отпустить с помянутыми конными несколько лопатов и кирок.
13) Поручику Кожину приказать, чтобы он там разведал о пряных зелиях и других товарах; и как для сего дела, так и для отпуска товаров придать ему Кожину двух челове добрых людей из купечества, и чтоб оные были не стары.
По сим пунктам господам сенату с лучшею ревносию сие дело как на искорья отправить, понеже зело нужно. (*)
(*) – Там же.
Поручик Кожин, состояв в экспедиции князя Бековича Черкасского и в его распоряжении, должен был, под образом купчины, ехать вверх Аму-Дарею или другими реками, в нее впадающими, «дабы до Индии путь водяной сыскал,» для чего дана ему собственноручная инструкция Петра Великого.

 Отправлено: 06.04.17 14:11. Заголовок: 18/109

УВВ 1869 №25 стр. 5, 6, 7, 8, 9

Из Либавы послал Государь князя Черкасского, с данной ему инструкцией, в Сенат при следующем указе, «Понеже капитана князя Черкасского отправили мы пока, откуда он приехал, и что ему там делать, о том дали ему пункты, и чего он против всех пунктов будет от вас/нас требовать, также и сверх того, и в том чините ему отправление без задержания».
На основании этого указа и инструкции, князь Бекович Черкасский, в доношении, 4-го марта 1716 года, просил у Сената дать ему для новой экспедиции в Хиву 1500 драгунов, 2500 пехоты и 2000 казаков с денежным и вещественным довольствием на три года, со всеми перевозочными средствами сухопутными и водою,- дать грамоты к ханам Хивинскому и Бухарскому и к Моголу и содержание на 500 человек гвардии к первому, если он ее потребует,- 24 пушкарей, 2 инженеров, 3 лекарей с аптекою и разные инструменты.
Сенат распорядился, через казанского губернатора, чтобы в новую экспедицию с князем Черкасским было послано 4000 регулярного войска, 100 драгунов, 1500 яицких казаков и 500 гребенских, и дано было все прочее, о чем просил князь в своем доношении Сенату, а к ханам Хивинскому и Бухарскому и к Моголу изготовлены были грамоты. Сверх того предписано было казанскому губернатору боярину Салтыкову, а в Астрахань коменданту, исполнять все требования князя Черкасского (*).
*- Голиков. Деяния Петра Великого, Т.VI 4 и 14 марта 1716 года. Журнал Петра Великого, Указ Сената боярину Салтыкову 15 марта.
Между тем слух о намерении Петра Великого построить город на берегах Каспийского моря дошел до Бухарии. Хан бухарский, одобряя это намерение (как писал он астраханскому обер-коменданту Чирикову) в видах обезопасения взаимных торговых сношений, послал в Россию для тех же целей посла Аулибека Топчибаша с 62 человеками свиты, который 22 февраля 1716 года прибыл в Астрахань. Князь Бекович Черкасский, отправившись в марте месяце через Москву в Астрахань, нашел там бухарское посольство и написал о нем Петру Великому. По указу царя, присланному из за границы (от 13 мая 1716 года) о ласковом приеме посла и о задержании его до возвращения князя Бековича из экспедиции., Сенат распорядился, чтобы посольство было принято в Астрахани и отправлено через Саратов на Москву.
В сентябре 1716 г., князь Бекович готов был со всем в экспедицию, но ветры задержали его в море, так что только 6-го октября мог он пуститься в Тюк-Карманский залив, куда прибыл через три дня и где встретил его знакомый нам туркменец Хаджа-Нефес.
В тогдашний экспедиционный отряд князя Черкасского вошли: пехотный полк, полковника Кушникова, из Астрахани в 1373 человека, пехотный полк из Казани полковника Хрущева в 1244 человека, пехотный полк из Азова полковника Фон-дер-Видена в 1100 человек, 500 пензенских драгунов, присланных казанским губернатором Салтыковым под начальством полковника Фон-Франкенберга и у него же 100 драгунов астраханских. Яицкое войско, к прежней (наряд 1714 года сотне, выставило по требованию Сената, в ведении которого состояли тогда казаки, 1000 казаков под начальством походного атамана Никиты Трифонова Бородина, а Гребенское 500 своих казаков с походным атаманом Басмановым. В отряде было 26 пушкарей с 22 орудиями, 217 матросов, морские чины (в числе их поручик Кожин) и прислуга, инженер с двумя учениками, лекаря с походными аптеками и при КНЯЗЕ Черкасском, для особых поручений, 20 астраханских дворян, 15 подьячих, толмачи и еще стольник князь Самонов (из Гиляна), которому хаджа-Нефес, как мы видили в начале этой статьи, первому передал, в тайной беседе, желание свое услужить Петру Великому на счет страны при Аму-Дарье. Сверх тго были коммисары для раздачи жалования, подчиненных одному бригадир-коммисару, майору Волкову, про…тмейстер казанский дворянин К…инифов, и для для наблюдения за ними – фискалы. Флотилия князя Черкасского состояла всего из 66 различной величины судов и 3-х плузков (для перевозки леса на постройку изб). На снаряжение этой экспедиции израсходовано из доходов казанской губернии 218 081 руб. с алтынами, (*) не считая того, что стоило казачьим войскам выставить Яицкому 1100, и еще особо, после сего около 900 человек из которых 500 возвращены князем из Гурьва в домы, а 400 пошли на Хиву, в числе 1500 человек и Гребенскому 500 казаков (**).
*- Журнал Петра Великого, т.II? стр. 376-377.
**- По словам гребенского казака Ивана Яковлева, бывшего в числе других в экспедиции и выкупленного в 1731 году из хивинского плена тамошним купцом армянином Аритуном за …(115) руб, было казаков от Гребенского войска «по наряду с князем Бековичем Черкасским под Хиву триста человек» (его доношение Государственной военной Коллегии, от февраля 1731 года. Архив воен. Кол. Казак, повытья кн.№12).
Мы сообщим здесь сведения о стоимости Яицкому Войску всех нарядов из него в распоряжение князя Бековича Черкасского для его хивинской экспедиции, извлеченными нами из ненапечатанной еще нигде, челобитной яицких казаков, Петру Великому, поданной ими 12 октября 1720 года, о пожаловании их «на 2600 человек своим Царского Величества денежным жалованием и сукнами, порохом и свинцом, и ядрами, и пушками, и колоколами, и за приезды наши когда в которое время для ваших Царского Величества дел ни приедим, також и подъемным своим Великого Государя жалованием, за скудность нашу, дабы нам чем впредь твою Великого Государя службу было служить.
Поход с князем Алесандром Черкасским, атаман был отправлен Иван Кательников, а с ним было 100 человек; а подмоги им дано: атаману 40 руб., асаулу 30 руб., знаменщикам двоим по 25 руб., рядовым по 20 руб., итого 2040 руб. (Это наряд из яицкого войска в 1714 года).
Поход с ним же с князем Черкасским; атаман был отправлен Зиновий Михайлов, а с ним было 500 человек; подмоги им дано: атаману 45 руб., асаулам четырем человекам по 30 руб., знаменщикам четырем человекам по 25 руб., рядовым по 15 руб., человеку, и того 3610 руб. Это наряд 1715 гшода. Мы выше видели, что в том году 500 человек были отпущены князем Бековичем обратно в домы.
«Поход с вышеописанным же князем Черкасским в прошлом 716 году: атаман Никита Трифонов (Бородин), а с ним было 1102 человека; а подмоги им дано: атаману 42 руб., полковнику 35 руб., асаулам по 32 руб., восьми человекам, знаменщикам по 25 руб. шести человекам, писарю 20 руб., рядовым по 14 руб., (по 16 денег человеку, итого 14905 руб.,»
«Поход по штаринному (?) твоему Великого Государя указу велено выслать с ним же князем Черкасским 448 человек, а мы, рабы твои, отправили 368 человек; а подмоги им дано: атаману 40 руб., асаулу 30 руб., знаменщикам двоим человекам по 25 руб., рядовым по 22 руб. человеку, итого 4652 руб. Это был последний наряд из Яицкого войска для Хивинской экспедиции князя Бековича Черкасского, 1717 году. Все же снаряжения для экспедиции его стоили яицким казакам 25 207 руб.
Кстати скажем здесь, что через недолгое время после этой экспедиции, до и в 1730-х годах, войсковая наемка (подмога) сильно понизилась: мы видели из имеющихся у нас сведений, что при снаряжении отрядом в Низовый корпус (*) давало тогда Яицкое войско подмоги атаману 11 руб., 60 1/2 коп., полковнику (при тысячном, или 2-х полковом отряде:) по 6 руб. 66 2/3 коп., двум есаулам 10 р., сотникам 10 р., хорунжим и квартирмистру по 4 руб. 33 2/3 коп., полковому писарю 3 р. 50 коп., казакам по 3 руб.
*- Эта служба началась у Уральского войска при Петре Великом, с 1724 г. и продолжалась почти безпрерывно до окончания Турецкой (румянцевской) войны при Екатерине II, командировалось на нее из Яицкого войска от 100-1000 казаков и более.
На Тюк-Карагане оставил князь Бекович Казанский полк (Хрущева в 1244 человека) для постройки крепости, которую еще в недостроенном виде назвал Петровсою; между тем отправил посольство (Ивана Воронина и Алексея Святого) в Хиву, а дворянина Давыдова в Бухару, которого повез морем до Астрабада поручик Кожин; сам же со всеми остальными силами поплыл 24 октября, вслед за Кожиным, к Красным водам, где велел (полковнику Фон-дер-Видену) строить еще крепость.
Не только посольство дворянина Давыдова в Бухару, но и высадка его в Астрабаде не удались по причинам, положительно не известным, так как оказалось после, по донесению поручика Кожина, что к этому не допустили его жители Астрабада, а по словам князя Самонова, которого посылали туда после Бековича для дознания дела наместе,- что сам Кожин не допустил высадки посла Давыдова, хотя для этого и высланы были астрабадским ханом проводники и лошади.

 Отправлено: 06.04.17 14:12. Заголовок: 21/109

УВВ 1869 №26 стр. 2, 3, 4, 5, 6.

Время для экспедиции в Хиву было опоздано и князь Бекович возвратился в Астрахань 20 февраля 1717 года сухим путем на туркменских верблюдах, а суда оставил в Красных водах, с намерением приготовиться весною к новой экспедиции, настоящей экспедиции в Хиву.
Для этой экспедиции имелись однако же неблагоприятные сведения. Посланцы Бековича Воронин и Святой писали ему, что в Хиве приняты они дурно, и с ними не только не хотят объясняться, и просто на просто держат их за караулом и не хотят выпускать из христианских владений,- что Хивинское правительство недовольно постройкою русских крепостей на чужой земле и что против этого готовится хивинское войско, из которого передовой отряд в 1000 человек уже послан против русских. Поручик Кожин имел также известие от калмыцкого хана Аюки о враждебной встрече, готовящейся русским, равно и о том, что послов русских держат в Хиве не в чести (*).
(*) - Попов. Сношения России с Хивой и Бухарой при Петре Великом.
Нужно сказать к тому, что хан Аюка, подвластный России, служил и нашим и вашим. Туркменцы, кочевавшие между Каспийским и Аральским морем, были тогда в его власти. Он давно не ладил с местными русскими воеводами, не говоря о набеге калмыков в 1708 году на население Пензенской и Тамбовской губерний, где выжгли они более ста сел и деревень и продали множество русских в рабство Хивинцам и Бухарцам, Персиянам и на Кубань,- вообще же не жил спокойно, так что значительная часть калмыков (до 10 000) переведена была из за Волги на Ма…ыч. А в то время, когда князь Бекович перед экспедицией 1715 года был в Астрахани, кубанский султан Бахты-Гирей напал на Аюки-хана и захватил его кибитки со всем имуществом. Самого Аюки-хана с семейством прикрыл князь Бекович своим войском. Во время прохода татар Бахты-Гирея мимо войска Бековича, Хан-Аюки требовал, чтоб стреляли в татар. Князь Бекович отказал. Хан Аюка принял это за обиду, которую и отмстил по своему, послав впоследствии к хивинскому хану известие, что князь Бекович под видом посольства идет в Хиву с войском, и сам в то время, когда гибли там все русские и с полководцем своим, не только примирился с врагом своим Бахты-Гиреем, но и послал ему с сыном своим войско в помощь против возмутившихся кубанских улусов (*)
(*) – Броневский. История Донского войска. Часть 3-я
«Из Астрахани князь Черкасский донес сенату о построенных им укреплениях, об оставленных там гарнизонах, и просил предписания, чтобы снабдили их провиантом и жалованием на 1771(наверно ошибка – 1717) год. Между тем он привел в порядок остальную часть своего отряда, присоединил к нему 49 юртовских татар, 12 человек армян, 5 бухарцев, 5 хивинцев, их проживающих в Астрахани, и несколько русских купцов. С Кавказа к нему приехали два его брата Сиюич и Ак-Мурза с 20 узденями. Гурьев-городок он назначил сборным местом для своего отряда и в апреле месяце уже отправил туда сухим путем Яицких и Гребенских казаков и юртовских татар, под начальством Мурзы Булата Т…баева. При нем немного осталось из них и сверх того батальон спешенных драгун с секунд-майором Пальчиковым и астраханским дворянином Михаилом Корейтовым. С казаками отправился торговый караван и военный обоз с верблюдами и с лошадьми оставшихся при князе драгунов и калмыков». (*) (?).
(*) – Броневский. История Донского войска. Часть 5-я
Вскоре от Тюк-Караган и Красных Вод приплыли суда, на которых и сам князь Черкасский отправился морем к Гурьеву-городку со всеми оставшимися при нем войсками, с князем Сомоновым, дворянами астраханскими, подъячими, толмачами и 7 пушками.
Собравшись у Гурьева-городка, отряд расположился лагерем в 4 верстах от города. Прежде отправления в поход князь Черкасский отделил одну часть во 100 человек для пополнения гарнизонов в Тюк-Карагане и у Красных Вод. В нарочно вырываемых колодцах в два-три дня вода портилась так, что становилась негодной для употребления. Их зарывали и делали новые. Недостаток помещения усиленныя крепостныя работы и наконец самый климат- все это вместе производило болезни и сильную смертность в людях, оставленных в устроенных вновь укреплениях. В одном Тюк-Караганском гарнизоне к маю месяцу 1717 года число умерших простиралось до 500 человек, а в Красноводском еще более. Чтобы поддержать только что естроенное укрепление, следовало усилить гарнизон его.
Но убавляя свой отряд, князь Черкасский надеялся дополнить Туркменами. С сею целью он послал к Аюке и подвластному ему султану Дарже астраханского дворянина Мартемьянова, чтобы просить его присоединить часть своих подданных к его отряду. Они однако же прислали только в проводники русскому отряду Манглая Кашку с 10 туркменами в виде посольства в Хиву, но отказали прислать военных людей, отговариваясь сильными жарами. Туркмены уже снеслись с Хивою, не хотели держать ни той, ни другой стороны, чтобы потом присоединиться к тем, на чьей стороне останется победа. Так и поступили они впоследствии.
Надежда на помощь со стороны Туркменов оказалась напрасною, а сверх того появились неожиданно новые враги. Каракалпаки, кочевавшие близ Гурьева, напали на казацкие табуны, угнали их в степь и взяли в плен 60 казаков. Князь Черкасский отправился за ними в погоню, догнал, отбил табуны и пленных и сам взял в плен 4-х каракалпаков.
«На седьмой день после пасхи, отряд простиравшийся до 2200 человек, выступил в поход. Оставив в леве большую хивинскую дорогу, по которой издавна ходили караваны в Хиву, он следовал новою малою дорогою; более удобною для отыскания конского корма и воды. В первый день пути ночевали близ реки Ак-Мурзы, потом в семь дней достигли Эмбы где отряд остановился на два дня для отдыха и устройства плотов для переправы. Через два дня пути от Эмбы отряд пришел к урочищу Быгочату, где вышел на большую хивинскую дорогу и по ней, на 5-й день, достиг до гор Иркетских. Под этим названием в сказке татарина Ахметева (*) разумеется Чиик или берег Усть-Урта, который проходя утесистыми скалами по всему западному берегу Аральского моря, простирается далее до самого Каспийского, составляя границы плоской возвышенности, разделяющей оба моря».
(*) – Яицкого казака, бежавшего из Хивы в то время, когда началось истребление русских отрядов изменнически.
«Взбираясь на плоскую возвышенность, дорога идет вблизи берега Аральского Моря. По ней отряд шел 7 недель. На половине пути, у колодца Чилдан, туркменец Кашка, бывший проводником отряда, вместе со всеми другими, бежал из лагеря. Часть из них возвратилась в свои улусы, другие же обошли лагерь и наперед отправились в Хиву. Хаджа Нефес сделался проводником отряда, который следовал через колодцы Сан, Косшегозе, Белявли, Дурали до колодца Ялгызу, где князь Черкасский отделил сто казаков и отправил их вперед с астраханским дворянином Керейтовым. Он должен был отвесть письмо к Хану с уверениями в мирной цели посольства». (**)
(**) - Попов. Сношения России с Хивой и Бухарой при Петре Великом . с показания Яицкого казака Урахмета Ахметева,бывшаго в хивинском плену.
Связные известия о несчастном исходе хивинской экспедиции князя Бековича Черкасского, к которой готовился он, как видели мы выше, целых три года, почерпаются почти исключительно из показаний хаджи Нефеса, который вследствии измены туркменцев сделался вожаком экспедиции,- из показаний яицких казаков Федора Емельянова, Михайлы Спиридонова Белотелкина , едва вживе ускользнувших от смерти, или плена хивинского, астраханского юртовского татарина Алтына Уссикова(Уссинова) и яицкого же казака Ахметева.
Вот что рассказал об этом ходжа Нефес.
По отпралении дворянина Керейтова в Хиву, князь Бекович Черкасский, после трехдневного отдыха, двинулся вперед, оставив на месте до тысячи казаков, у которых пристали лошади и шел четыре дня до р. Каракумет, вытекающей из Хивинской Дарьи и имеющей горькую воду, а потом- тою рекою, по правой ее стороне и остановился на неделю в урочище Аккул-Река, чтобы забрать отставших казаков, за которыми и были поланы верблюды. Здесь получил он от хивинского хана Ширгази коня, да кафтан …арбатный и другие подарки, привезенные двумя татарами-хивинцами, с которыми приехал человек и от Керейтова. Князь Черкасский велел объявить о себе посланцам хивинским, что он остался позади и в обозе еще не прибыл; когда же подошли отставшие казаки, через два дня после приезда посланцев, тогда принял он подарки хана и сказал посланцам, что идет в Хиву не войной, а послан от Царского Величества и донесет о его велении пространно самому хану, когда свидется с ним. В тот же день князь отпустил хивинцев и человека Керейтова (*) обратно, в сопровождении двадцати казаков до р. Богдату, а на третий день после того продолжал поход по помянутой р. Аккуль еще в продолжении трех дней и остановился, в двух верстах от р. Карагачи на протоке. Отсюда шестьдесят казаков пошли было на реку для рыбной ловли, но взяты были хивинцами в плен.
(*) – В показании ходжи Нефеса ничего не говорится о том, за чем присылался человек от Керейтова и какие известия привозил он князю;, об этом увидим ниже из другого показания.
На следующий день, перед отъездом, как только, остановился отряд князя, после обыного перехода, хивинское войско напало на русский обоз и был бой до вечера, после чего хивинцы отошли и расположились в версте от русских, обставив себя караулом. Хивинцы выказывали себя во 100 т. человек, по словам же туркменцев их было около 60 т.; «а ружье-де у них хивинцев было, у конницы сайдак, да сабля и конья, да топорки, а у пехоты пищали, сабли, да топорки ж, а пушек не было». В главе войска был сам хан Ширгази.
В эту ночь князь Черкасский окопался с трех сторон, а с четвертой была вода, и поставил на валу семь пушек. В полночь явился к нему хивинец Ишим-Ходжа и сказал от хана, что било на него войско хивинское без его повеления, ибо его самого в войске тогда не было и что если князь пришел послом, а не боем, то хан уймет свои войска. Князь ответил присланному, что пришел послом, а не боем, и тут же отправил с ним астраханского юртового татарина Алтына Уссинова донести хану о том же, но Алтына не допустили к хану, а главный его полководец Кулун-Бей велел ему передать князю, что если у него есть какой повелительный указ о царском посольстве, то явился бы с указом сам к хану. Вскоре хивинское войско- конница и пехота- окружило укрепленный лагерь (крепость) князя и требовало того же. При этом хивинцы кричали русским, что если пришли они войной, то выходили бы в поле для битвы. Князь отвечал, что с ним военных людей для охранения небольшое число, с которым он опасается выйти из лагеря и что когда хивинцы отступят и удалятся от него за хана, тогда князь пойдет к нему с царским указом сам. Но хивинцы не отступали и в течении двух дней неотходно осаждали лагерь и били по русским, причем драгунов и казаков убито было человек с шесть. Князь Черкасский велел сначала стрелять через головы хивинцев, чтобы попугать их и вызвать на переговоры, но когда это не удалось, тогда направили орудия на них прямо и продолжалась пушечная и ружейная стрельба до вечера другого дня. Хивинцы отступили от лагеря на версту и вслед за тем снова явился к князю Черкасскому Ишим-ходжа с прежним уверением от хана, что хивинское войско самовольно напало на русский лагерь и с приглашением, чтобы князь шел к хану без опасения. Князь послал к хану татар Смайла-Мурзу и Кадагула с прежним ответом грозя ему ссорою Царского Величества и требуя в посольство к себе знатных хивинцев Кулун-Бея и Назара-ходжу. Часа через два Смайль и Кадагул возвратились с донесением, что видели хана, слышали от него то же уверение в самовольном нападении хивинского войска на русский лагерь и что хан при них же велел за это проколоть одному хивинцу ноздрю, другому ухо и, продернув бичевку, водить их по своему войску, а Колун-Бея и Назара-хаджу обещал прислать.

 Отправлено: 06.04.17 14:13. Заголовок: 24/109

УВВ 1869 №27 стр. 5, 6, 7, 8

Вскоре пришли к лагерю в Колунь-Бей с Назаром, а к ним на переговоры вышел сам князь Черкасский с князем Замановым и мир был заключен. Оба вельможи хивинские целовал каран за безопасность князя «и будущих с ним». По возвращении их в хивинские таборы, в тот же день, по приглашению хана чрез Ишима-ходжу, князь отправился к нему, взявши с собой Заманова, бригадир-коммисара Волкова и других начальных людей человек 50, да около 700 драгунов и казаков и повез подарки; лагерь же получил полковнику Фон-Франкенбергу и секунд-майору Пальчикову. Хан не допустил его до себя в этот день и князь переночевал среди хивинского войска, а на утро прислал людей в свой лагерь за запасами и только после обеда того дня был принят в ханской палатке. Мир был подтвержден. Хан целовал коран за безопасность князя, а князь целовал крест в том, что он прислан от Царского Величества послом, при чем представил хану и грамоту царскую. К вечеру приезжал в лагерь дворянин Званский с людьми от князя за всеми его царскими товарами.
Утром следующего дня хан с войском двинулся к Хиве; русские с князем шли в средине хивинского войска. Князь Черкасский прислал с дворянином Званским Фон-Франкенбергу и Пальчикову письмо, в котором приказывал сняться лагерю и следовать за собой. Три дня шли русские с Франкенбергом за хивинцами, верстах в трех от них, при наблюдательном хивинском отряде их 1000 конных узбеков, как бы под караулом, и на реке Порсузауле оба войска остановились вместе, в двух днях от хивы, но к князю Черкасскому наших близко не допустили. Вскоре явились в лагерь русские узбеки с предложением от хана разделиться на пять частей и следовать за ними для расположения на квартиры. Фон-Франкенберг и Пальчиков отвечали, что у них начальник не хивинский хан, а князь Бекович-Черкасский,- не поверили и дворянину Званскому, когда он в главе сорока человек приехал к ним с тем же приказанием от князя и тогда только оно было исполнено, когда Фон-Франкенберг отправился к самому князю и лично получил от него подтверждение. Разделившись на части по 600 и по 400 человек, русские были приняты в обоз узбеками, которые повели их разными дорогами в Хиву. Ту часть, в числе 400 человек, в которой был ходжа Нефес, повел хивинский туркменец Юмут. Как только тоделилась эта часть русских от других партий, хивинцы бросились вязать их, отняли оружие, обобрали весь скарб, какой был при них и разделили пленных порукам (ниже увидим, что тоже сделали хивинцы и с другими партиями). Ходжа Нефес достался туркменцу Аганаметю, который связав и его, отвел в свою палатку, неподалеку от палаток ханской и князя Черкасского и велел ему обвить голову чалмой по туркменскому обыкновению, чтобы хивинцы его не познали. Так как русские партии Юматовой не сопротивлялись, то хивинцы не били их.
Разобравши служивых людей, хивинцы принялись за убийства перед шатром хана. Первого казнили князя Заманова, за ним астраханского дворянина Кирьяка Елкономова, а потом вывели узбеки и самого князя Черкасского, сняли с него все платье, оставив в одной рубашке,- стоячего рубили его саблей и отсекли голову. Все это видел ходжа Нефес из палатки своего временного обладателя туркменца Аганамета. После казней хивинский хан, со всем остальным войском, снявшись с места, пошел на Хиву.
О дальнейшей участи русского войска, ходжа Нефес ничего не сказал. Всю первую же ночь, по прибытии в Хиву, договорился он с Аганомеем на счет своего выкупа, обещая прислать за себя ясырей двух калмык и за поручительством знакомых ему хивинцев, был отпущен домой в Туркмению, куда отправился в туже ночь перед рассветом. На пути туда он видел в семи местах до полутораста изрубленных трупов, без всякого сомнения русских.
Подданные персидского шаха кызылбаши были в повсегодной войне с хивинцами. Сведавши о последней экспедиции князя Черкасского, они собрались в Астрабад числом до 60 т., под начальством астрабадского хана Муси и ждали только вести от князя, чтоб двинуться вместе с ним на хивинцев, но вести не получили. Тем не менее они пошли по следам русского войска, но, узнавши вероятно об участи его, возвратились (*).
(*) – Из показаний ходжи Нефеса в казанской губернской канцелярии перед ближними боярами и губернатором казанским Петром Самойловичем Салтыковым с товарищи, 11 октября 1716 г., Прилож. Попова.
Из показания татарина Алтына Усенкова, который постоянно находился при князе Заманове, видно, что делалось с князем Бековичем Черкасским и с людьми при нем среди хивинского войска,- частию же и то, что происходило с учелевшими русскими в первые дни пребывания их в плену в Хиве.
По словам Алтына, хивинского войска было не более 15 т. О вступлении русских в хивинскую землю, о первом столкновении их с хивинцами, о нападении последних на укрепленный лагерь (крепость) князя Черкасского и последовавших затем переговорах его с хивинцами Алтын сказал то же, что и ходжа Нефес; а о посольстве к хану дворянина Керейтова следующее: человек, приехавший от него к князю Черкасскому на речку Ак-Куль вместе с двумя татарами-хивинцами, привезшими последнему подарки от хана Ширгази, был казак. Он сказал, что Керейтов и отряженные с ним 100 казаков приняты были в Хиве хорошо; хан прислал ему подарки и в течении недели на всех шло продовольствие; но как только явились к хану четверо изменников из десяти вожаков русского войска, двое калмык и двое туркменцев, Керейтов и казаки были заключены под стражу, а хан Ширгази собрал войско и выступил с враждебным намерением против князя Черкасского.
После отступления хивинцев от укрепленного лагеря (крепости), русского войска и заключения мира между князем Черкасским и Замановым, с подарками, пошли по приглашению хана в хивинские станы, войско хивинское расступилось и дало им дорогу; обоих князей разместили порознь в особые палатки близ ханского шатра, после чего хивинцы снялись и отошли на 4 версты от прежнего места. К хану допущен был князь Черкасский с князем Замановым только на другой день (татарин Алтын был при последнем). Царская грамота и подарки были приняты. Подарки состояли в сукнах, порешнах, луданах, соболях, сахар, в девяти серебряных блюдах и стольких же тарелках и ложках. Послов угощал хан обедом, во время которого играли русские музыканты «на габоях и били по накрам (?) и в барабаны, « а часа через два отпустил их, но вскоре прислал обратно князю принятые от него подарки. Оказалось, что сукна поднесены были «дранныя». Князь Заманов, найдя более выгодным сбыть подарки отдирками, по 5 аршин в куске (на хивинский зипун, халат), так и распорядился, но Бековичу об этом ничег не сказал. Возвращая подарки, хивинцы говорили князю Черкасскому: «для чего так они учинили и подарки принесли к хану их все дранные, а в листу-де государевом к нему хану написано, что посланы все в целости?- и то-де они, своровать хотели украсть у Царского Величества, или у него Хана». Принявши обратно подарки и отпустивши посланцев хана, князь Черкасский стал плакать и укорять князя Заманова, что по его вине сделалась эта беда . Князь Заманов оправдывался тем, что сделал это не для своей корысти, но для того, чтобы на остатки от подарков можно было им ехать из Хивы.
Когда оба войска - русское и хивинское, с князем Черкасским в средине, пришли на реку Порсунгуль (в двух днях от Хивы) и остановились вместе, верстах в двух один от другого, хан хивинский прислал на утро четырех узбеков к князю с предложением, чтобы он разделил как бывших при нем 700 драгунов и казаков на 5 частей, так и все прочее русское войско на 5 же частей, «для отводу по городам на квартиры, и из ружей им стрелять не велел бы». Все это князь Черкасский исполнил и, оставивши при себе из драгунов, казаков, юртовых татар и черкесов до двухсот человек, велел русским следовать за хивинскими узбеками, куда они поведут их, на квартиры. В это время у него борода и голова были обриты по черкасски; брил его татарин Алтын. Проводивши своих из хивинского стана, князь Черкасский приехал с князем Замановым к ханскому шатру. Хан вышел из шатра и велел затем в глазах его совершено было убийство дворянина Економова и князя Заманова. Князь был верхом у шатра и говорил хану и узбекам, «для чего они присланных с ним рубят, тогда как он прислан от Царского Величества послом, а не войной и после того как хан с людьми своими целовал крест за безопасность русских?» В это самое время хивинцы заметивши, что Алтын держал лошадь убитого князя Заманова, ударили его чеканом по боку, затем отвели его в обоз, связали и, в числе других пленников русских, отправили вперед в Хиву, причем князь Черкасский был еще вживе и сидел на коне у ханского шатра, а что с ним сделали хивинцы после, Алтын не видал.
Хан Ширгази, спустя 12 дней по прибытии своем в Хиву, собрал из пленников- татар, черкесов, всего тридцать девять человек, в числекотрых были двое гребенских казаков и новокрещенцев из турок, прозывавшийся басурманом и Алтын дал приказание рубить их, для чего два дня выводили их на площадь, но старший хивинский ахун отвел казнь, представивши хану, что русские взяты обманом, вопреки целованию корана, и пленников отпустили по домам.

 Отправлено: 06.04.17 14:14. Заголовок: 27/109

УВВ 1869 №28 стр. 7, 8, 9.

В бытность свою в Хиве, Алтын слышал от узбеков, что и князь Черкасский убит, вслед за князем Замановым и дворянином Экономовым и что головы их повешены за городом на висилице, но побывавши тайно на мечсте, он признал только головы двоих последних, по длинным волосам и по бородам, отпущенным во время похода, головы же князя Черкасского тут не было. В то время, как вели его связанного в Хиву и в самой Хиве, Алтын видел некоторых русских чиновников под хивинской сражей и о других слышал, что они вживе и что если Царь пришлет за ними посла, то хан отдаст всех пленников (уцелевших от убийства хивинцев). По освобождении своем Алтын в 26 дней достиг до Астрахани, большою хивинскою дорогою, которою следовала экспедиция князя Черкасского в Хиву.
Из двоих яицких казаков, бывших свидетелями печальной развязки хивинской экспедиции и уцелевших от смерти и плена, один Федор Емельянов, находился в числе тех казаков, которых князь Черкасский взял с собой, когда отправился к хану Ширгази с царскими подарками и следовал за ним в среде хивинского войска,- другой, Михайло Белотелкин, оставался в числе прочих русских с Фон-Франкенбергом и Пальчиковым, в их укрепленном лагере.
По словам казака Емельянова, хивинцев было до 30 т., а при князе Черкасском, когда он, по приглашению хана Ширгази, отправился к нему и повез подарки, кроме князя Заманова и некоторых дворян, находилось 6 денщиков, 150 драгунов, 100 яицких казаков с самим атаманом их Никитою Бородиным, в том числе и казак Емельянов и 30 греденскиз казаков, всего только 286 человек (по показаниям ходжи Нефеса и Алтына- 700); но князь Черкасский выбрал «лучших людей в мундире». Войско хивинское было на конях при встрече и разделилось на двое, чтобы дать дорогу гостям в средину. В день прихода их, хивинцы пошли к Хиве и шли до самого вечера. Подарки хану «несли казаки сто человек» и на долю Емельянова досталось нести «сукна красного портище аршин с пять». О свидании, о принятии и возвращении подарков подтверждает. На следующий день «дошли до старой Хивы, где у них напред было туто жилье, а ныне туто огород и строение цело». Потом шли еще два дня и, дошед до Аральских пашен, остановились и стояли два дня. Тут князь Черкасский послал было дворянина Званского с 50 драгунами, чтобы придвинуть к себе поближе Франкенберга и Пальчикова с войском, но хивинцы ближе версты не допустили и скрыли, поставив за буграми. «На третий день об обеде, в госпожин пост уговев половину, по приказу его господина князя Черкасского, атаман их Никита Бородин, взяв их, яицких казаков сто человек, отправился из войска на квартиры под указанием неизвестного хивинского мурзы «куда хивинцы поведут», а хивинцев было в этой партии до 600. Отъехавши две версты, атаман Бородин послал в русский обоз, следовавший за ними с Франкенбергом, еще за 100 яицкими казаками,с которыми пошли дальше верст на 10 и остановились у озера ночевать, а князь остался на месте. На следующее утро рано, в то самое время, как казаки стали коней седлать, хивинцы напали на них, по трое на одноо и развели по рукам, обобрав оружие и лошадей, одежду и все, что при них было. Но казак Емельянов в тот же день и с места бежал от хивинца, которому достался, спасшись в воде озера. На возвратном пути по той же дороге, по которой шли в Хиву, увидел он на месте, где стоял князь Черкасский с ханом, человек до 100 изрубленных тел «знатно, что драгуны, потому что у них волосы длинные,»- разбросанные сухари «другое платное драное» и запасся сухарями. На другой день он нашел на яицкого же казака Михайлу Спиридонова, который шел раненный, также бежавши из плена и шли вместе дней десять, а потом ехали верхом на лошадях, пойманных в числе трех на дороге. За два дня до р. Эмбы наехали на них калмыки, подвлатные Даржи, восемь человек и доставили их к нему, а Даржа отослал их в Гурьев-городок, откуда переслали их уже в Астрахань.
По словам казака Михайлы Спиридонова, прозвищем Белотелкина, присланный к князю Черкасскому с двумя ханскими посланцами человек от дворянина Корейтова был казак.Показание Спиридонова сходно с Емельяновым, до прихода войск на р. Понсунгуль, как называют эту местность ходжа Нефес и Алтын Усенков, или Аральские пашни, по названию казаков Емельянова и Спиридонова, где русские разделились, по приказанию Черкасского и последовали за хивинцами на квартиры. На глазах Спиридонова хивинцы, как сто человек русских, повели из обоза в сторону, потом взяли еще сто казаков, в числе которых был Спиридонов, а затем «и достальные начали из обоза убираться в разъезд...». И тут же на одного русского,- а имекнно 300 человек. Верстах в пяти от места обоза хивинцы вдруг, на марше, бросились на казаков, перевязали их, ограбили все, что было, разобрали трое одного и, разведя неподалеку друг от друга, принялись рубить, и его, Спиридонова, двое хивинцев рубили саблями по шее и по плечам и били в голову чеканом. Тут упал он замертво и в этом положении его оставили хивинцы. Прийдя в чувство, он успел увидеть только до пятидесяти нагих изрубленных трупов, а дальше из страха не смотрел и пошел с версту к реке, где пролежал сутки; и затем вставши, вышел на дорогу и запасшись разбросанными по ней сухарями, пошел обратно тем путем, которым следовали в Хиву, а в другой день нашел его казак Емельянов. В Астрахани Спиридонова осматривали и нашли шею по затылку и оба плеча «рублены в трех местах».

 Отправлено: 06.04.17 14:16. Заголовок: 28/109

УКВ № 29 стр 6, 7, 8.

Вся хивинская экспедиция князя Бековича Черкасского, вызванная великою нуждою Петра Великого в золоте и слухами о неистощимом запасе золотого песку на р.Дарье у г.Иркетя, погибла безследно, лютою смертию, или тяжким пленом. Спаслось впоследствии из плена несколько человек лихих казаков и прежде всех других, походный атаман их Никита Трифанов Бородин, которые после заявили об этом правительству в прошениях об оказании им пособия за хивинский плен.
Хивинский хан называл вероломное убийство князей Черкасского и Заманова казнию. О пленныхх русских известно немного. В июне 1719г. выехал из Астрахани секретарь ориетальской экспедиции посольского приказа Флорио Беневени, по предложению бухарского посла, представленного 20 октября 1717 г. в Сенат Петру Великому, после возвращения его из заграничней поездки. Беневени, посланный в Бухару с той же главнейшею целию, как и Бекович, проехал туда через Персию; в ноябре 1721 г. прибыл в Бухару, 6 декабря принят торжественно ханом, а 8 апреля 1725 года, то есть почти через 3,5 года своего посланическаго, сильно стесненнаго узбеками пребывания, с трудом успел уйти оттуда тайно и таким образом спастись… Во время этого пребывания в Бухаре, русские пленные безпрерывно молились Беневени с просьбою о выкупе их или о милости на пропитание. Он насчитал их тампри хане и узбеках до 250, а во всем городе до 1000 человек; во всей же Бухарии, по слухам, их было до 2000, да в Хиве и Аралах до 1500 человек. Многих Беневени выкупил и привел потом с собою. Конечно, не следует думать, что это все из спутников князя Бековича Беневени, упоминая о гвардии из русских, которою окружил себя бухарский хан и с помощию которой изрубил 416 узбеков в одно из их возмущений (судя по разсказу Беневени, нужно полагать что это случилось еще до хивинской экспедиции), говорить, что гвардия та состояла из русских пленных, потомков их и калмыков (*).
(*)- Сношения России с Хивою и Бухарою. Г. Попова.
Один татарин, называвшийся Мактмамбетем (Мергенев), бывший в Хиве, привез в августе 1732 году Яицкому войску письмо от казаков, томившихся в хивинском плену со времени экспедиции князя Бексвича. Письмо писано 8 июля 1732 года в следущем содержании
«Господину атаману и старшинам и всему войску. В милости Божией здравствуй и со всеми которые обретаются при милости вашей из лета многа. А про нас изволите помиловать и мы еще из старании своем по сие письмо еще едва в живых обретилися, дал Бог, все в добром здравии.
Да ведомо вам чиним, что приходит из калмык послы и торговые люди, а именно: калмыки, исуркицы и машловские (мангышловские), трухмены и привозят воровски государевых людей и продают в ургекшевском и хивинском юрту, а именно Даржина владения и детей его, Либина улуса Антмамбет, Мергенев сын, да улуса калмыки Даличин, да Кемиль, а прежде этого они, вышенаписанные калмыки государевых людей не привозили и не продавали и в том наше, господин атаман и старшины и все войско рассмотрение будет.
А письмо писал от морского флота капитан Василий Михайлович Чагин и ваши Яицкие казаки Борис Семенов, Степан Иванов и все ваши покорные рабы слезно кланяемся и примного челом бьем. Из Хивы июля 8 дня.»
На письме этом сделан адрес: «в отдано надлежит сие писание на яике в казачьем городе господину атаману и старшинам, в Станичной избе и всему войскому. Из Хивы, июля 8 дня.»
По получению письма атаман, старшины и все войсковое арестовали Майтмаубета, или как назван он в письме, Айтмамбета Мергенева и с зимовою станицию отправили в Петербург, как делывали это «по государеву слоаву и делу», по той причине, что в письме обвиняется он в воровском сбите государевых людей в Ургенче т в Хиву, и на письме том сделали такую надпись: «получено сие письмо чрез татарина… (не разобрано), армянина Сергея Никитина, да улусу Лобжи Мамбетя, Мергенева сына 1732 года, августа 3 число (*)
(*) - Из архива Госуд. воен. Коллегии, книга повытья № 8.
Татарин Майтмамбет Мергенев был допрошен в военной коллегии, чрез перевод казака яицкаго Ивана Якимова и сказал следующее:
«Родился он, Майтмамбет, в городе Тобольске, в татарской слободе и тому лет с сорока отец его вывез его из Тобольска в малых летах в калмыцкие улусы ко владелицу Даржи Назарову, в котором улус жил отец его он при Волге кочевым и имел торговые промыслы в российских городах, так же в Бухаре и в Хиве, а с теми калмыками на куда военным случаем нахаживали. Назад тому лет с десять (около 1722 года) отец его умер, а в минувшем лете, как оный владелец Даржи с улусом же его был, а потом отпросился у него с братом своим родным татарином Толтобеем Мергеневым в Хиву для продажи лошадей и верблюдов, которых возили лошадей шестьдесят, да двенадцать верблюдов, да работников своих татар же, кои с ними в калмыках жили, четыре человека и ехали до Хивы с посланными от владельца Даржи Назарова калмыками и с торговыми трухманцами, которых всех примерно было сто пятьдесят человек. Приехал в Хиву, лошадей и верблюдов распродали и жил он там месяц. В бытность ту приходили к нему имеющиеся там в плену яицкие казаки для сведения и уведомления от родственников своих и тогда обретающийся там комиссар Чагин просил его, Мамбета, чтоб он его из плена выкупил; но Мамбет в том ему отказал для того, что напред сего выкупил он из Хивы князя Никиту Вяземскаго за пять сот за пятьдесят рублев, да самарскаго жителя Степана Попова, да одного яичкаго казака (*это был казак Михайло Бородин, купленный Мамбетом за 150 руб., как видно из прошения этого казака в военную коллегию), за которых деньги и после не получил и как он, Мамбет, с братом своим стали из Хивы выезжать, яицкий казак Борис Кожевников принес к нему письмо запечатанное и просил, чтобы то письмо отдать на Яик и он Мамбет то письмо взявши и приехав на Яик. Обще с армянином Сергеем Никитиным, подали в круну войсковому атаману Григорию Меркульеву, а как то письмо прочли, то всем войском велели его посадить под караул и потом послали его с Зимовою станицею в Санкт-Петербург. В бытность в Хиве,он, Мамбет, видел в разных местах российских людей многое число, а когда он с братом своим и с другими калмыками в Хиву ехали, тогда у них российских людей не было и в Хиву они не продавали; так же и у тех калмыцких посланцев русские люди были и кого они там продали, о том он, Мамбет, не знает, а, что будучи в Хиве он русских людей не продавал. В том шлется на означенного армянина Сергея Никитина, да на яицкого казака Петра Трофимова сына Маштакова, которые с ним из Хивы ехал и ныне обретаются в Санкт-Петербурге, а что оный комиссар писал на него напрасно по злобе, что он его из плену не выкупил; к тому же у него, Мамбета, имеются родственники на Яике и многие об нем знают, что никогда российских людей не продавал и сие сказал по закону своему сущую правду, а буде что ложно и за тоб учинить ему смертную казнь (*)
(*) - Там же. Из других бумаг видно, что этот Мамбет был приказщиком яицкого казака Ивана Сидорова Любина, но здесь этого не показал, упомянув только о своих родственниках на Яике.
Из Бухары бежал посол Беневени чрез Хиву на Гурьев и Астрахань. В Хиве узнал он, что многие из узбеков были не довольны поступком хана Ширгази с князем Бековичем Черкасским и ждали мщения России. Между тем любимец ханский Достумбей говорил Беневени, что «хан не так виноват в этом деле, как узбеки. Если Царь пришлет посла, то все русские пленники будут возвращены, « и считал, что русское правительство, отравив хивинского посла, расквиталось за Бековича (после его экспедиции был в России хивинский гонец, который заболел здесь и умер).
Хивинский хан, в разговоре с Беневени, сказал между прочим: «Государь ваш не знает намерений князя Бековича, который действовал для своей личной выгоды;» просил бы считая себя из рода Гюрджи хана, сам хотел сделаться хивинским ханом; при этом хан хвалил казаков. Боневени. В донесении своем Петру Великому о политических отношениях Хивы к Бухаре и к Персии, говорит: «а что ташкенцы, киргизы, каракалпаки и казаки и тие никакое помешательство учинить не могут, а наипаче ныне; ибо черные калмыки оных казаков в пень разорили и что наилучший городок у них взяли и тут засели» Вероятно тут идлет речь о сибирских казаках.
(*) - Сношения России с Хивой и Бухарой» А. Попова.





ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ!

 Отправлено: 06.04.17 21:05. Заголовок: Спасибо огромное за ..

Спасибо огромное за такой кропотливый труд!

 Отправлено: 10.04.17 17:32. Заголовок: 30/109

УВВ 1869 № 30 стр.5, 6, 7, 8

«В Государственную военную коллегию, Яицкаго войска казака Данилы Галактионова покорнейшее донесение, от января 1736 года.
Служу я, нижайший, в войске Яицком многие годы и был в походе в Польше и на Полтавской баталии, а в прошлом 716 году командирован я, нижеименованный, с Яику в Хиву при князе Черкасском в тысяч пяти стах человеках и по учинившемуся тамо несчастию взять я, нижайщий, с прочими казаками в плен и был в Хиве года с три, а потом из Хивы ушел, а в пути взять киргиз-кайсаками, у которых был в плену лет с семь, а потом в пути ж взят черными калмыками и был в плену с шесть лет, в которую мою бытность в том плену оные годы претерпивал великия и несносныя ругательства и мучения, а в прошлом 733 году, в бытность у тех калмык, в посольстве Леонтия Угримова вывезен я, ниже именованный, с прочими бывшими там пленниками оным майором в Сибирь, а из Сибири пришел на Яик, а ныне отпущен я, нижайший, с Яику в Зимовой станице.
Того ради Государственной Военной коллегии покорно прошу, дабы указом Ея Императорскаго Величества повелено было за означенную бытность мою в плену и за полонное терпение против прочей моей братьи наградить Ея Императорскаго Величества жалованием».
Таким образом этот несчастный казак Галактионов, из полона в полон, скитался в плену с 1717 года по 1733 год – 16 лет: из Хивы промыкался чрез киргизския и калмыцкия (черных калмыков) степи до Сибири и оттуда пришел на Яик. Что пред этим гомерическое скитание Улисса?
Нижеименнованные четверо казаков были в Хивинскому плену еще дольше с 1717 до 1735г. – 18 лет.
«Яицкаго войска казаков: Семена Гурьевца, Романа Екимова, Максима Бердышева и Клима Забродина доношение, от января 1736 года.
А прошлом 716 году командированы мы, нижеименованные с Яику в Хиву при князе Бековиче Черкасском, в тысяче пяти стах человеках и по учинившемся тамо несчастии взяты мы, нижайшие в плен и разобраны по разным рукам, а именно: я, Семен Гурьевец, взят хивинцом Кутлы-есаулом, а я , Роман Екимов, взят хивинским татарином Ишмет-Аталыком, а я, Максим Бердышев, взят хивинским же Чюрюгилди-Миросхором, а я, Клим Забродин, взят хивинским татарином Ишмет-Муллою, и был в том плене по прошлой 735 год, претерпевали великия и несносныя ругательства и мучения, и увидев мы, нижеименованные, что приехал в Хиву с торгом Яицкий наш казак Иван Сидоров сын Лобик, просили ево слезно, чтоб он из неволи нас, нижеименованных выкупил и оной казак Лобик у означенных хивинцев-татар нас выкупил, а именно: за меня, Семена Гурьевца, дал сто девяносто пять раб., а за меня, Романа Екимова, двести двадцать руб., а за меня, Максима Бердышева, двести руб., а за меня, Клима Забродина, дал товаром на семьдесят на пять руб., и в тех деньгах дали мы ему, Лобику, на себя письма. И оной казак, Иван Сидоров, из неволи нас привел на Яик и просили мы нижайшие всего Яицкого войска, чтоб мы для прошения у Всемилостивейший Государыни отпущены были с Яику в Санкт-Петербург, понеже нам за бедностию таких денег взять негде, чего для мы, всенижайшие, и отпущены, такожи и помянутый наш отпущик обретается ныне в Санкт-Петербурге.
Того ради Государственной военной коллегии все покорно просим, дабы указом ея Императорскаго Величества повелено было за полонную нашу в Хиве бытность, против нашей братии, наградить Ея Императорскаго Величества жалованием, такоже окупщику Ивану Сидорову сыну Лобику, вышеназначенных за нас откупных деньги выдать ему, Лобику, а нам, всенижайшим, за бедностию платить тех денег нечем.»
Об этом казак, Иван Сидоровом Лобик, мы уже знаем из приведеннаго выше показания прикащика его, татарина Мамбетя, который привез на Яик письмо от пленников из Хивы, нами уже напечатанное. Здесь видим мы еще, что Яицкие казаки вели торг с Хивою не чрез одних прикащиков своих, но и сами лично ездили туда с товарами. Непонятна только совершенная индифферентность тогдашнаго Яицкаго войска к печальной участи сынов его в Хиве, для выкупа которых оно не послало, как говорится, ни ломанаго гроша из своего скарба, по крайней мере, об этом нет ни одного свидетельства.
Из помещаемых вслед за сим двух донесений видно, что казаки попадались в плен не на одной бухарской стороне, но что враги сторожили их на всех путях их и в Россию ( в Самару, Сызрань).
«В Государственную военную коллегию, Яицкаго войска казака Савелия Иванова сына Асадкова доношение, от 28 ноября 1731 года.
В прошлом 725 году отправлены мы были с Яику для покупки хлеба на Самару на Яик и не доехав Яику, напали на нас неприятельские люди каракалпаки и кригиз-казаки с полтараста человек и тою нашу станицу разбили, иных порубили, а иных в полон взяли, в том числе и я, нижеименованный, взят был оными неприятельсткими людьми в полон и был в тем полоне семь лет, претерпивал всякия несносныя работы, и всякий труд и голод, и из того полону ушед, пришел на Яик в нынешнем 1731 году, а напред сего нашей братьи давано за полонное терпение Ея Императорскаго Величества жалование, а мне, нижайшему, не выдано». Почему Асадков и просил о выдаче ему жалования за ту его в плене бытность, против его братьи.

«В Государственную военную коллегию, Яицкаго войска казака Федора Маркова доношение, от декабря 1731 года.
В прошлых годах тому лет с осьмнадцать, отправлены мы были, нижайшие, для покупки на свое пропитание хлеба на Сызрань, не доезжая Яику, при урочище Головой речке напали на нас неприятельские люди каракалпаки и киргиз-казаки с восемь сот человек, и ту нашу станицу разбили и многих побили до смерти, а других взяли в полон, в том числе и я, нижейший. В том плену был же пятнадцать лет и претерпивал всякое мучение и голод, чтоб в их бусурманную веру обратился, а в 1727 году из того полону освободился и пришед на Яик, о бытии моем в плену в отписке от войска Яицкаго показано, а напред сего нашей братьи, бившим в плену казакам дано Ея Императорскаго Величества жалованье, а мне, нижайшему, невыдано.» Почему Марков просил о выдаче ему жалованья за бытие в плену, как и другие казаки, против братьи.
Из последних двух доношений видим, что казаки Асадков и Марков отправлены были в станице за хлебом в Самару и Сызрань. Дело в том, что в Уральском войске хлебопашества тогда почти не существовало, а хлеб был нужен; в войско, к казакам из-за Волги его не привозили, потому, что между ею и Уралом рыскали в степях по всем направлениям хищныя толпы каракалпаков и киргизов (не дремали и калмыки), которые за совершенным отсутствием населения в сих местностях, где не было ни живой оседлой души, не давали ходу ни конному, ни пешему без поддержки военнаго конвоя. Поэтому войско Яицкое отправляло на Волгу свои станицы для закупки хлеба и прочаго необходимаго в хозяйстве чего дома у самих не было. Тут в обозах везли рыбу, икру и прочее, что только производили на Урале и продавали на Волге, иногда же с казачьими обозами, под прикрытием станицы, езживали к калмыкам и люди с Волги для закупки соли; без всякого сомнения, они ехали туда в таких случаях не без товарной клажи. Станица при обозе по обукновению состояла из партии казаков, есаула и атамана станичных. Станицы оставались в Сызрани, Самаре на Батрацкой ярмарке, или же в пригородах Сергиева и в Алексеевске все время, пока обоз не распродается и не наложится мукою и другими товарами и тогда шли снова походом домой. В тех же пунктах платили казаки в казну и десятую рыбу из привезенной (эта пошлина сохранилась и доселе в виде соляного откупа, который в 1744 году отдан войску), как соленой, так и с мералой, что увидим в последствии в своем месте, весьма подробно из контракта, заключеннаго войском с правительством.
Показанный в этом донесении казаки Фомы Маркова случай нападения, не подалеку от Яицкаго городка, неприятельских людей каракалпаков и киргизов на обоз с хлебом. Шедший в станице из Сызрани и разбитая этой станицы с взятием в плен нескольких казаков, был в 1713 году. Войсковым атаманом на Яике был в то время Федор Семенников. Получивши сведения об этом нападении, он послал на помощь атакованной станице Григория Меркулова (впоследствия атаман войсковой и первый был утвержден в этом звании правительством) «с двумя стами человек, с ружьями и с пушками». Увидевши его с сим отрядом, неприятель ушел, взяв с собою пленных и Меркульев за ними не гнался, что, как увидим же, приписывали после казаки его измене.

 Отправлено: 10.04.17 17:34. Заголовок: 33/109

УВВ 1869 №31 стр. 7, 8, 9.

В Государственную военную коллегию, войска яицкого старшины Никиты Трифонова) Бородина доношение от января 1736 года.
Служил я, всенижайший, предкам Ея Императорского Величества в войске яицком слишком шестьдеся лет и был в первых крымских, кубанских и башкирских и в хивинских походах походным атаманом с старшиною, и служил во всех оказиях верно и безпорочно и многих языков приводил и во всю свою на Яике бытность против неприятельских людей каракалпак и киргиз-кайсак, которые подбегали, во многом собрании побивал и в полон брал, а особливо в прошлом 726 году, желая показать Ея Императорскому Величеству свои верныя службы, при бывшем тогда князе Александре Бековиче Черкасском, отправился я т Яицкого войска походным атаманом в Хиву в тысяче пятистах человеках и по учинившемся тамо несчастия взят я, всенижайший, в плен их большим Аталык-дасмамментем и был в том полону лет с пять и претерпевал великия и несносныя ругательства и мучения, токмо в 720 году выкупил меня, нижайшего, Астраханский татарин Кульдиш за пятьсот руб., которыя деньги я, всенижайший, собрав у своих яицких старшин и казаков и дан им на себя в тех деньгах письма, оному татарину заплатил; токмо тех заемных на себя денег и поняне еще не выплатил, о чем известно войсковому атаману и многим старшинам.
Того ради из Государственной военной коллегии всепокорно прошу, дабы указом Ея Императорского Величества повелено было за многия мои время в войске Яицком службы и за бытность мою в плене, при старости моей, наградить Ея Императорского Величества жалованием, також окупныя за меня деньги пятьсот рублей, для зарплаты имеющихся на мне долгов. Выдать мне всенижайшему, дабы я при старости из помянутого долга мог окупиться.
Тут бывший походный атаман хивинской экспедиции князя Бековича Черкасского сильно преувеличил продолжительностью своего плена в Хиве, ибо мы увидим не в далеком будущем, что во второй половине 1718 года он был уже не только на Урале, но управлял войском, как войсковой атаман (в первой половине того года был войсковым атаманом Арапов). Если бы допустить даже и то, что он выкуплен из Хивы в 1720 году, то все таки был в плену не 5 лет, а только 3 года. Не странно и то. Что Никита Бородин, вышел из плена хивинского в 1718 году, или, по его словам, в 1720 году, а просит жалование за полонное терпение только в 1736 году, ибо, как увидим сейчас. Он в 1723 году был сослан в Сибирь в казаки (тамошние) по делу о казни трех яицких казаков атаманом Щербаковым и войсковым кругом, откуда возвратился уже в 1733 году, или может быть и позже, по челобитию сына его Андрея, впоследствии войскового атамана, злоупотребления которого с старшинами наиглавнейше вызвали катастрофу траутенберговскую и последовавшую за нею пугачевщину.
Затем следует справка из аудиторскиз дел и указ военной коллегии. А именно:
В прошлом 722 году в присланных экстрактах с Яику от полковника Захарова о яицком атамане Иване Щербакове и о прочих старшинах и казаках, о казнях яицких казаков (Щербаковым и кругом) Ивана Елисеева, Афанасия Назарова и Василия Мордвинцева, в том числе и о вышеизложенном Никите Бородине, объявленно:
В доношении казака Ивана Карташева показано: в бытность-де оного Бородина атаманом, при следствии на Яике из вышеозначенных казненных Иван Елисеев сказал за собою Ея Императорского Величества слово и послан-де от него, Бородина, с отпискою в Казань с атаманом Мусатовым, есаулом Старченковым, который в Казанине принят и послан с ними-ж в Астрахань, и из Казани с ними послано было его Елисеева доношение на яицких казаков и за печатью царства казанского, которого принять они повезли в Астрахань и доехав до Самары, Мусатов послал Старченко на Яик до войска просить, чтобы прислали к ним харчу и за подводы денег, чем бы мне доехать до Астрахани и оной-де Старченков к Мусатову прислал письмо за войсковою печатью, писанное от оного Бородина, что войсковом харчу и денег на подводы не дали и он бы его. Елисеева, привез на Яик, по которому письму он. Мусатов, его Елисеева привез на Яик и отдал означенному Бородину.
А Никита Бородин сказал: по приговору-де войска Яицкого о привозе означенного Елисеева на Яик к Мусатову письмо писал того-де ради, что они ожидали на Яике из Астрахани поручика Кустова для розыску и по привозе, по совету войска, приняли-де его без указа с простоты, да с н.им же-де, Елисеевым, Мусатов привез письмо за печатью царства казанского от губернатора к астраханскому губернатору-же и задержали его, Елисеева, скована, а казни-де ему при его атаманстве не было, а казнен при атаманстве Ивана Щербакова, о чем и оный Щербаков показал, что в бытность его в атаманстве по войсковому приговору и по двум письмам из Петербурга станичного атамана Федора Михайловича Рукавишникова казнили его, Елисеева, за то, что он казака Новинскова и все войско называл изменниками.
Да на его-ж Бородина показано, что по присланному указу с Сызранску, от коменданта требовано, по оговору яицкого казака Бориса Черного, в мелких медных луженых деньгах воровских, Сеньку Обляпина, Григория Наг.... (Нагибина) и он-де. Бородин, дружа и норовя, их к ответу не выслал.
А Никита Бородин сказал: по совету-де войска по тому указу людей на Сызрань не выслали для того, что ожидали вышеописанного поручика Кустова из Астрахани для розыску.
А марта 23 дня прошлого 725 года, по определению Военной Коллегии, велено тех яицких казаков, за те убийства, первых зачинщиков послать в казачью слубу и о том на Яик к полковнику Захарову указ послан.
А прошлого 732 года октября 14 дня против челобитья Яицкоговойска, казака Андрея Бородина, о свободе отца его, бывшего яицкого войска старшины Никиты Бородина, который приличился по делу атамана щербакова; в приеме без указу казака Елисеева и сослан в Сибирь, по поданному от военной коллегии докладу Ея Императорское Величество указали онаго Бородина свободить и о той свободе в Сибирскую губернию указ послан того ж октября 30 дня.
По указу Ея Императорского Величества Государственная военная коллегия, слушав выписки по отписке войска Яицкого и по доношению старшины Никиты Бородина минувшего Января (1736 г.) 20 и 26 чисел, приказали: оному Бородину за полонное его в Хиве терпение, по силе состоявшегося в Правительствующем сенате в прошлом 732 г. указа, выдать Ея Императорского Величества жалованье десять рублей, из штатс-конторы и о том послать промеморию, а на Яик грамоту. Что же он, Бородин, просит о заплате издержанных на откуп его денег пятисот руб., о том подать в Сенат доношение, в котором написать: поке-же он, Бородин, после того из полону освобожден за вину послан был в ссылку, в Сибирь, а оттуда по Всемилостивейшему Ея Императорского Величества именному указу освобожден, того ради по мнению военной коллегии, не надлежит ему толикаго числа денег из казны платить, разве против других бывших в том плене казаков и....енно будет выдать ему из штатс-конторы в награждение до полуторых сот руб., больше же предать в рассуждение Правительствующего сената и требовать повелительного указа. Февраля 12 дня 1736 года.
С делом, о котором здесь говорится, т.е., о казни казаков Елисеева. Назарова и Мрдвинцева (иногда он называется Мордвинцевым) атаманом Щербаковым и войсковым кругом, мы скоро познакомим читателя.

 Отправлено: 10.04.17 17:35. Заголовок: 35/109

УВВ 1869 №32 стр.4, 5, 6, 7.

В Государственную военную коллегию, Яицкого войска казака Михаида Бородина доношение (года и числа не означено).
В прошлом 723 году послан я был, нижайший, от войска Яицкого с атаманом Иваном Тимофеевым в полтара-стах человек за неприятельскими людьми Каракалпаки и Киргиз-кайсаки, которые подбегали тогда под Яицкий городок, с триста человек, и побрали наших казаков пять человек и несколько скота отогнали, только тех неприятелей мы не догнали, и как возвратились обратно, и не доезжая до городка дня за два, на реке Утве, напала на нас другая непрятельская орда, человек с триста, и был с оными непрятелями бой, при котором повзяли оные неприятели нас человек с десять в полон, в том числе и я, нижайший, взят и был в том полону пять лет, а потом оные каракалпаки привезли меня в Хиву, и в той Хиве выкупил меня Яицкого казака Ивана Сидорова сына Лобика прикащик татарин Мамбет (*), и дал денег откупить сто пятьдесят рублей, которых денег я оному казаку Лобику по сие число не заплатил, а ныне оный казак Сидоров во взятье тех денег прислал (**) верящее письмо, которое при сем доношении сообщаю.
(*) – Тот же Мамбет, который привез на Яик, в войско письмо от казаков, хивинских пленников.
(**) – В Петербург, ибо и это доношение подано М. Бородиным там же из Зимовой станицы.
Того ради вашего Императорского Величества всепокорно прошу, дабы указом Ея Императорского Величества повелено было оныя окупныя деньги выдать поверенному от него, Сидорова, казаку Степану Винникову, також за пленную бытность, против моей братьи, наградить (меня) Ея Императорского Величества жалованием.
Этим заканчиваются имеющиеся у нас доношения в государственную коллегию казаков, вышедших из хивинского плена и воспользовавшихся за это наградою, а некоторые и пособием от правительства за из выкуп из плена. Из бумаг Уральского войскового архива видно однако, что кроме сказавшихся в вышеприведенных доношеньях вышли из Хивинского плена еще казаки Василей Иванов, Осип Павлов и Роман Шпынов, которым, на основании указа императрицы Анны 1732 года, велено было выдать из Статс-конторы за полонное их в Хиве терпение, каждому по 10 рублей. Видно также, что это полонное терпение в Хиве действительно было весьма нелегко, ибо, не говоря уже о положивших там свои кости, за неимением об этом указании некоторые несчастные не выдержали обратного пути из плена на родину; так например, казак Степан Сластин, возвратившийся из плена на Яик, умер на пути, но правительство выдало за его полонное терпение жалование 10 руб. его детям (*). И действительно, если вспомним, что в малодождливой земле Хивинского ханства, тамошние почти постоянные хлебные и фруктовые урожаи впрям зависят от арригации посредством безчисленных каналов и канав, прорезывающих ханские владения вдоль и поперек на всем протяжении их оседлаго пространства, что содержание в исправности всех этих бесчисленных каналов и канав, главнейшего основания всего народного благосостояния лежало исключительно на невольниках, и что эта работа, всегда по поясь в мутной воде, в связи с беспрерывным выносом мокрой глины, хуже всякой каторжной работы,- то положение насчастных хивинских пленников представится самым тяжелым.
Из последнего доношения казака Михаила Бородина видно, между прочим, что казаки в один поход на р. Утву имели две схватки с каракалпаками и киргизами. Из некоторых бумаг петровского и последующих времен видно, что у Яицких казаков на р. Утве и за Утвою побоища с каракалпаками и киргизами происходили нередко. Значение этой реки, степной- за уральской, в этом отношении должно полагать, было не маловажное , оно крепко засело в казачьих головах и выражалось в песне дошедшей до нас. Песня эта народная; она поется плавным и заунывным голосом, не отличаясь впрочем особенными музыкальными достоинствами, как другие местные казачьи песни, как например: «Яик- Сын Горынович», «Не ясные соколики», Как за реченькой за Кубанкой- широкой» (**), «На заре было на зореньке» и другие.
(*)- Войсковой архив, 1736 года, книга 1-я. Авт.
(**)- Полки от Яицкого войска, как мы раз уже заметили выше, безпрерывно служили в XVIII стол. посменно в низовом корпусе (именно по р. Кубань) вплоть до Турецкой (румянцевской) войны. Без сомнения эта песня сложена казаками там. –
Как за реченькой было за быстрою
За Утвою.
За славными было за Утвинскими
За горами.
Распахана была пашенька
Яровая.
Не плугом была пашня пахана,
Не сохою.
Взборонена была пашенька
Не бороною.
Распахана была пашня булатными
Конями.
Взборонена была коневьими
Копытцами.
Не рожью была, братцы, засеяна
Не пшеницей;
Засеяна была, братцы, казачьими
Головами.
Засеял ее добрый молодец,
Сам уехал.
Засеявши ее, он добрый молодец,
Сам поведал:
«Ты рости моя пашенька,
Зеленейся,
На поливочку ты, пашенька,
Не надейся.
Указ о том, что Яицкие казаки добываемую ими из Индерского озера соль, кроме казны никуда и никому не продавали.
От Великого Государя Царя и Великого Князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца на Яик атаману Никите Трифонову (*) и казакам, что по нынешнему Великого Государя Указу и по решению Нашего Правительствующего Сената, велено вас яицких казаков службою и нарядом ведать в нынешней Государственной Коллегии Иностранных дел приезжавшие от вас казаки Федор Михайлов, (**) Трофим Филипов, Макар Андреев объявили, что берете от встречи (?) соль Самарску в Индерских горах, которые лежат к морю, прозванием Гурьеву, из озер (в коих) имеется оной довольно; расстоянием от вас те Озера конской езды в пять недель (дней?) и проход весьма трудный, неападают в пути Кракалпаки и Калмыки великие, и вы возите ту соль в год тысяч по две, из которой держите для себя по половине, а из излишней пуд по тысяче вывозите для продажи в низовые города на Самару и на Сызрань и в Алексеевское, и из той продажи шло с вас за пошлину десятый пуд.
(*)- Бородин, бывший походным атаманом яицких казаков в хивинской экспедиции с князем Александром Бековичем Черкасским.
(**)- Рукавишников тот самый, который дал в Петербурге показание о происхождении, по преданию, яицких казаков и появлении их на Яике, описанное Рычковым со слов яицкого атамана Ильи Меркульева.
И на предь тех городов жители приезживают к вам на Яик для покупки той соли сами, а ныне, так три года в вышепомянутые годы с той солью вас и к вам для покупки соли тех городов жители не пропускают, и чтобы вам в прибавку к жалованию тою солью кормиться по прежнему, и ту соль вам в городах и уездах продавать, и по Нашему Великого Государя указу в Коллегии Иностранных дел против того вашего челобития написано в Камер-Коллегию, дабы о том рассмотрение и решение учинено было в оной Коллегии. На сказке к Камер-Коллегии писано, что вышеозначенных ваших казаков на Самару, и на Сызрань и в Алексеевское соли самарские из степи из озер ставить вы будете в Нашу Великого Государя Казну по три и по четыре тысячи пудов; а ежели в котором годе в пути от Каракалпаков помешательства не учиниться-де можете соль вывозить и со излишеством, а за вывоз бы той соли на Самаре, и на Сызрани, и в Алексеевском выдавать вам кроме десятой доли и других Канцелярских сборов (т.е. безпошлинно) по три алтына по две деньги за пуд, а десятой доли и других канцелярских сборов с вас не иметь, и та соль принималась на объявленные весы, и в Камер-Коллегии решено, дабы город, и в волости, и в селе никакой соли тайно никто не вывозил и мимо Нашей Великого Государя казны не продавал и ни какие товары и на хлеб не менял, а ежели у кого соль явится мимо казны Нашего Великого Государя в продаже, и оную брать в казну Нашу Великого Государя безденежно и имать штраф и чинить наказание по имиешним Великого Государя указам: потом в Астрахань к Губернатору и Коммисарам и Саратов к Коменданту и Надзирателям, а на Самару и на Сызрань к бурмистрам Нашего Великого Государя указы посланы и велено им того смотреть накрепко; а когда вы, яицкие казаки, на Самару и на Сызрань и в Алексеевское соль с озер из степи будете вывозить и отдавать в казну и ту б соль у вас в тех городах принимать в казну на вес, и за оную соль деньги выдавать из Нашей Великого Государя казны по двадцати алтын по четыре деньги за пуд, не взирая на то, что оная ваша привозная соль против Астраханского бузуну ценою будет со излишеством, для того, чтоб вы той соли тайно никуда не вывозили и кроме Нашей Государя казны не отдавать и не продавать и не менять (ниже увидим, что у казаков привозимую ими на Волгу в упомянутые пункты, соль брали в казну, а деньги, положенные за это настоящим указом, не платили. И в том вам сказывать Нашего Великого Государя указы под страхом смертного истязания, и выставить тот лист, чтобы никто неведением не отговаривался как к вам ея Наша Великого Государя грамота придет и вам ведать о сем. Писан в С. Петербурге, лета 1720-20 августа в (нельзя понять выставленной цифры) день.
Первый указ относительно соляной пошлины был дан Яицкому войску 25 мая 1688 года, от Царей Иоана и Петра и царевны Софьи, по челобитной Яицких казаков атамана Якова Васильева и всего войска (о привелегии беспошлинной торговли) которым «пожаловали их десятой рыбы, которую привезут они в Самару, имать не велено»(*).
(*) - Первое собрание Законов 1676-1688 годов №1077
Но несмотря на этот указ, впоследствии, в царствование Петра Великого вероятно и без отменного указа на указ 25 мая, десятая рыба снова стала взыскиваться с казаков и в Самаре, и с Сызрани, и в Алексеевском, иначе они челобитень по этому предмету не стали бы подавать правительству.
Из имеющихся у нас особой описи, яицкого повытья 1719, 1720, и 1721 годов, вершенным в Государственной Коллегии Иностранных дел, делам с определением оной об отсылке тех дел в Военную Коллегию (с переводом казаков в ведение из первой в последнюю), списанной по поручению уральского войскового начальства, во время тяжбы казаков с киргизами Внутренней орды о поземельных угодьях, видно, что о вывозе яицкими казаками соли на Самару, Сызрань и Алексеевское и отдаче в казну, последовали, по челобитьям казаков, еще указы: в Камер-Коллегию (из Иностранных дел коллегии) 17 марта 1720 года, из Камер-Коллегии 31 мая (в Казань), приговор Коллегии и грамота на Яик 13-го июня 1720 года, и из Сената в Камер-Коллегию 30 июля того же года; но копии с самих бумаг не было списано. Вместо десятой рыбы брали потом вероятно деньгами, ибо в царствование Елисаветы положено было за безденежное пользование солью изыскивать (с яицких казаков) с вывозимой из войска соленой рыбы и икры десятую долю натурой (полн. собр. законов 1754-1757 годов, указ №;10333); но вскоре за сим, вместо натуры, снова положено взыскивать пошлину деньгами по указанной цене (1/10 ценности соленой рыбы). Наконец сбор с соленой рыбы и припасов в городах Самаре, Сызрани, Сергиевске, Алексеевске и на Батрацкой ярмарке отдан в содержание Яицкому войску с выплатой казне по 1429 руб. 42 ¾ коп. сер. в год (полн. собр. Законов 1758-1762 годов) впоследствии ходатайства Оренбургского губернатора Ивана Ивановича Неплюева.

 Отправлено: 10.04.17 17:36. Заголовок: 39/109

УВВ 1869 №33 стр.5, 6, 7.

Приведенный выше указ на челобитную Яицкого войска о вывозе соли, имеет свое значение для казаков Уральского войска по отношению их к соли в Индерском озере.
Он дан на Яик атаману и казакам, что по нынешнему указу и по решению Правительствующего Сената велено ведать в коллегии Иностранных дел (ей подчинены были казаки лишь за 7 с чем-то месяцев до сего указа). По поводу этого нелишним считаем упомянуть раз навсегда, в печатаемых материалах, о переходах из ведения в ведение вообще казаков так как этому же подчинялись и яицкие.
Броневский, в своей истории Донского войска (ч.1, глава III, царствование Михаила Федоровича, 1613-1645 года) говорит между прочим: «из внутренних учреждений, относящихся до казаков, замечательно одно: с 1623 года войско Донское поступило в ведение Посольского приказа», и ссылается на Указатель законов, предисл. стр. XVI. За неимением этого источника мы не могли проверить его ссылки.
После учреждения Правительствующего Сената, казаки вскоре были переведены в его ведение, но первый указ об этом на Дон, какой отыскан Броневским, последовал 22 марта 1716 года (*).
(*)- История Донского войска Броневского, часть I, Донесение в Государственную Коллегию Иностранных дел из Московского ея архива, от 25 июня 1808 года (Уральский войсковой архив, кн. 4, дело о землях, войску Уральскому принадлежащих).
Этот указ был собственно о высылке с Дону приходящих и пришедших кубанцев и иных турецких перебежчиков, о крещении калмыков, изъявивших желание принять христианскую веру и об освящении новопостроенной в Черкасском каменной церкви; но он подписан сенаторами князем Я. О. Долгоруким, графом И. А. Мусиным-Пушкиным, графом П. М. Апраксиным и другими.
В ведении Правительствующего Сената состояли казаки до 24 декабря 1719 года, а с этого дня по 10 марта 1721 года- в ведении Государственной коллегии Иностранных дел и потом уже с 10 марта, по именному указу, поданному Правительствующему Сенату в 3 день того же месяца и до настоящего времени находятся они в ведении Государственной военной коллегии, с учреждением министерств- в ведении Военного Министерства.
Независимо от сего, собственно яицкие казаки, в делах розысков по доносам их друг на друга и вообще по уголовным делам не подлежавшим решению войскового круга, были подчинены Астраханскому губернатору Артемию Волынскому и к Астрахани, как увидим мы вскоре, производились над ними первоначальные розыски, а до этого- в Казани (когда же донос соединялся с государевым словом, сказанным за собою доносчиком, тогда он и все люди нужные к розыску отсылались в Москву, где уже розыск и учинялся). Именной указ о подчинении Яицких (и гребенских) казаков Астраханскому губернатору состоялся 22 декабря 1720 года, когда они были еще в ведении Государственной коллегии Иностранных дел (*).
(*)- Полное собрание Законов 1720 года №3691.
О временах подчинения их, в отношении таковых, а потом и у гражданских дел, оренбургскому начальству, потом снова астраханскому, а там опять оренбургскому, упомянется в свое время, когда дойдет у нас до этого дело помещения здесь материалов к истории Уральского казачьего войска еще нигде не напечатанных.
Челобитная Яицкого войска о грамоте на р. Яик (помечена 7 декабря 1720 года).
Державнейший Царь, Государь Милостивейший.
В прошлых, Государь, годех, тому будет лет сорок, били челом мы, нижеименованные, Вам Царскому Величеству за прежния наши рабов твоих службы, чтобы Ваше Царское Величество пожаловал бы нас , рабов твоих, что и которой мы, рабы твои, реке Яике за Вашу Царского Величества волю набрались на житье вольными людьми, пожаловал бы нас тою упомянутою рекою Яиком с вершин и до устья, и которые в Яик тянут речки и протоки, також и в те речки и протоки, в которые бегут воды с со всеми угодьи, и против нашего , рабов твоих, прошения дана Ваша Царского Величества на помянутые речки во владение грамота, чтобы нам, рабам твоим тою помянутой рекою Яиком владеть с вершин и до устья, с речьки и протоки тако ж которыя и в те речки и протоки бегут воды и со всеми угодья, а других городов обывателям тою упомянутою рекою с речки и протоки и совсеми угодьи самарянам и синбирцам и прочих городов людем, башкирцам и калмыкам також рыбы не ловить и других промыслов и учугов не запирать, и других обид ене чинить,- кроме нас, рабов твоих, никому не велено. И в прошлых, Государь, годех, тому будет лет тридцать и более, волею божею, церковь соборная, також и войсковая наша изба, сгорели, и в то пожарное время в помянутой Избе которыя присланныя от Вашего Величества грамоты о владении нашей реки Яику и о других наших казачьих делах погорели. И уведомившись о том, в прошлом (не разобрано) году градские самарские жители, калмыки и башкирцы, что помянутая у нас, рабов твоих, владенная грамота сгорела, в том нам, рабам твоим, самаряне, и башкирцы, и калмыки чинят из…(н)евательство не малое и владеют нашими речками и протоками и всеми угодьи, також калмыки в Яике реке рыбу ловят и учуги запирают, и против той помянутой на нас, рабов твоих, обиды с вышеписанными самарянами, с башкирцы и с калмыки противится стало непочему.
Да в прошлых же, Государь, с 701 году и по нынешний 702 год, калмыцкие владельцы, а именно Добла и дети его Лобжай Ибай, да владелец Алегбей творят нам, рабам твоим, изневательство не малое; в Яике реке рыбу в мировых местах ловят и табунами своими с наших урошных местов рыбу сгоняют и учуги запирают и сенные наши покосы табунами травят, из под городка нашего воровски скотину всякую отгоняют и ударом на нас, рабов твоих, бьют и во всем нас разоряют, а против их калмыцкого воровства с ними без твоего Царского Величества указу не смеем противиться. Да к ним же, помянутым владельцам, приезжают воинские люди каракалпакскии и киргизы человек по двести и по триста, и оные владельцы без Вашего Царского Величества указу с ними мирятся, и живут у них владельцев в улусех их помянутые неприятельские люди месяца по два и по три, и тех помянутых владельцев улусные их люди подводят тех неприятельских людей под твой государевы городы и под нас, рабов твоих, и оные неприятельские люди вотчине Твоей Государевой и нам, рабам твоим, чинят разорение не малое, конские табуны и скотинные беспрестанно отгоняют и нас, рабов твоих, в полон берут и насмерть побивают; а как оные воинские люди к ним, владельцам, приезжают и от них из улусов отъезжают, и нам, рабам твоим, про них ведомости никакой не учиняют.
Всемилостивейший Государь, просим Вашего величества, вели, Государь, нам, рабам твоим за службы наши по своему милостивому Царского Величества грамоты, что у нас нет, рабов твоих, сгорела, вместо ее во владение помянутые реки Яику с речки и с протоки и со всеми угодьи пожаловать прислать к нам, рабам твоим, свою Великого Государя грамоту; також нас, нижепоименованных, от обид и от налогов от самарских обывателей, от башкирцев и от колмык отборонить, чтоб твоей Царского Величества вотчине и нам, рабам твоим, вконец не разориться и Твоей Государевой службы не отбыть.
Вашего Величества нижайшие рабии за полонные реки Яику Яицкие атаманы, казаки Иван Иванов …с рядовые казаки 2600 человек. 1720 году октября в 8. К сей челобитной, вместо яицкого атамана и всего яицкого войска, по их велению, Алексеевской церкви, священник Ив Клементьев руку приложил.
Эта челобитная написанная на Яике и посланная в С-Петербург с атаманом Зимовой станицы Федором Михайловичем Рукавишниковым и есаулом Алексеем Абакумовым с товарищи получена там, как означили мы выше, 7 декабря, а 10 декабря снят с них в Государственной Иностранных дел коллегии допрос; в котором они челобитную подтвердили. Далее в справке по этой челобитной, говорится:
А в нынешнем 1721 году, января 9 дня, в присланных из Казани ведомостях о состоянии их, яицких казаков, против их вопросов, дача Великого Государя жалованной грамоты на реку Яик с речками была ль, того в тех ведомостях не именовано.

 Отправлено: 10.04.17 17:37. Заголовок: 41/109

УВВ 1869 №34 стр. 4,5, 6, 7.

За тем, по той же челобитной, переданной в Государственную военную коллегию, в ведении которой переведены казаки с 10 марта 1721 года, следует приговор этой коллегии:
1721 года, мая в 26 день, по указу Великого Государя Царя и Великого Князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, светлейший Римского и Российского государств князь его царского величества верховный тайный действительный советник, генерал-фельдмаршал, и кавалер и Государственной военной коллегии президент, Александр Данилович Меншиков с товарищи, слушав сего челобитья, приговорили: в Правительствующий Сенат подать доношение, в котором написать: понеже оные яицкие казаки в челобитье и в сказке своей объявляют, что в прошлых годех о житье им на Яике реке и о владенье лесами и сенными покосами и рыбными ловлями и всякими угодьи дана им по именному блаженыя памяти Великого Государя Царя и Великого Князя Алексея Мизайловича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца указу жалованная грамота, которая в пожарное время у них сгорела, и ныне они требуют, чтобы им на оное владение дать вновь грамоту, а из которого приказу та прежняя грамота дана, того неведомо, потому что и они, казаки, в челобитье своем о том не означивают, также и в Военную Коллегию из Иностранной коллегии известия и прислано, и затех против оного их челобитья в Военной Коллегии решения учинить невозможно, а по мнению Военной Коллегии надлежит о выписанном решении учинить в Правительствующем Сенате.
За этим приговором следует исполнительное доношение Военной Коллегии в Правительствующий Сенат, 31 мая (с отметкой внизу, что подано в Сенат 2 июня) с подрпобным изложением вышеприведенной челобитной Яицкого Войска и с упоминанием, что она подтверждена допросами зимовых станичных атамана Рукавишникова и есаула Баблонова с товарищи.
Какое распоряжение последовало в Правительствующий Сенат по представлению Военной Коллегии, от 31 мая 1721 года, этого не отыскали ни депутаты, неоднократно с 1833 года посыланные от Уральского войска в Петербург, с целью подвинуть вперед спорное дело с киргизами о между-узенском участке, ни другие войсковые чиновники, которым разновременно поручало войсковое начальство отыскание нужных документов в архиве Военной Коллегии (В сенатском архиве попыток сего отыскания не было сделано).
О нужде хивинской экспедиции Бековича правительство местами выражалось так: «оплошностию князя Александра Бековича Черкасского погибли», или же, когда посылало Лихарева (в 1719 году) «трудиться всеми мерами разузнать о золоте еркецком» (по пути неудавшейся экспедиции Бухгольца на Эркет, оно советовало ему «делать сколь возможно и в лазард не входить, чтобы даром людей не потерять» (*).
(*)- История Соловьева, т. XVIII.
Тут очевидны свежие следы воспоминания недавней несчастной экспедиции и неудачи ея приписывается лазарду (князя Бековича). Выше сего приведенное выражение «оплошностию князя Александра Бековича Черкасского погибли» встречается после, в бумагах военной коллегии времен Анны. Голиков говорит, по случаю приближения Бековича с войском к Хиве: «из самого города Хивы вывозили свои пожитки и спасались бегством, ибо почитали россиян за народ непобедимый; в самом деле, при другом командире, нежели каков был сей Бекович, ни чего бы сделать им не могли, но сей предводитель такую оказал оплошность, каковой простить ему никак не можно. Извиняют его правда тем, что он получа в сие время известие, что любимая его супруга, дочь князя Бориса Алексеевича Голицына, с двумя его дочерьми на Волге утонули и что он от того в такую глубокую впал печаль, что не знал сам, что делать» (*).
(*)- Деяния Петра Великого. Т. VII. Голиков.
Последнее имеет свое значение, потому, что из рассказов всех очевидцев несчастного исхода экспедиции явствует, что князь Александр Бекович потерялся.
По преданию, сохранившемуся здесь у казаков, сеном была набита не одна голова Бековича и послана к бухарскому хану, но содрана была с него с живого кожа, набитая сеном (еще слышно- соломой) и послана к Царю.
В заключение напоминания о хивинской экспедиции князя Бековича Черкасского приведем впервые и недавно рассказанное о хивинском посланнике в России, после экспедиции Бековича,- посланник, о котором мы выше упомянули, что он умер в России и что хивинское правительство, воспользовавшись этим благоприятным случаем, утверждало Беневени, что посла того убили и что теперь русское правительство расквиталось с хивинским за смерть князя Бековича. Факту исчезновения всех других лиц и всего войска русского хивинцы по видимому не придавали никакого значения.
«В мае 1720 года приехал в Астрахань хивинский посол Вейс-Мамбет и прислал список с ханской грамоты к Царю: «прежде, писал хан, имели мы с вами дружелюбие, которое и теперь иметь желаем; но между вами и нами произошла ссора от того; пришла к нам ведомость, что едет к нам посол Девлет-Гирей (Бекович, без сомнения), между наших улусов хочет строить города; мы ему это запретили, но он не послушался и город построил;потом прислал к нам своего посланца с тем, чтоб чрез большую Дарью реку мост мостать, что он чрез ту реку будет переправляться с войском так мы бы прислали к нему лошадей. Мы отправили к нему переговорить обо всем посланника; над этим посланником нашим у Давлет-Гарея ругались, хотели его связать и убить до смерти; посланник ушел и объявил нам, что Давлет-Гирей приехал не для посольства, но для строения города. Мы опять послали к нему еще слуг своих, но он , не допустя их до себя, начал в них стрелять из пушек, произошел бой и в то время многих наших людей побили и Давлет-Гирея привезли со всеми русскими людьми ко мне и которые русские люди взяты живые и тех удержали мы на случай, если вы, великий Государь у нас их спросите, а у нас с вами войну вести и в уме нет». Только в конце августа из коллегии иностранных дел послан был указ астраханскому губернатору: хивинского посла прислать в Петербург, дав ему подводы и кормовые деньги не как послу, но как арестанту, чем только ему с людьми его можно быть сыту, отправить с ним офицера с пристойным числом солдат, который должен смотреть, чтобы посол как-нибудь не ушел, однако должен обходиться с ним политично и ласково; впрочем объявить ему, что он отправляется за арестом, потому, что его хан поступил непрятельски с князем Черкасским, отправленным в хар..тере посольском.
В начале 1721 года посланника привезли в Петербург. Его привезли в иностранную коллегию и поставили пред министрами. «Какой у тебя словесный приказ от хана?»- спросили его министры; посланник отвечал: «приказал мне хан донести царскому величеству, что из даних лет между российскими и хивинскими народами была любовь и торговля, но по некоторому случаю эта любовь и торговля пресеклись, и потому просит хан, чтоб прежняя любовь установилась и торговля умножилась». «Мы думаем, сказали министры, что в целом свете и на в каком законе нет того чтоб послов убивать: для чего вы посла царского величества, князя Черкасского убили?» «Правда, что это сделано, отвечал посланник; однако он к нам приезжал не как посол, а как неприятель, построил город и в нем оставил с 8000 человек войска, потом к нам приехал и ноезжая до Хивы за 15 дней, убит нашими войсками на бою, а остальные люди и до сих пор в хивинской земле и хан их всех желает отдать». «Хан твой, говорили министры, сам прежде присылал к царскому величеству с просьбою построить город для умножения торговли, а потом такому великому монарху сделал такую обиду, посла его невинно убил! Может быть хан твой на тебя сердит и прислал тебя на жертву, чтоб здесь тебя повесили за князя Черкасского?»
«Воля ваша, отвечал посланник, только хан прислал меня с объяснением, что желает быть в любви и отдаст всех пленных».
Посланца заключили в крепость где он скоро и умер. С одним из приехавших с ним хивинцев отправлена была хану грамота за подписью канцлера и подканцлера, с уведомлением о смерти посланника и с требованием отпустить всех пленных. В январе 1722 года вышел из Хивы пленный яицкий казак и разсказывал, что когда хану была подана грамота, то он топтал ее ногами и отдал играть молодым ребятам».(*)
(*)- История Соловьева, т. XVIII.
Доношение в Государственную военную коллегию, из конторы, от 20 мая 1723 года.
«По инструкции, какова дана из Военной коллегии той коллегии в контору, по 20 пункту, велено: ежели с Дону и с Яику присылаться будут в Москву легкия станицы (*) с доношениями и отписками и по оным решения чинить в Москве и по которым в Москве решить будет возможно и об оных писать в военную коллегию, выписывая из отписков о состоянии тех дел экстрактом, и с ними присылать из них в С.-Перербург человека по два, и давать им на подводы от казначейского коммисара прогонные деньги по указу из положенной на них суммы, и по Его Императорского Величества указу и по приговору военной коллегии конторы велено по поданным от Донских и Яицких казаков отпискам и доношениям, по которым в оной конторе какого решения не учинено, о том требовать указу из государственной военной коллегии, и для того послать с отписок и с доношений и с указов экстракты и с выписок копия, а именно: первое о даче жалования башкирцу Нотаю Тулаеву, второе о жалованье ж за полонное в Хиве терпение (яицкому) есаулу Григорею Иванову, прапорщику Михайлу Степанову, третье, о даче Донским казакам, сверх определенного числа, пороху и свинцу, четвертое выписка об отпуске на 723 год войску Донскому окладного жалованья и зимовой станице (**) питья, или за оное денег, пятое, чтоб из посланных от коммисиальных дел в Москву, также и из губерний и городов в Черкасской (****) повелено брать поверстныя деньги на каждую лошадь, да для известия, что они, казаки турецким подданным обид и грабежей не чинят».
(*)- Об этих станицах, их происхождении и значении мы постараемся сообщить в своем месте.
(**)- О зимовых станицах скажется вместе с таницами легкими.
(***)- Прежде Черкаск, ныне старо-Черкаская станица, после наменован Ново-Черкасском на новом месте (стал заселяться с 1805 года).

 Отправлено: 10.04.17 17:38. Заголовок: 44/109

УВВ 1869 №35 стр. 3, 4,5, 6, 7.

Правительствующему Сенату из государственной военной коллегии доношение, от 15 июля 1723 года.
Прошедшего июня, в 4 день, в присланном с Москвы в военную коллегию той же коллегии из конторы экстракт писано: февраля, в 8 день, в челобитье яицких казаков, есаула Григория Иванова, да прапорщика Мхаила Степанова, написанное в прошлом де 716 году по Его Императорского Величества указу, взяты они были из Яицкого городка с Яицкими казаками в хивинский поход с лейб гвардии капитаном князем Черкасским и в том же году от оных хивинцев взяты в полон и были в полону семь лет и помирали голодною смертью и чтоб за оное их полонное терпение наградить против их братьи, ушедших из оного же полону Его Императорского Величества жалованием, и марта в 18 день по Его Императорского Величества указу и по приговору военной коллегии о даче оного жалованья в Правительствующий Сенат из военной коллегии доношение подано, покоторому указу не получено, да июня в 24 день, по Его Императорского Величества указу, военная коллегия приговорила о даче вышедшим из полону из Хивы и яицким казакам, и есаулу Ивану Григорьеву, прапорщику Михаилу Степанову, за из полонное терпение, Его Императорского Величества жалованья подать в Правительствующий Сенат доношение на таком же основании, как подано доношение в Москве, в канцелярию оставшего сенатского члена и из конторы военной коллегии оным казакам за полонное терпение жалованья надлежит выдать сукнами против других их братьи, таких же казаков, бывших в полону (*), а именно по два портища (отдирок на кафтан) из штатской конторы, и на оное в Правительсктвующий Сенат военная коллегия требует решения (**).
(*)- Из этого видно, что есаул Иванов с прапорщиком Степановым пришли за жалованием не первые из ушедших от Хивинского плена, но сведений у нас о тех первых нет. Здесь видно, что просители один год своего терпения в плену прибавили, потому, что взяты были в плен хивинцами не в 1716, а в 1717 году.
(**)- Из Арх. военн. Коллегии, книга о Донск. и Яицких казаках 1723 г, за №164, стр.100.
После есаула Иванова, считая и тех, которые за пленное тепение получали от правительства подарки, по два портища на человека, мы встречаем перерыв этим просьбам на целые 9 лет, до царствования Императрицы Анны, но за то, в это царствование просьбы, продолжавшиеся до 1736 года включительно, подавались от казаков не от одних тех, которые несли полонное терпение в Хиве, но и от тех, которые были в плену у башкир, киргизов и каракалпаков. Есть примеры, что просили за полонное терпение казаки, попавшие в плен еще в 1710 годах и мотавшиеся там по разным азиатским нациям по 17 лет. Впрочем все это были не просьбы, как мы уже видели, а доношения. Замечательно, что все эти, и по всем другим делам Яицкого войска, доношения во все времена. Начиная с петровского (вероятно тоже было и прежде, только не осталось свидетельств об этом), подавались правительству зимою, начиная с последних чисел ноября и до последних чисел февраля, т. е. в то время, когда от войска Яицкого присылалась в Петербург зимовая станица, к которой, по видимому, как и ныне, был не один подъезд из войска в разное время, а сам атаман всей зимовой станицы оставался в Питере с небольшою частью станичников, на казенных харчах; остальные же все станичники жили в Москве тоже на казенном содержании.
«В Государственную военную коллегию войска Яицкого казаков: Ивана Екимова, Парфена Игнатьева, Андрня Иванова, Петра Петрова и Василья Кирпишникова доношение, от 28 ноября 1731 года.
В прошлом 715 году командированы мы, нижайшие, с Яику с прочими в числе полуторы тысячи казаках с князем Александром Бековичем Черкасским в Хиву и, будучи в Хиве в том же году, (*) оной князь Бекович Черкасский от оных хивинцев убит и по учинившемся несчастии взяты мы, нижайшие, хивинцами в плен и запроданы в той же Хиве мурзам, где претерпевали великую работу и глад и из той Хивы Иван Екимов выкуплен хивинским татарином Абдулбасы-Беком, который дал ему, Екимову, свободное письмо, которое и ныне имею у себя; а Парфен Игнатьев выкуплен яицким казаком Иваном Афонасьевым и дал за него сто двадцать пять рублев, а Андрей Иванов, Петр Петров и Василий Крпишников отпущены с ханского двора и пришли на Яик, Парфен Игнатьев и Василий Кирпишников в 729, а Иван Екимов, Андрей Иванов, Петр Петров пришли с данным из Астрахани паспортом в нынешнем 731 году, который паспорт сообщаем при сем доношении, а напредь сего наей братьи, вышешим из плена, давано за полонное терпение Ея Императорского Величества жалованье, а нам, нижайшим, не выдано.
(*)- Почти все казаки, бывшие в хивинском плену, перепутывали время события хивинской экспедиции Бековича Черкасского, да это и не мудрено, забыть летосчисление через 15-20 лет людям, которые не предают сему ни какого значения.
Того ради Государственной Военной коллегии всепокорно просим, дабы повелено было, за бытность нашу в плену в Хиве, Ея Императорского Величества желованье нам, нижайшим, выдать».
Из следующего документа видно, что и соратники князя Бековича Черкасского, бывши в плену хивинском, служили там в войсках и воевали за хивинское правительство противу врагов его. Из приступа, помещаемого сейчас доношения видно, что все они писались по одной форме, так что, например, в настоящем доношении, просит сын казак, а говорит мы.
«В Государственную военную коллегию яицкого казака Степана Петрова доношение, от декабря 1731 года.
В прошлом 715 году отправлены мы были, нижайшие, с Яику в полторе тысячах человека с князем Александром Бековичем Черкасским в Хиву и, по учинившемся несчастии, как оного Князя Черкасского убили, взяты мы, нижайшие в плен оными хивинцами и были в той Хиве семь лет, а как пошел хивинский Хан совокупно с бухарцами и саранцами в пятнадцати тысяч человек, на Касарбаш и в том народ был и я, нижеименованный, и как возвратились из того походу и в то число нас четыре человека, в том числе и я, нижайший, бежал и пришел на Яик в 722 году и после того был в низовом корпусе дважды, а на пред сего нашей братьи пленникам давано за ту в плене бытность Ея Императорского Величества жалованье, а мне, нижайшему, не выдано.
Того ради Государственной военной коллегии, всепокорно прошу, дабы повелено было, за ту мою в плене бытность, против тое братьи наградить меня Ея Императорского Величества жалованьем».
Теперь помещаем доношение казака Гребенского войска. По его словам, как мы раз уже упомянули выше, гребенских казаков было в хивинской экспедиции с князем Бековичем Черкасским только 300 человек. Это довольно странно потому, что противоречит всем печатным сведениям и наряду Петра Великого. Хотя раз мы видели, что и яицкие казаки, в 1717 году, вместо 500, потребованных от них Салмыковым, поставили князю Бековичу только 392 человека, но мы знаем, во все три года они снарядили и пошло с Яику казаков в Хиву 150 человек, т. е. именно столько, сколько указал царский наряд.
«В Государственную военную коллегию Гребенкого войска казака Ивана Яковлева доношение, от февраля 1734 года.
В прошлом 1715 году посылано нас от Гребенского войска по наряду с князь Александром Бековичем Черкасским под Хиву триста человек, в том числе и я, нижеименованный, в том походе был же, а по учинившемся тогда несчастия взято нас в полон хивинским ханом немалое число, в том числе и я, нижеименованный, взят же и будучи «в полону», жил под великою неволею и претерпевал несносную нужду и в прошлом 731 году по прошению моему тамошний хивинский купец армянин Арышун меня, нижайшего, из того полону выкупил, и дал выкупу за меня сто пятнадцать рублей, которыя деньги обещал я оному армянину отдать в доме своем, токмо … скудостию моею и за разорением оных денег оному армянину и по сее число не оплатил, а в прошлом 733 году оный купец армянин приезжал в дом мой и за тот выкуп правит с меня, нижеименованного, вышеписанныя окупныя деньги, а мне за скупостию взять негде; и как я из того плену освободился и что вышеписанный армянин меня выкупил, о том известно гребенского войска войсковому атаману и всему войску а ныне оной атаман обретается в С.-Петербурге»
Помещая здесь весьма интересную челобитную яицкого атамана Ивана Иванова и всего войска Яицкого 2600 человек, от 12 октября 1720 г., о первых службах войска и их стоимости ему, по сказанию самих казаков, не лишним считаем прибавить к ней, что первая служба яицкого войска, на сколько показывают это открытые до селе документы, была против «непослушника царского, Шевкальского», в числе 500 казаков, в 1591 году (*).
(*)- Акты Исторические №1, № 230.
«Державнейший Царь, Государь милостивейший.
В прошлом в 189 году (1681) сентября в 3-е по указу брата Вашего Царского Величества, блаженныя памяти Великого Государя Царя и Великого князя Федора Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержавца, служили мы, раби твои, Вам Великому Государю под Чигирином в службе с князем Булатом Мусаиловичем Черкасским, да с полковником Козмой Козловым, верно и от нас, рабов твоих, на тое службу посылано было с атаманом сто человек; а во 190 году (1682) по вашему же Великого Государя указу во вторичной Чигиринской поход с оным же полковником были с атаманом двести человек; (**), а в 191 году (1683) июля в 8 по Вашему Царского Величества указу ходили мы, раби твои, в уфимские уезды на изменников воров башкирцов с атаманом пять сот человек, хотя Вам Великим Государем свою верную службу объявить, и помощию божиею вашим Государевым счастием выше писанных воров башкирцев побили многое число и пришедши под Мензелинск город, объявили свою службу, и в Казани боярину и воеводе Петру меньшому Васильевичу Шеремееву, и о той нашей службе писал к вашему Царскому Величеству оной боярин Петр Васильевич Шереметев.
(**)- Этот и предшествовавший поход1681 года были против города малороссийского Чигирин, который с казаками своими не был в повиновении преданного Российского Самодержца, но был передан бунтовавшим гетманом Дорошенкою под покровительство турецкого султана (Истрия Георгия Конисского).
А во 192 году (1684) по Вашим же Царского Величекства указам и по грамоте с боярином князем Васлием Васильевичем Голицыным отправлено было от вас в Крымский поход с атаманом сто пятьдесят человек, а с ним же князем Василием Васильевичем, по другому наряду, с атаманом же двести человек. (*)
(*)- оба эти наряда в Крымский поход были в 1684 и 1685 г. Поход объявлен был в 1686 году, но князь Голицын выступил в него с войском, в числе 100 т., 22 февраля 1687 г.
А в 204 году (1696) по присланной Вашей Царского Величества грамоте из приказу казанского дворца, было нас с боярином князь Борисом Алексеевичем Голицыным под Азовом с атаманом три ста человек. Ав 205 году (1697) по твоей же Великого Государя грамоте, во вторичной азовсий поход с боярином Алексеем Семеновичем Шеиным было нас, с атаманом двести человек (**).
(*)- Это было уже во вторичное начальствование боярина Шеина в 1797 году, когда он пришел из Москвы к Азову с 26 тысячным ворйском, в первый же раз начальствовал он русской армией под Азовом, в 1696 году Азов был сдан ему турками.
И с вышеписанного со 192 году (1684) по нынешний 720 год стало быть нас, рабов твоих, в службе с детьми нашими 2600 человек, 1701 году, по присланной Вашей Великого Государя грамоте, в свейский поход отправлено с атаманом шесть сот человек (***), а в 703 году, по Твоему Великого Государя указу, в тот же свейский поход послано от нас с атаманом 500 человек; а в 704 году, по Твоему же Великого Государя указу послано в тот же вышеписанный поход 500 человек, (*) которые и поныне служат при армии.
(***)- Под Нарвою в числе 7000 малороссийских казаков, под начальством наказного гетмана Левогуба и полковников Оболонского и Искры . Главнокомандующим был Шереметев.
(*)- Все казаки, в числе 30 (50) т., были в этих походах под начальством самого гетмана малороссийского Мазепы, Фельдмаршалом русских войск был О…. приглашенный в русскую службу на 3 года Паткулем из Вены..
А в 707 году, по Твоему Великого Государя указу из военного походу из Польши из Холкавии (?) выслано от нас на Твою же Великого Государя службу (в свейский же поход) 500 человек. А в 708 году, по присланному Твоему Великого Государя указу из Казани, было нас в уфинском уезде против воров башкирцев, когда они забунтовали и села и деревни разоряли и побивади жен их и детей в полот брали, с атаманом 1225 человек. В 711 году, по Твоему же Великого Государя указу и по определению ближнего боярина и губернатора Петра Матвеевича Апраксина, с ним ближним боярином было нас на Твоей Великого Государя службе в Кубанском походе 1000 человек с атаманом (**).
(**)- В этом Кубанском походе были яицкие казаки вместе с малороссийскими под начальством гетмана Скоропадского, для свержения крымского хана от помощи турецким войскам в неудачной войне 1711 года Петра Великого с Турцией.

 Отправлено: 10.04.17 17:41. Заголовок: 48/109

УВВ 1869 №36 стр. 3, 4, 5, 6, 7.

В 713 году по именному ж Вашего Царского Величества указу, когда против Царского Величества войну объявили, и будучи с ним же ближним боярином Петром Матвеевичем, было в Харьковском походе 1500 человек с атаманом (**).
(**)- Тут казаки, бывшие в армии, находились в составе дивизии фельдмаршала Шереметева, располагавшейся с частию других великороссийских войск в Малороссии на квартирах для наблюдения за заднепроаровскою Малороссиею, бывшей прежде под покровительством Порты и Швеции, а по трактату после прутского похода уступленного Польше.
И за оныя к Вашему Царскому Величеству службы мы, раби ваши, милостивым словом награждены и похвалены. А в 714 году, по Вашему ж Царского Величества указу, отправлен лейб-гвардии капитан, князь Александр Беков сын Черкасский на Каспийское море, и от нас было с ним сто человек с атаманом; а в 715 году, по присланному Вашему Великого Государя указу из Казани, с ним же, капитаном, 500 человек, а в 716 году, по именному Вашего Царского Величества указу, к нему, господину князю Черкасскому, по нарядам послать велено от нас с Яику в два полка с атаманом указных полторы тысячи человек, и во оной поход определили мы, раби Твои, от дву-третьего, а в том же 716 году приходили воинские люди каракалпаки и киргиз-казаки большим собранием под наш казачий город, и побили Александровских солдат, которые приходили к нам с хлебным запасом; да те же воинские люди били на калмыцкую орду, на Даржу-мурзу, а мы, раби Твои, в домишках своих от приходу тех вышеописанных воинских людей в великом обережении, дабы Ваша Великого Государя вотчина, как и прежде, была не разорена. И от тех всех вышеописанных походов в даче подъемных денег с 189 году (1681) по 720 год одолжали мы великими долгами, а что рабом Твоим, в котором походе и которым атаманам и есаулам и знаменщикам и рядовым казакам почему на подъем денег, давано и что Вашего Великого Государя жалованья к нам на Яик присылано на подъем, и то явно при сей челобитие в росписи. Також с 701 году приходят к нам, рабом, под наш казачий городок, когда бываем для соли и рыбы в степи, во все годы и доныне, воинские люди каракалпаки и киргиз-казаки большим собранием и отгоняют у нас конские и скотинные табуны, и нас, рабов Твоих, в полон берут и бьют на смерть. Да мы же, раби Твои, ходим нужд своиз ради в Ваши Государевы городы на Самару и на Сызрань с той вышеописанной солью и рыбою, что берем за великою войною и нуждою; а возим по малому числу и то у нас берут на Вас Великий Государь, а за тое нам соль из Твоей Великого Государя казны денег не дают; и за малолюдством нашим от тех (воинскиз людей) живем мы всегда в великом опасении, чтоб Твоя Великого Государя вотчина от тех воинских людей не разорилась. И впредь Твои Великого Государя службы, також когда мы, раби Твои, посылаем бить челом и жалованье своем в Кзанскую губернию, и на дароге по городам и по селам вотчинники и помещики казаков наших, которые служат Тебе Великому Государю лет по десяти, и по пятнадцати, и по двадцати, и по тридцати, держать в вотчинах своих и объявя на них крепости, берут себе во крестьянство. И в 702 году, когда подданный Вашего Царского Величества Хан-Аюка, по изгнании детей своих пришед, был под нашим казачьим городком с малыми людьми и объявил нам- войску, дабы нам, рабам Твоим, Тебе Великому Государю и боярину князю Борису Алексеевичу Голицину об нем писал, что дети ево от него отошли со всеми улусными людьми, оставили его одного, понеже дети ево не хотя Тебе Великому Государю служить верно; а мы, раби твои, хотя Тебе Великому Государю служить верно, верно его Аюки-хана великую нужду и разорение и переговоря с ним и выбрав своего походного атамана Федора Семенникова, ходили все за ево а….ми детьми и изошли их по Яику на низе реки в урочище Убуян-Тугне, и призвали их под Твою Великого Государя руку и смирили их с отцом своим по преднему,- до ныне Тебе Великому Государю он, Аюка-хан, служит.
Всемилостивейший Государь, просим Вашего Величества, вели Государь нам, рабом Твоим, надне тысячи на шесть сот человек Своим Царского Величества денежным жалованием и сукнами, порохом и свинцом, и ядрами, и пушками, и знаменами, и колокалами, и за приезды наши, когда в которое время для Ваших Царского Величества дел ни приедем, тако ж и подъемным Своим Великого Государя жалованием, за скудность нашу, дабы нам чем Твоего Великого Государя службу было служить и нас, рабов Твоих, пожаловать по Своему Царского Вееличества милостивому рассмотрению, понеже мы выезжаем чрез степь и в службах бываем на своих лошадях и на своем коште.
Вашего Величества нижайшие раби, за полонные ряки Яику яицкие атаманы казаки Иван Иванов и все рядовые 2600 человек. 1720 году, октября в 12-е.
Роспись, что по указу Великого Государя в который поход ходили атаманы и есаулы, и знаменьщики, и рядовые, и по скольку человек и по чему нам Твое, Великого Государя, жалованье присылалось и что нам самим те походы становились подъемных денег.
Со 189 по 716 год писано ниже сего постатейно.
1. Поход: как ходил атаман Прокопий Семенов, под Чигарин, а с ним было сто человек; подмоги им дано; атаману 30, двоим есаулам по 25, двоим знаменьщикам по 23, рядовым по 20, итого 2026 рублей.
2. Поход: под тот же Чигиринский поход отправлен атаман Иван Белоусов, а с ним было 200 человек, а подмоги им дано: атаману 25, двоим есаулам по 22, двоим знаменьщикам по 21, рядовым по 18,- итого 3621 рубль.
3. Поход Крымской: отправлен был атаман Прокопий Тагаевской, а с ним было 150 человек, а подмога им дана: атаману 26, есаулам двоим по 23, знаменьщикам по 22, рядовым по 18,- итого 3016 рублей.
4. В тот же Крымской: отправлен Яков Васильев, а с ним было 200 человек; подмоги им доно: атаману 28, есаулам двоим по двадцати по пяти рублей, знаменьщикам дано 23- двоим, рядовым по 19,- итого 3929 рублей.
5. Поход под Азовом: отправлен атаман Федор Семенов, а с ним было 300 человек; подмога им дана: атаману 27, есаулам по 22, знаменщикам по 22, четырем человекам рядовым по 15 человеку,- итого 4544 руб.
6. Поход под тот же Азов: отправлен был атаман Андрей Афанасьев, а с ним было 200 человек, а подмога им дана: атаману 29, двоим есаулам по 25, двоим знаменщикам по 25, рядовым по 17 человеку,- итого 3540 руб.
7. Поход Швейской: отправлен атаман Ватошнов, а с ним было 600 человек; подмога им дана: атаману 26, четырем знаменьщикам по 15, рядовым по 19 рублю,- итого 11,412 руб. (здесь пропущено 4 есаула).
8. Поход:- в тот же вышеописанный поход отправлен был атаман Матвей Миронов, а с ним было 500 человек; подмоги им дано: атаману 300, есаулам двум человекам по 22, знаменьщикам дано четырем человекам по 20, рядовым по 18 человеку,- итого 9173 руб.
9. Поход:- в тот же вышеописанный поход отправлен атаман Матвей Рекунов, а с ним 500 человек; подмоги им дано: атаману 28, есаулам 4 челов. по 22, четырем человекам знаменьщикам по 18, рядовым по 16, а Твоего Царского жалованья оным казакам дано на Самаре по 5 человеку,- итого 8044 руб. (не считая царского жалованья).
10. Поход под Польские городы,- отправлен атаман Митрофан Пименов, а с ним было 500 человек, а Твоего Царского Величества жалованья прислано по 10 человеку, да мы же, раби Твои, дали им на подъем: атаману 20, четырем человекам есаулам по 12, знаменьщикам 4 человекам по 10, рядовым по 8,- итого 4035 руб. (не считая царского Жалованья).
11. Поход на изменники башкирцы; послан атаман Федор Семенников, а с ним было 1225 человек, подмоги им дано: атаману 20, есаулам десяти человекам по 10, знаменьщикам десяти человекам по 8, рядовым по 3,- итго 3875 руб.
12. Поход на Кубань; атаманом был Конон Никеев, а с ним было 1000 человек; подмоги им дано: атаману 35, есаулам шести человекам по 20, рыдовым по 14,- итого 14126 руб. (здесь пропущены шесть знаменьщиков).
13. Поход под Харьков; атаманом послан был Матвей Иванов, а с ним было 1500 человек, а Твоего Царского Величества жалованья прислано было к нам на Яик на подъем по 5, а мы, раба Твои, им же на подъем давали по 15 человеку, и как прибыли мы походным войском на украинский поход под Харьковым дано нам , рабам Твоим, по 5 человеку, а станишникам довольное излишество: атаману 40, есаулам по 25 восьми человекам, знаменьщикам восьми человекам по 20, рядовым вышеописанное по 15 человеку,- итого 22642 руб. (не вчитая царского жалованья).
14. Поход с князем Александром Черкасским (100 человек, стоил 2040 руб.).
15. Поход с ним же с князем Черкасским (500 человек, стоило 3610 руб.).
16. Поход с вышеписанным же князем Черкасским в прошлом 716 году (1102 человека, стоило 14905 руб.).
17. Поход с ним же князем Черкасским (398 человек, стоили 4652 руб.) (*).
(*) - так как в нарядах из Яицкого войска с князем Бековичкем Черкасским подробно изложено выше (№25 УральскихвВойсковых ведомостей), то здесь не повторяется. Прибавим только, что Яицкому войску велено было нарядить в 1717 году 448 казаков, а они послали только 398, без всякого сомнения вследствии решительного недостатка казаков, остававшихся на Яике для собственной защиты от каракадпаков, киргизов, башкиров и калмыков, ибо с этим последним нарядом было у Бековича уже 1500 казаков, да сверх того, как увидим ниже Яицкое войско в том же 1717 году выкомандировало по Государеву указу 1500 человек в украинский поход с боярином Петром Матвеевичем Апраксиным (выписка из Казанского дела по доносу казака Карташева, стр. 684
И всего во оные походы дано подъемных денег 119,528 рублей.
Да в нынешнем 720 году, марта в 5-е, прислан к нам на Яик, Вашего Царского Величества именной указ Государственной высокославной Иностранных дел коллегии. А в указе Великого Государя писано, чтоб нам, рабам Твоим всему Яицкому войску быть в готовности куда Ваше Царское Величество нам повелит, и мы рабы Твои, по твоему Виликого Государя, именному указу были во всяком опасении и готовности. В сей челобитной расписался войсковой, а вместо войскового атамана, Ивана Иванова, и всего яицкого войска, по их велению, церкви Михаила архангела священник Яков Артемьев руку приложил.
Последний наряд из исчисленных здесь (398 казаков) был в 1717 г. а с этого и до 1721 г. в течении четырех лет правительство не требовало от Яицкого войска никаких нарядов, вероятно вследствии громадной его потери, относительно численности всего войска, в экспедицию Бековича Черкасского, 1500 человек, т.е., почти как раз половины численности всех Яицких казаков, оказавшейся потом по переписи полковника Захарова (3195), и хотя в 1720 году, именным указом велено было всему яицкому войску в готовности, но привести в исполнение этот указ не пришлось, по крайней мере, не видно этого ни из каких бумаг, у нас имеющихся; да и у Петра Великого в это время не с кем войны не было; а с 1721 года, по особому указу была половина войска постоянно в командировке, а другая оставалась при городе (Яицке), вслучае ж нужды велено делать наряды и с этой последней.
В частных итогах проведенного расчета ор стоимости Яицкому войску нарядов на службу, с 1682-1720 год, есть ошибки повидимому, когда не знаешь в точности, существовавшего в те времена, возможного расчета,- и больше и меньше чем бы казалось, следовало выходить по числу выставившихся людей. И в общем итоге из этих частных, выходит в выставленных цифрах на 307 руб. более.
Замечательно, что посланный с Яику в 1701 г. полк (500 казаков, с атаманом Матвеем Рекуновым) в Шведский поход, находился там при армии 17 лет, и в 1720 году еще не был сменен.
В этом исчислении первоначальных служб Яицкого войска не говоря об участии 500 казаков в 1591 году в походе против Шамхальского ослушника, о чем, может быть и предания не сохранилось, старики не упомянули об участии дедов их и прадедов в походах с князем Хованским в Польше и под Ригою (*), в 1655 и 1656 годах, при Царе Алексее Михайловиче, когда великороссийская нация соединилась с малороссийскою (с малороссийскими казаками), от… еюся под гетманством Зиновия, иначе Богдана Хмельницкого протекция Царя Алексея который с этого времени стал титуловаться Самодержец Великия, Малыя и Белыя России (всероссийским), так как именно в 1656 году и была покорена Малороссия соединенными войсками царскими (30 т. Ч.) под начальством князя Хованского и малороссийскими казаками (20 т. реестровых и 5 т. охочекомонных) под командою сделанного гетманом Хмельницким из Нежинских полковников Наказным гетманом Ивана Золоторенко; – эти да соединенные войска взяли до 200 польских, курляндских, лифляндских и литовских городов (**) тут были и наши казаки яицйкие.
(*)- Об этой службе казаков с князем Хованским в Польше и под Ригою упоминается, как о перврй службе Яицкого войска, в инструкции, данной войском отправленным в С.-Петербург депутатам Тамбовцеву, Акутину и другим в июле 1767 года.
(**)- Истор. Георгия Конисскаго (Малороссии).
Нам также известно, из договора доблестного защитника Смоленска Боярина Михаила Борисовича Шеина с Поляками, 24 февраля 1634 года, что в числе защитников тут было, во время договора конечно (оставшихся в живее) 380 «яицких атаманов и ясаулов и казаков», из коих 344 человека вышли из осады в числе прочаго войска русскаго, и 36 остались в Смоленске за болезнию, а из царскаго наказа Михаила Федоровича 29 мая 1629 г. также видно участие яицких казаков в тогдашних русских войсках воевод князя Сонцева-Засекина и Благова против крымских татар(***)
(*** ) - Акты археографической экспедиции т.III, № 187, 220, 229 и 246.
УВВ 1869 №37стр. 4,5,6,7.
Сверх того, старики не сказали об участии Яицких казаков еще в некоторых походах, о чем узнаем мы из других источников. Так например, в 1695г. пошло с Яику 500 казаков под Азов с походным атаманом Андреем Головачем ( в составе 75-тысячной русской армии, в первое начальствование ею генералиссимуса, боярина Алексея Семеновича Шеина, при осаде и взятии в 1696 году Азова) (*) Во время осады Азова, в день тезоименитства Государя, когда на требование русских сдачи города, турки отвечали пушечными выстрелами, вслед затем татары сделали жестокое нападение на наш лагерь, но с значительною потерею для себя, Яицкий казак убил из пищали храбрейшего наездника их Дулак-Мурзу, снял с него панцырь преузорочный и отрубив голову привез ее в стан. Татары домогались выкупить ее, но тщетно. (**)
(*) Устрялов, История царствования Петра Великого, ч.II
(**) Там же.
В прошлом 717 году, по указу Государеву, велено с боярином Петром Матвеевичем Апраксиным отправить с Яику в украинский поход яицких казаков 1500 человек, которое число и отправлено с походным атаманом Матвеем Ивановым ( выписка Государственной военной коллегии из допросов и ответов в казанском деле, данных в 1718 году яицким казакам и ими в Казани по доносу казака Ивана Карташова)

Эти 1500 казаков посланы были в тот самый год, в который пропали другие 1500 их товарищей в хивинском походе с Бековичем. Значит в расходе было в 1717 году казаков с Яику 3000, да 500 казаков, посланных, как мы видели выше, еще в 1704 году в третий свейский поход и не возвратившихся в дома свои и в 1720 году, - итого 3500 человек; столько же оставалось в то время казаков на Яике для защиты собственных жилищ от немалочисленных воинственных и беспокойных соседей – кочевников, исконных врагов их!
Помещая ниже материалы, касающиеся злоупотреблений яицкого атамана Григория Меркульева, в 1723году утвержденного в первый раз правительством, а потом и пожизненно, в звании войскового атамана, и относящиеся ко времени с 1730-1740 год, мы за неимением, однако ж временно, нужного для дела досуга, обходим важный предмет во внутренней линии Яицкого войска, имевший потом роковое влияние на его последующей судьбе, - начало внутренних несогласий в войске, интриг и доносов, и затем первоначальные розыски над казаками чрез чиновников, которых правительство командировало для этого в разные места, - на сколько открывается это из имеющихся у нас материалов.
Левшин касается этого предмета только следующими словами:
«Вскоре за сим ( около 1735года) случившаяся ссора атамана Григория Меркульева? со старшиною Логиновым, происшедшее от того разделение казаков на две противныя партии, и принесенные обеими сторонами друг на друга в злоупотреблениях жалобы высшему правительству, были поводом, что императрица Анна, грамотой от 10 августа (*) 1740 года, повелела сделать во внутреннем правлении Уральского войска многие перемены, более сообразные с существующими в городах Российских положениями» (**).
(*) Именным указом 25 августа 1740 года. ( Полн. Соб. Законов XI № 215).
(**) Истор. и стат. обозр. Уральских казаков
Петр Великий принял первые меры для введения Яицких казаков в общую систему Государственного управления. В 1720 году Яицкое Войско отдано было в ведомство Военной коллегии. Казаки возмутились, сожгли свой городок , с намерением бежать в киргизские степи, но были жестоко усмирены полковником Захаровым. ( Ист. Пугачевского бунта- Пушкин, гл. I).
Г. Рябинин видит в этом явлении последствия утверждения войскового атамана высшей властью именно: «с тех пор, говорит он, как страх народнаго суда исчез, т.е. когда утверждение атаманов стало зависеть от правительства» ( с 1723года). А далее продолжает: « в 1735 году мы застаем внутреннюю борьбу в полном разгаре». Пред этим же, относительно посылки полковника Захарова на Яик, говорит: при первом известии о мятеже на Яике (?), Петр тот час же послал туда полковника Захарова с регулярными отрядом». (**)
(**) Материалы для геогр. и стат. России. Уральское Казачье Войско ( Историч. очерк)
Г. Димитрий Анучин, в своей весьма хорошей добросовестной статье « происшествия на Яике в 1772году» (***), упомянув о разных обстоятельствах ( внешних), ясно говорящих в пользу спокойствия на Яике, и что нет никаких фактов, которые указывали бы на неурядицы и безпокойства в Яицком войске, говорит: а между тем в 1723 году, Петр отправил на Яик полковника Захарова для водворения там порядка».
(***) Современник 1862г. №4.
«Без всякого сомнения, продолжает г. Анучин, подчинение Яицкого войска ведению Военной коллегии ( 3 марта 1721года) сделано было с целью иметь за войском более строгий надзор. Так поняли эту меру и Яицкие казаки, опасаясь за свою свободу, они начали волноваться, зажгли Яицкий городок и уже собирались бежать в киргизские степи, но в это время подоспел полковник Захаров.
«В 1723 году все войско было переписано, что более всех пыток оскорбило Яицких казаков, перенесших ужасы застенка – атаман его Григорий Меркульев был утвержден правительством особою грамотою». «Назначение Григория Меркульева было первою и главною причиною тех внутренних на Яике раздоров которые впоследствии повели к тому, что Яицкое войско приняло в бунте Пугачева деятельное участие».
Все это, скажем мы теперь, ни больше, ни меньше, как догадки, за неимением современных материалов возводимые в факты, и потому обыкновенно ошибочные и несправедливые. А потом, при первом досуге, нужном для дела, обратимся к началу внутренних несогласий в войске, на сколько позволяют это имеющиеся у нас материалы.
Промемория из Канцелярии Тайных Разыскных Дел в Государственную Военную коллегию, 22 мая 1731 года, за № 82 ( подана 25 мая).
Марта 16 дня нынешнего 1731 года, в Правительствующий Сенат из Казанской губернии доношением показано: прошлаго-де 730 году, декабря 24 дня, прислан в тое губернию с Яику казак Денис Гузиков в сказывании им на Яике за собою Ее Императорского Величия дела. А в Казанской де губернии оный Гузиков распросом показал: дело де на Яике сказывал он за собою в такой силе. Яицкого де войска атаман Григорий Меркульев принимает и определяет в казаки изо взятков беглых людей и крестьян и показал именем одного Ивана Гаврилова, а других не показал, а явно по спискам - и послан де он. Гаврилов с прочими такими же пришлыми в крепость Святого Креста(*). Да он же, атаман Меркульев, когда отправляет в Москву из войска казаков для челобитья о жалованье и в станицах на ярмонки, и в то де время из войска отпущает таких, кто ему дачу даст рублев по семи и по десяти, а кого по именам, не показал де, а ведает кроме него взятки атаман де Алексей Калмыков и все Яицкое войско; да как де оной же атаман отправляет из войска казаков по указам в службу и в то де число он, атаман, из взятков же рядовых казаков производит в чины, а кто взятков не даст, тех посылает в рядовые. А кроме де того Ее Императорского Величества дела за ним нет и за оным атаманом и ни за кем не знает и о показанном де казаке сего году января 12 дня в Государственную Военную коллегию писано доношением, на которое резолюции не получено. А февраля 25 дня сего же году вышеозначенный казак Гузиков сказал за собою Ее Императорского Величества слово по второму пункту, а именно о измене на яицкого атамана Григория Меркульева, который де ныне в Москве для челобитья за денежным жалованьем (**)
(*) Есть сведения, что пришлых, беглых принимали казаки в Яицкое войско, как и в Донское, и посылали их в разныя службы по нарядам правительства и не только без подмоги от войска, но брали с них же, а беглые казаки давали, лиш бы остаться на воле и с тем вмест, избегнуть законной кары за с… ные ими преступления в их прежнем состоянии. Крепость… Св. Креста заложена собственноручно Петром Великим 20 октября 1721 года, во время его персидского похода, на р. Судак, в 20 верстах от ее устья, вместо города Терка. Имя это дано по древнему названию греческому той земли Ставрополь (Св. Креста). Татары окрестные называли это место по своему также Хуч, что значит Крест (Голикова, т.IX). Служба на Кавказе в том числе и служба в крепости Св. Креста, принадлежала к службам казаков в низовом корпусе (в Низовой, которыя начались с 1726 года и продолжались да Кучук-Кайнарджийского мира, что совпадает с усмирением Пугачевского бунта (в 1774 г.).
(**) Из имеющихся сведений видно, что Григорий Меркульев, в бытность свою войсковым атаманом, весьма часто ездил в Петербург в главе станицы, а сына своего Илью (впоследствии войсковой атаман) брал с собою станичным атаманом. Дело тут в том, что по существовавшему тогда положению, станицам, приезжавшим в столицу с челобитьями и за жалованьем (тут же доставлялся и провиант) выдавалось из казны жалованье, атаману 80 руб., а если едет в станице сам войсковой атаман- 100 руб., станичному есаулу 60 руб., старшине 50 руб., рядовым по 18 руб., да кормовые деньги, да деньгина подводы в обратный путь.
Да оной же де атаман сочинял от всего яицкого войска бунт. А в Правительствующем Сенате означенный Гузиков расспросом показал: слово- де по второму пункту о измене и бунте на вышеупомянутого атамана Меркульева показывал он для того: в прошлых де годах, тому лет с се мнадцать, с Яику ходили казаки в станице на Сызрань для покупки хлеба и покупке того хлеба та станица шла по прежнему на Яик, и не дошед до Яика за сто верст, напали на тое станицу неприятельские каракалпаки и из тех де казаков те каракалпаки побили до смерти человек , с двадцать, да в полон взяли человек со сто и больше, и по посылке от достальных казаков на Яик к бывшему тогда войсковому атаману Федору Семенникову прислал оный Семенников к тем достальным казакам означенного Меркульева для вспомоществования с казаками ж, с двумя стами человек, с ружьем и пушками, и по прибытии к тем казакам, увидя его Меркульева с казаками, каракалпаки с полоном шли и Меркульев де за ним не гонял и взятого полону не отбил, а для чего не знает; а те де каракалпаки от него, Григорья, были в близости: и потому де он Гузиков, тому Меркульеву ставит то в измену, а о том де он ведая, вскоре нигде не доносил боясь того Меркульева чтоб он его не убил. Да оный же Меркульев на Яике бригадиру Захарову доносил на Яицких казаков, что они забунтовали и выбрали другого атамана и хотят де собраться и его Захарова убить до смерти, и потому де – его доносу бригадир атамана Рахчинца и сотников Азовскова, Чувашева и многих казаков пытал, из которых иных казнил смертию, а других послал в ссылку, в Сибирь. А справкою из Военной коллегии показано, что оный бригадир Захаров помянутым атаману и сотникам и казакам экзекуцию чинил по винам их. И по указу Ее Императорского Величества и по определению Канцелярии Тайных Разыскных дел велено оному Гузикову за сказанье Ее Императорского Величества слов и дела учинить наказанье: бить кнутом понеже ему, Гузикову, о вышеписанном слова и дела сказывать за собою и об известном деле, о чем уже изследовано, возобновлять не надлежало, а оное наказанье означенному Гузикову, для следования и учинения указу по показанию его на атамана Меркульева в приеме им изо взятков в казаки беглых и об отпуске изо взятков же казаков в Москву и на ярманки и о произведении в чины и о прочем, послан в Военную коллегию при сем, и Военная коллегия о приеме оного Гузикова да благоволит учинить по Ее Императорского Величества указу.
Как видно, казак Денис Гузиков сказавший на Яике государево дело был по установленному тогда порядку отправлен оттоль в Казань, отколь по снятии с него 24 декабря 1730 года первоначального доноса, препровожден в Преображенский приказ и при розыске дал вышеозначенное показание и по слову и по делу на атамана Григория Меркульева, а по получении в канцелярии приказа справки из Военной коллегии, бит кнутом и передан в коллегию. Но из Казани по снятии с Гузикова допроса, в конце 1730 года, или его самого предварительно отправили в Военную Коллегию, куда он был уже потом передан в Преображенский приказ или же вместе с доношением об этом Правительствующему Сенату послали донесение и в Военную коллегию о данном Гузиковым показании, по подведомственности ей казаков: потому что прежде, чем из Канцелярии Тайных Розыскных Дел поступила в Военную коллегию вышеизложенная промемория с битым кнутом Гузиковым ( именно 25 мая 1731года), на Яике старшины и все войско Яицкое получили еще 12 мая тго года грамоту по доносу Гузикова на атамана Меркульева, который и отвечал потом войску доношением. Ответ войска на эту грамоту помещаем вслед за сим.


ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ!!!

 Отправлено: 12.04.17 18:35. Заголовок: 56/109

УВВ 1869 №38стр. 4,5,6,7.

Всепресветлейшей, державнейшей, Великой Государыне Императрице Анне Иоанновне, Самодержице Всероссийской.
В Государственную Военную Коллегию (*)
(*) Ответ Яицкого Войска на грамоту по доносу Гузикова на атамана Меркульева
В нынешнем 731 году, мая в 12-е и августа 14-го числа, мы, старшины и все войско Яицкое, из Государственной Военной Коллегии получили грамоты, в которых написано по доношению нашего казака Дениса Гузикова, который показал: что-де войсковой атаман Григорий Меркульев принимает беглых пришлых на Яик людей и определяет-де в казаки изо взятков, посылает в службу в Низовой корпус, також когда-де бывают в Москву и на ярмонки и в другие места станицы и в тех станицах и в нарядах в службу определяет-де рядовых казаков старшинами таких, которы -де ему дают рублев по семи и по десяти, о чем-де ведает старшина Алексей Калмыков и все войско, - о чем нам, старшине и всему войску Яицкому, велено в Государственную Военную Коллегию ответствовать.
И сего 731 году, сентября в 26-й день, нам старшинам и всему войску Яицкому, войсковой атаман Григорий Меркульев, при собрании войскового круга, доношением предъявил, в котором написано: когда-де отправлялись от нас войска яицкого в Низовой корпус в службу и тогда приходили-де ко мне пришлые люди с нашими казаками и объявляли себя донскими и поляками, башкирцами, финскими и мордовскими новокрещены, а иные объявили, что-де были они при переписи на Яике господина полковника Захарова в том числе-де было и пришлых малое число, також татар и калмык, которые –де самовольно (добровольно) обещались Ее Императорскому Величеству верно служить, и я де по их сказкам таковых в Низовой корпус служить идти казаком за себя для малолюдства своего посылать в службу в пятисотенное число в дополику велел, и по нашему де обыкновению оные на питье и денег по малому делу по отъезде своем за честь давали, такоже когда-де отправляются от нас войска Яицкого в Москву зимовые и легкие станицы , и оные-де ко мне рыбою и мясом приносили за честь, из Москвы присылали же от всей станицы вершками шапошными и сукном на кафтан; такоже по малому делу на питье и денег за честь давали же, а на ярмонке-де которые посылаются, с оных не бировал. И мы, старшины и все Яицкое войско, против его атаманского доношения и ответствуем. А как оный войсковой атаман Меркульев пришлых посылал на службу в Низовой корпус, и мы, старшины и все Яицкое войско, о том неизвестны.
И сего 734 году, октября в 10 день, при собрании войскового Круга, старшина Алексей Калмыков за рукою ответствие объявил, в котором написано: когда-де отправлялись от нас войска Яицкого, в Низовой корпус в службу атаманом Ивана Турыбрин с пятью сты человеки, с которым было от него, атамана Меркульева, послано без совету-де нашего старшинского и всего войска из пришлых беглых людей, а сколь-де числом, того не знаю, но токмо-де из оных и ныне с оным Турыбриным к нам в войско яицкое прибыло.
Да в прошлом 730 году, июня в последних числах, писал де ко мне походный атаман Михайло Купренинов, который сменил в Низовом корпусе вышеписанного атамана Ивана Турыбрина, а при оном письме имена, с которых имен там старшине всему войску, предъявляю копию которых вышеписанный атаман Меркульев отправил с ним, Купрениновым из пришлых беглых людей, определяя в казаки изо взятков, с которых брал рублев по пяти, с оных и больше и понеже де мы старшины и все войско как вышепомянутых пришлых беглых людей ставил их атаман в казаки и посылал в службу в Низовой корпус из взятков, были … и ныне по прибытии своем из Москвы с посланным атаманом Иваном Щелкиным, который отправлен нынешнего 731 году в мае месяце в Низовой корпус на смену атаману Купренинову, без нашего же старшинского совету всего войска, отправлял же их пришлых беглых людей, из которых и пойманы сидят под караулом в Сызрани и Саратове, да как от нас Яицкого войска отправлены бывают в Москву зимовые и легкие станицы и которые казаки в оных станицах посылаются со оных берет взятки, несмотря на то, хотя кто изо оных и заслужит.
А прошлого сентября 26 дня войсковой атаман Григорий Меркульев при собрании войскового круга доношением объявил, как де отправлял в службу в Низовой корпус и в то-де число приходили ко мне пришлые люди с нашими казаками и назывались поляками и донскими, мордвами новокрещеннымии татарами, и калмыками, тако же и бурлаками который назывались, что пришли на Яик по переписи господина полковника Захарова в том де числе малое дело и пришлых людей было и таких де я оным казакам в службу посылать за себя велел для малолюдства своего, и оные де ко мне приносили из чести мясом и рыбою и деньгами на питье по малому делу; такоже как де от нас, Яицкого войска, к Москве отправляются зимовые и легкие станицы, оные де приносили ко мне из чести же мясом и рыбою, тако же и деньгами на питье по малому делу, и другие присылали из Москвы сукнами и бархатными вершками на шапки. А как будучи в Москве, в Государственной Военной Коллегии, он атаман Григорий Меркульев, допросом и доношением объявил, что вышеписанной доноситель Гузиков по злобе поклевал его напрасно, того ради прошу вас старшина и все войско дабы вышеописанное мое объявление, при ответствии прописать в Государственную Военную Коллегию.
1730 года, июня 17 дня, именной список походного атамана Михайла Купренинова, которые явились новопоставленные казаки и что их, о том значит ниже сего.
Следует именной список пришлым людям с которых взято за посылку из в Низовой корпус, по 4 , по5, по 6 и 7 рублей с человека. А всего плату с них из жалованья по списку, с 68 человек ( 310руб.)
И в прошедшем 724 году послан был от нас, войска Яицкого, в службу в Низовой корпус атаман Сидор Дурманов с тысячным числом и служа Ее Императорскому Величеству верой и правдой, токмо из оного вышепомянутого тысячного числа пришло к нам возвратно в войско яицкое семьсот сорок восемь человек и двести пятьдесят два человека побиты и померли, да пришед в дом свой острамели-ж и померли со сто человек. И в прошедшем 729 году послан был от нас же войска Яицкого из старшин атаман Иван Турыбрин в службу в Низовой корпус с пятисотенным числом и служа Ее Императорскому Величеству, откомандировано было из оного пятисотного числа с атаманом Василием Торновым сто человек в Низовую, а вышеписанной атаман Турыбрин из оного корпуса отпущен в войско, а к нам в войско Яицкое прибыло двести восемьдесят два человека, а сто восемьдесят человек побиты и померли, и вышепомянутой Торнов с вышеписанным числом служа Ее Императорскому Величеству в Низовой два года и прибыло к нам в войско Яицкое двадцать восемь человек, а семьдесят два человека побиты и померли ж. И в прошедшем 724 году подбегали под наш казачий городок неприятельские люди каракалпаки и киргиз-кайсаки тысячным числом, и мы войском Яицким, за оными неприятельским людьми выбрали из старшин походного атамана Ивана Логинова и при нем семь сот человек, и догнали оных неприятельских людей при урочище Утве реке, и догнав, состоялся с оными неприятели бой, и бились с ними два дня и нощь, и волей Божию и нашим несчастием наших казаков семьдесят два человека побито, а других многое число ранены и в полон побраны. И в прошедшем 724 году, как были наши Яицкие казаки для хлебныя покупки в городе Самаре и как возвращались к нашему казачью городку, доехали до урочища Чагану-перелазу, и на оном на наших казаков в вышеписанном урочище напали неприятельские люди каракалпаки и киргиз-кайсаки большим собранием и из оного нашего войска побито и в полон побрано шестьдесят восемь человек. Да в том же году от нас, войска Яицкого послан был за неприятельскими же людьми в поход атаманом Никифор Бородин и волею Божию и нашим несчастием побито и в полон побрано тридцать два человека. И в прошедшем 729 году шел Болгаим-хан под калмыцкую орду большим собранием с десятью тысячьми человеками, и мы войском Яицким, прослыша оных неприятельских людей, послали и писали к Ханше и ко владельцем их калмык своих, и оные наши посланные калмыки прибежали к оной Ханше и ко владельцем дня за три, и оные улусные люди убрались за реку Ахтубу, а воинские люди стали быть со всем опасением в готовности, и как к оным владельцам и калмыкам пришед Болгаим-хан с разными людьми, и оным калмыкам от оных неприятельских людей никакие изневаги не учинилось. Також непрестанно подбегают оные же неприятельские люди под наш казачий Яицкий городок большим собранием тысяч по –десяти, и по семи, и по тысяче, и по сту человек и берут многое число казаков наших в полон и смертию побивают и мы. Войском Яицким от таких неприятельских набегов приходим во всеконечное разорение. И в прошедшем 730 году, по указу Ее Императорского величества послан от нас, войска Яицкого, в службу в Низовой корпус атаман Михайла Купренинов с пятисотным числом, и в нынешнем 731 году от нас же войска Яицкого послан атаман Иван Щелкин с четыресотным числом, но токмо оных наших казаков и ныне в домах не имеется и коликое число из оного вышеписанного копуса прибудут к нам в войско Яицкое, и мы войском Яицким об оном будем писать в Государственную Военную Коллегию.
И сего 731 году, октября – дня, мы старшины и все войско Яицкое, с оным ответствованием в Государственную Военную Коллегию из старшин выбрали станичного атамана Василья Андреева, есаула Силантия Матвеева, старшину Петра Гаврилова, рядовых Савелия Иванова, Степана Асиновскова, Никифора Матвеева, Андрея Киреева, Федора Пермякова, Михайла Гордеева, Дениса Павлова, а вышеписанный Савелий Иванов был в полону и полонен на Самарской дороге, как были на войско Яицкое неприятельские люди каракалпаки и киргиз-кайсаки, и был оный Иван в полону шесть лет и в нынешнем 731 году от оных неприятельских людей вышел к нам в войско Яицкое, и мы, старшины и все Яицкое войско, велели оному атаману и со станичники явиться и отписку подать в Государственную Военную Коллегию. При сем, вместо наказного атамана Сидора Иванова, старшин и всего Яицкого войска, священник Максим Павлов по их велению подписался. 1731 году, октября 18 дня. – Войсковой атаман Григорий Меркульев был в это время в зимовой станице, в Петербурге; а настоящая станица отправлялась легкой, потому-что в ней было только 7 казаков( к зимовой отправлялись от 17-20 и более казаков).
За этим ответствием старшины и всего Яицкого войска на грамоты Военной коллегии, помещаем объявление и самого войскового атамана Григория Меркульева, поданное им в эту коллегию 25 ноября 1731 года. Выше мы видели, что Войсковой Круг получивши из военной коллегии грамоты по доносу казака Гузикова потребовал от атамана Меркульева ответа, на что он и представил войску 26 сентября 1731 года вышеизложенное доношение, а потом сам отправился в Петербург, во главе зимовой станицы того года, и подал свое объявление в Государственную Военную Коллегию самолично.

 Отправлено: 12.04.17 18:36. Заголовок: 59/109

УВВ № 1869 № 39 стр.2, 3, 4, 5, 6, 7.

Всемилостивейшая, Державнейшая Великая Государыня Императрица Анна Иоанновна, Самодержавица Всероссийская.
Из давних лет отец мой служил предкам Вашего императорскаго Величества, блаженныя и вечно достойныя памяти Великому Царю Алексею Михайловичу, на Яике казачью службу, и был в Польше и под Ригою и в других многих походах – верно и безпорочно; а потом и я, Вашего Императорскаго Величества всеподданнейший раб, начал служить казацкую службу тому ныне более пятидесяти лет, и во всех случающихся войсковых походах, как рядовым казаком и ясаулом, так и атаманом, за калмыками и кубанцами, служил верно же и безпорочно, а потом, во время Азовской службы, несколько брал языков, которые доставлены были Всемилостивейшему Государю Императору Петру Первому, и после того был во многих походах против киргизов и каракалпаков, где потому же имел со всякою ревностию победу и взятие в плен неприятелей, - о чем известно было в Казанском дворце. И во время тех моих служб принял немалыя раны и понес великия службы, - к тому ж во время отвращения из Российской протекции башкирцев, был в пересылке, которые и обратились по прежнему, - за что я пожалован был сукном и обьярью и пятьдесят рублев деньгами; а в 726 году, в бытность у нас на Яике полковника Захарова, имея неусыпное мое всеподданнейшее рачение верной и должной Вашему императорскому Величеству службы, и видя, что некоторые явились бунтовщиками на него Захарова, объявил о том подлинно, которое и сыскалось достоверно, - за что Ея Величество, Всемилостивейшая Государыня Императрица Екатерина Алексеевна и пожаловала меня, раба Своего, дабы быть мне в войске Яицком по мою смерть войсковым атаманом и на знак всякой Своей Императорской милости, портретом, золотым ковшом и саблею и денег сто рублев. А с начала войска Яицкаго, как всем Вашего Императорскаго Величества верноподданным известно, есть, что от войска нашего посылались казаки в службу, как во время шведской войны, так и ныне в Низовой корпус, по общему нашему древнему казацкому обыкновению, выбирая в Войсковом Кругу; и в прошлом 730 году, по Вашему Императорскаго Величества указу, отправили мы всем войском в службу в Низовой корпус пять сот человек казаков по очереди, чтоб выбрать казакам трем одного феловека, - и потому совету, чего за малолюдством нашим в указанное число не достало, наши Яицкие казаки приводили ко мне в Станишную Избу людей таких, которые мне показывали себя донскими казаками и поляками, башкирцами, и уфинцами (*), и мордвами новокрещены, и сказывали про себя, что иные жили на Яике до переписи полковника Захарова, - и притом были в той Станишной Избе и старшины, и по желанию их, в тот корпусе они и отправлены были, понеже и по указу Вашего Императорскаго Величества велено пришедшим до онаго Захарова быть по указу на Яике, - к тому же от начала Яицкаго войска таковые в службы посылались, - и при отправлении том оные все, при походном атамане и старшинах, по одному человеку были перекликаны, и спрашиван походный атаман, что оные все в службу годны ли?
(*) - В этой рукописи написаны уфинцами, но по другим бумагам написаны финкими, или финскими новокрешены. Последнее вернее, как увидим ниже)
На что оный атаман, також и вся старшина, в том не спорили, - и при том смотре беглых и пришлых они никому не показали. И при отправлении том, по древнему нашему обыкновению для проважанья довольствовал я их питьем, за что они, по тем же нашим обыкновениям, дарили меня малым числом из денег и приносили рыбою и мясом, - а насильства в том никакова не было, - а ежелиб было, то б, надеюсь, что явились и просители; - к тому ж, по прежним нашим обыкновениям, никакого насилия чинить не возможно, - а оные от казаков малые подарки их происходит от начала войска того ради, что напред бывшие меня войсковые атаманы и я получаем Вашего Импереторскаго Величества жалованья равно с казаками, - и других, случающихся у казаков добычей, не имеем, - и в том никогда во всех казачьих правлениях просьб и обид никаких не было. Что же по присланному ныне от войска Яицкаго ответствию показано, якобы я один без старшин отправлял в Низовый корпус пришлых людей, и они о том не ведали, и то учинено на меня напрасно, происком и по злобе одного старшины Алексея Калмыкова, - ибо они за незнанием грамоте и необыкновению таковых дел, как всем известно, что того и поныне не знают, а когда б кто что знал про каких беглых, - тоб можно им доносить тогда в Станишной Избе при записке и при смотре оных. Еще ж показано на меня о взятке с казаков, кои посылаются в Москву в станицах, самых малых подарков, - и те происходили из их же самоизвольнаго хотения, смотря на прежние нащи обычаи, - и в том запрещения, також и от казаков ни от кого никакой жалобы не бывало, да и просить невозможно, понеже то из давних лет во всех казацких местах проиходит, по их же хотениям. Что же показано, якобы из посланных в службу казаков два человека содержатся один на Сызрани, а другой в Саратове, и из тех один свобожден и обретается по прежнему на Яике, а другой человек прислан был из Сакмарскаго городка от атамана Арапова (*) с прочими, наряженными в Низовой корпус казаками, и показан был от него Арапова казаком.
(*) - По всей вероятности бывший в 1718 году войсковым атаманом и сосланный в Сакмарск полковником Захаровым, в числе многих других, по делу о казни атаманом Щербаковым с кругом казаков: Елисеева, Назарова и Мордвинцева. Никита Трифонов Бородин, сменивший Арапова, как видели им ниже, был сослан по тому же делу в Сибирь в тамошние казаки и возвращен в царствование Анны по просьбе сына Андрея.
Всемилостивейшая Государыня императрица, прошу Вашего Императорскаго Величества, да повелить Державство Ваше сие мое подданейшее прошение в Государственную Военную коллегию принять, а в моей невинности разсмотря, от таковых напрасных и затейных дел оборонить, понеже как известно, что я чрез такую многолетнюю службу ни в каком пороке не бывал и служил верно, - а оные разночинцы непомнещиковы, и как сие, так и прочее чинилось по нашим обыкновениям, и в то никого просителей не имеется, и вины моей никакой не находится. Следует подпись. Писано в ноябре 1731 года, но число не проставлено.
Указ Ея Императорскаго Величества Самодержицы Всероссийской, из Правительствующаго Сената Военной коллегии. В доношении в Сенат из оной коллегии написано: понеже в прошлом 1722 году, по данной полковнику Захарову, (который послан был на Яик для розыску) инструкции, велено всех Яицких казаков переписать, сколь давно они или отцы их и деды на Яик пришли и чьи напред сего были, - а чтоб впредь они, казаки, пришлых людей не принимали, о том (им) всем запретить под смертною казнью, - а тогож года, по состоявшемуся в Правительствующем Сенате указу, велено ему, полковнику Захарову, оную перепись учинить, и хотя у них казаков явятся беглые солдаты и прочих чинов люди, или чьи крестьяне, тем велено у них служить по прежнему до указу, - а в прошлом 1731 году писал в Военную Коллегию Казанский губернатор, что яицкий казак Денис Гузиков, сказал за собою ея Импереторскаго Величества слово и дело, - а по присылке в Казань расспросов показал, что яицкий де войсковой атаман Григорий Меркульев принимает и определяет в казаки беглых людей и крестьян из взяток и посылает таковых в службу в Низовой корпус; а потом оной же Гузиков сказал за собою слово по второму пункту, и по изследованию в Преображенском приказе за ложное сказывание учинено ему наказание бить кнутом: а о прием пришлых людей атаманом Меркульевым велено изследовать того Яицкаго войска старшинам, и кто что покажет, в Военную коллегию свидетельствовать, - а в ответах войска Яицкаго показано: старшина де Алексей Калмыков объявил, что командированный в Низовой корпус атаман Купренинов прислал к нему с дороги реестр посланных с ним в Низовой корпус в казаках пришлым людям, которых де войсковой атаман Меркульев отправил из взятков без ведома их, старшинскаго, - и потому их ответу из Военную коллегии к генералу майору Ероскину послан указ: велено обретающихся в Низовом корпусе Яицких казаков спросить, кто из них пришлые, и давно ль, от кого в казаки приняты, и в Низовой корпус со общаго ль войскового совета наряжены и отправлены, и при том отправлении войсковой атаман за что с кого взятки брал, или они в почести ему приносили, на который указ помянутый генерал майор ответствовал, что атаман Купренинов до получения того указа с командою из Низового корпуса отпущен, а вместо ево прибыл на смену атаман Щелкин, который, тако же команду ево казаки четыре ста человек, допрашиваны, и те допросы прислал он в Военную коллегию, - и по оным допросам явилось, - в той команде пришлых на Яик разных чинов людей, после переписи полковника Захарова, крестьян дворцовых восемь, монастырских четыре, помещиковых шесть, солдатских детей два, татар, мордвы и черемис восемь, разных наций пять, и того тридцать три человека, которые сказали, что определены они в казаки от войскового атамана, за что давали ему во взяток рубли по четыре и больше, и показали всех тех денег двести пятьдесят один рубль пятьдесят копеек, - а вышеписанный атаман Меркульев ответом показал, что о не приеме пришлых людей в бытность ево на Яике от полковника Захарова запрещено было, и он, Меркульев, пришлых людей не принимал, а как де оный походный атаман Щелкин отправлялся с командою в Низовой корпус, тогда по общему их в войсковому кругу совету положено было в оной поход поставить трем казакам одного человека и некоторые из казаков приводили к нему вместо себя людей, объявляя их иноверцами и других наций пришлыми из России еще до переписи Захарова людьми, что он видя, с прочими посылать приказывал, а что они беглые, о том не ведал, и никто ему не объявлял, и взятков с них (кроме того, что всей той команды казаки при проводе в поход давали ему в почести по древнему их обыкновению денег по малому числу) не бирывал, и от тех пришлых людей, что они подлинно ль пришли до переписи полковника Захарова, не изследовал с простоты и недознания своего, и в том просит Ея Импереторскому Величеству вину. Того ради, по мнению Военной коллегии, надлежит:
1. Пришлых на Яик, после переписи полковника Захарова, дворцовых, монастрыских и помещиковых крестьян, сколько их есть вывесть с Яика в Казань на войсковой коште, без всякой утайки, и отдать губернатору с товарищи с распискою, а им, по силе состоявшихся о том указов, разослать их на прежния жилища, - и сколько с Яику в Казань отвезено, а из Казани на прежния жилища разослано будет, о том в Военную коллегию рапортовать;
2. А которые пришлые ж люди солдатския дети, шведы (*), и татаре записаны в казаки, и действительно служат, тем, по силе 1722 году указа быть на Яике;

(*)-вот они финские новокрещенные, а не уфинские. Эти шведы – фины, задержанные казаками, как выражались они полковнику Захарову во время переписи войска, во время четырех свейских походов, о которых мы говорили выше.

3. Что же войска онаго старшина Куприянов сказкою показал, приняты де оные пришлые в Низовой корпус посланы войсковым атаманом Меркульевым из взятков без ведома их страшинскаго, а Меркульев против того ответствовал, что он пришлых не принимал, а вышеписанные же люди при командировании в Низовой корпус правожены к нему от казаков, объявляя их иноверцами и других наций пришлыми до переписи Захарова людьми, а во взятках запирался, и потому довлело еще следование продолжить, в спорных речах, кому с кем подлежит, очные ставки давать, а по очным ставкам может и до розыску дойти; и для того наследования довелось послать туда нарочного с командою, ибо следование то касается как до атамана, так до старшин и до всех казаков, - а понеже ныне войска онаго старшины и казаки обретаются в командированиях, а именно: в Низовом корпусе тысяча человек, а достальные непрестанно обращаются против каракалчаков и киргиз-казаков и неуспокоенных калмыках в партиях; того ради по нынешним конюктурам (?) может оное следование оставлено, а войскового атамана Меркульева вина, за прежнюю его верность, отпущена быть, - понеже он в прошлом 1725 году (*), уведав о злом намерении некоторых казаков, полковнику Захарову доносить, и тот донос ево явился правой, - а впредь пришлых принимать им на Яик отнюдь не велит, под опасением Ея Императорскаго Величества гнева, как и донским казакам пришлых принимать запрещено, и для того оному атаману в будущим при нем старшинам и казака в Военной коллегии объявить указом с запискою, дабы впредь неведением не отговаривались, - и сверх того послать на Яик о неприеме том подтвердительную грамоту, - и в том от Правительствующего Сената Военная коллегия требовала каза и по указу Ея Импереторскаго Величества Правительствующий Сента, приказали: быть по тому Военной коллегии мнению, и Военной коллегии чинить о том по сему Ея Императорскаго Величества указу, а коллегии камер-экономий в Дворцовую канцелярию и в казанскую губернию указы о том из Сената посланы. Апрель 2 дня 1734 года.
(*) - Сам Меркульев, в своем прошении говорит, что это было в 1726 году/

Так атаман Григорий Меркульев одним голословным объяснением, поданным им самолично в Военную коллегию отстоялся против отвествия и показаний войсковой старшины и Яицкаго войска в деле р его злоупотреблениях, начавшемся в 1730 году и решенном в 1734. Но впоследствия времени меры его злоупотреблений переполнились в глазах самой коллегии и он был смещен с атаманства (по всей вероятности после посмертнаго Императрицы Анны переворота и с переменою деятельных в государственном управлении лиц) в 1740 году, а войску Яицкому дан некоторый ряд учреждений (положений).

 Отправлено: 12.04.17 18:38. Заголовок: 62/109

УВВ № 1769 № 40 стр.4-5.

Дело по доносу яицкаго казака Ивана Карташева на войсковаго атамана Григорья Меркульева с его сторонниками. Извлечение из книги 8 каз. повытья (архив Госуд. воен. коллегии).
В заключении челобитной яицких казаков Царю Петру Великому о грамоте им на р.Яик, напечатанной в № 33 «войсковых ведомостей, - в продолжении материалов к истории Уральскаго казачьяго войска – напечатано: Вашего Величества нижайшие рабии заполонные реки Яику яицкие атаманы и казаки.» В копии с этой челобитной написано было сначала повидимому законные, в других же случаях исправлено заполонные. В последствии мы имели возможность узнать, что следовало читать заполные (запольные). Без всякого сомнения, когда списывалась копия с подлинной челобитной, переписчик, не разобравши слова заполные, написал законные, и в других случаях по такой же ошибке написано заполонные. Степи (поля), простившиеся на юг от Москвы к Крымским степям, и инородчиския земли за Казанью по Волге и впадающим в нее рекам, назывались дикия поля (*); отсюда слово заполныя (запольныя) места, то есть, лежащия за дикими полями.
(* - Чтение профес. Каличева о писцовых книг 4 декабря 1868г. Русский Вестник 1869г. № 4 ст. об издании и извлечений из писцовых книг.
На этом основании в показании сибирскаго казака Федьки Скибина, посыланнаго из Тобольска в казачью (киргиз-кайсацкую) орду к Тевкихану, сказано, сто Скибин был в Тургустане, Бухаре, Хиве и у Аюки-хана. Здесь Аюка дал ему с другим сибирским казаком подводы и провожатых и «отпустил их на Яик, на Заполную реку с яицким казаком с Матюшкой Рекуновым, который приезжал к Аюке для своих войсковых дел». (*).
(*) - Акты историч. Т.10, № 80, стр.385.
Так же «собрався донские казаки из войска. Из Черкасскаго и из верховых городов и из заполных рек, пошли ……. На калмыцкие улусы тысяч с 5, а кто атаманом будет, того они не ведают, потому что атаманов у них выбирают в дорогу между собою» (**).
(**) - Там же № 26, стр.74.
Оговоривши таким образом свою неумышленную ошибку, обращаемся к доносу казака Ивана Карташева на атамана Григорья Меркульева.
Бывали в старину случаи в яицком войске, что казаки, промотавшись и наделавши долгов, или же спасался от кары за содеянные ими преступления, «заворовавши», бегали с Яику, явились в города к русским воеводам (обыкновению в Казань) и делали доносы на атаманов, их советников и даже на все казацкое войско. Таки, когда они снова являлись в войско, казнили прежде смертию по приговору Войсковаго Круга, а во времена Петра Великаго, как видно ниже, они, по войсковому же приговору, подвергались изгнанию из среды войска и, вместо смертной казни, высылали их в Русь (***).
(***) - Это выражение, в Русь сохранилось и доселе. Употребляется здесь казаками, когда они с рыбою или другим извозом отправляются обозом внутрь России.
Нет сомнения, что такие случаи повторились и притом нерегдко, ибо, бывший в 1717 г. войсковым атаманом на Яике, Григорий Меркульев послал наконец в Казань к боярину Петру Самойловичу Салтыкову, как говорит справка из дел казанской губернаторской канцелярии, от 16 февраля того года, отписку, в которой написано: «которые у них, на Яике, при войску из казаки одолжают долгами и бегают на государевы городы, и которые у них завороютца, и за то воровство, по их войсковому суду, должны казниться смертию, и вместо смерти тех виновных казаков ссылают в Русь, и оные заворовавши, приносят доношения на их войско ложно и обносят всякими неправдами, хотя видеть государеву в отчину в разорении, и что бы им казакам, которые заворовавши бегают и войском за воровство их ссылаются вместо смерти в Русь, не верить».
Такой случай представляет и донос яицкаго казаки Ивана Карташева на атамана Григорья Меркульева, который впоследствии был назначен в атаманы по царскому указу, а при Анне Иоанновне сделан пожизненным, пока не был смещен за злоупотребления. Этот донос имел важныя последствия, которыя послужили главными причинами внутренняго расстройства, упадка и преобразования Яицкаго казачьяго войска в запетровское время русской истории.
Выше мы говорили в печатаемых здесь материалах (*), что независимо 1500 яицких казаков отправившихся в хивинскую экспедицию с князем Бековичем Черкассим, командировано было от Яицкаго войска в том же году, по указу Государеву, еще 1500 человек с походным атаманом Матвеем Ивановым в украинский поход (с боярином Петром Матвеевичем Апраксиным).
(*) - Уральские Войсковые Ведомости за 1869 год.
Тут в числе командированных был послан в знаменщиках казак Иван Карташев. На похоже, около гор. Изюма, или в самом городе, он и еще другой яицкий же казак Федор Старченков сделали какие-то преступления «явилесь в некоторых тамо делах». Об этом дошло до сведения главнаго начальства и последовал по сему случаю указ на походной канцелярии походному атаману Матвею Иванову. Казак Старченков был схвачен, подвергнут розыску и пытан, а Карташев из гор. Изюм бежал из своего полку и скрылся, «измена, покини знамя свое». По возвращении походного атамана Матвея Иванов с его полками на Яик в 1718 году, о побеге Карташева сделалось известно всему войску. Явился затем и сам Карташев с повинною перед войском в побеге своем. Побег с походу наказывался смертью; к тому же проговорили казаки «по обыкновению своему» и Карташева. Но он просил у войска заступничеству крестнаго отца своего «стариннаго яицкаго казака, который прежде сего бывал атаманом, а ныне на Яике знатный человек», был прощен; причем, по войсковому суду, обязали его стое вину заслужить и жить во всяком смирении и ни против кого яицкаго казака претительных слов не говорить, а ежели кто у них из таких винных будут против кого говорить какия противные слова, и таких винных, по их обыкновению, наказуют по винным их.» Вслед за этим прощением Карташев, «не бив челом войску», бежал с Яику в Казань, откуда снова явился на Яик вероятно с целью побольше и точнее собрать нужныя ему сведения. За этот последний побег в Казань он, по приговору войсковаго круга, был извергнут из Яицкаго войска и сослан в Русь».
Карташев отправился в Казань, явился в губернскую канцелярию и сделал донос на войсковаго атамана Григорья Меркульева и его советников (одномышленников, соумышленников). Советники эти, по словам Карташева, были следующие: станичный атаман Федор Донсков, есаул иван Вавилов, казаки: Никита Зевакин, Герасим Погадаев (после был атаманом), Герасим Логинов, Степан Дементьев, Андрей Яковлев, Никифор Бородин, Василий Буданов, Меркурий Заровской, василий Азовской, семен Иудовкин, Дмитрий Витошнов и Михайло Горшков.
В последствии мы увидим, а теперь будем пока разуметь, атамана Григорья Меркульева и за ним вышепоименованных как сторонников беглых, пришлых на Яик людей и приверстывания их в казаки.

 Отправлено: 12.04.17 18:39. Заголовок: 64/109

УВВ 1869 №41 стр. 5,6,7.

В подтверждение своего доноса Карташев выставил свидетелями «старинных яицких казаков, которые прежде сего бывали атаманами, а ныне они на Яике знатные люди и верные слуги».
Таковые были:
Матвей Миронов, Петр Фадеев, Митрофан Пимонов, Евстафий Прикащиков, Антон Харитонов и Григорий Карманов.
Будем разуметь этих бывших атаманами, знатных людей- Матвея Миронова и названных с ним- другою стороною, противною первой.
По этому доносу казака Карташева в том же 1718 году, как за атаманом Меркульевым с его советниками, так и за Матвеем Мироновым с товарищами, был послан на Яик поручик Наумов, который доставил их (всего в числе 37 человек) в казанскую губернскую канцелярию, где они и были допрашиваемы (при чем Наумов взял с казаков вместе с самарским дворянином Тихоном Волковым, приезжавшим с ним на Яик 200 руб., да харчем и питанием передавано им 60 руб. 10 алтын)(*).
(*) – Дворянин Волков приезжал на Яик и прежде Наумова,- наприм. В 1717 году, как видно из дела, с указом о крестьянах князя Меншикова, взял с казаков 100 р. И волчью шубу в 20 р., да с казака Першина 2 кумача (в деле 249 стран.),- приезжали тогда же и после, другия лица за тем же делом о пришлых на Яике и за взятками (последующая страница дела),- без сомнения приезжали и раньше, но это не вошло в связь с делом собственно по доносу казака Карташева, направленному своим путем, а в дело о взятках- само собою. По делу о взятках сыщиками на Яике, в 1717, 18, 19 и 20 годах, мы современем будем говорить особо, а здесь- ниже сего ограничимся не полным исчислением взяток поручика Егора Кроткова, посланного на Яик для сыску по настоящему доносу Карташева. Авт.
Донос или, как он в деле называется извет казака Ивана Карташева состоял в следующих статьях:
1. В прошлом 717 году, ноября в первых числах, по присланному укаху по прошению светлейшего князя Александра Даниловича Менщикова войсковой атаман Григорий Меркульев и казаки с Яику беглых Крестьян не отдали и учинили они то без совету старинных яицких казаков, которые прежде сего бывали атаманами, а ныне они на Яике знатные люди, а именно (поименованы Матвей Мронов с товарищами). И он, атаман Меркульев, с советниками своими (поименованы станичный атаман Фдот Донской с прочими) с Яику присланных не пустили, а сказали, что будем о том бить челом самому Государю, чтоб пришлых людей и крестьян, чьих нибудь, никому с Яику не отдавать.
2. Вышеозначенные старинные казаки, бывшие атаманы, Матвей Миронов с товарищи, сказал ему Меркульеву и казакам; для чего они тех беглых крестьян не отдали, разговаривали (не соглашали Круг)? И он, Меркульев, с вышеозначенными советники своими, вышеозначенных старинных казаков хотел за те слова побить до смерти и ныне грозятся.
3. Собрали они, атаман Меркульев с казаками, с тех беглых крестьян 400 р. и выбрали 4 человек казаков для посылки в Петербург в челобитчики из вышеозначенных его Меркульева советников, а именно которые на то самовольно позвались (сами вызвались); станичного атамана Федота Донскова, есаула Степана Дементьева, рядового Андрея Яковлева и четвертого по прозвищу Мамыша, пришлого на Яик, которые в Петербург за тех крестьян ответствовать, а за ту поездку дали им челобитчикам вышеописанныя деньги 400 руб.
4. Он же атаман Меркульев прошедшего (1717 г.) осенью послал 4 человека юртовых татар в Хиву, а для чего послал а как тех татар зовут, про то старинные казаки и он, Карташев и никто не ведает, только ведает про то он, Меркульев, да Никита Зевакин.
5. От него, атамана Меркульева и от Никиты Зевакина вышеозначенные верные государевы слуги старинные бывшие атаманы и казаки опасаются какие беды и измены такой, что они вышеозначенному указу учинились противны и оных татар послали в Хиву неведомо для чего без совету вышеозначенных старинных казаков, и нет ли у них какого злого умыслу и согласия с хивинцами.
6. Атаман Меркульев переписывал, с вышеозначенными советники своими, на Яике все казачьи юрты и казаков, и казачьих детей, и пришлых для исчисления войска, а в Казань о том не писал.
7. Вышеозначенные его Меркульева советники похваляются ныне во все войско: «мы-де найдем и другую воду», и такия слова похвальныя слышали вышеозначенные старинные казаки, бывший атаман Матвей Миронов.
8. Для того те старинные казакипослали его, Карташева о том донести Государю с С.-Петербург, а писем с ним не послали, для того, что они Меркульев с советники своими, письма обыскивают, а велели донести на словах.
9. Как-де он, Иван (Карташев) с Яику поехал, и он, атаман Меркульев, с вышеписанными советники за ним на дорогу в погон вышеозначенного казака Герасима Погадаева и он, Герасим, обыскивал у него, Ивана, писем и говорил ему, Ивану, при казаках же Василье Кожевникове, да Иване Логинове не пере писываются ли они старинные казаки, бывший атаман Матвей Миронов с товарищи, с бояры.
10. Атамана Григорья Меркульева советники, которые при собрании яицких казаков в Кругу, и в домах, и на кружечном дворе говорили старинных яицких казаков, бывшего атамана Матвея Миронова, да Митрофана Пименова побить до смерти и животы их побрать, а именно: атаман Фдот Донской, Герасим Погодаев, Герасим Логинов, да Абрам Пустоселов говорили же на кабаке прежнему атаману Матвею Миронову, что-де приготовлены, чем убить, чекуши, и те слова слышали он, Матвей Миронов, да казаки Митрофан Пименов, Степан Лукьянов, Гаврило Степанов, Семен Васильев.
11. Яицкий же казак Федор Селишнин вышеписанному атаману Григорию Меркульеву был советником, в противности указу Царского Величества не неотдаче светлейшему князю крестьян и других, и приговорен он Федор оному атаману по прежнему на Яике принимать пришлых, как и в прошлых летах принимали и верстали в казаки . Про то ведает помянутый же атаман Матвей Миронов с вышевышеозначенными казаками.
12. Оный же атаман Меркульев, в прошлом 1717 году, в январе месяце, удумав с вышеписанными своими советники и со оным Федором (Силишниным), пустили на Яик такой голос, быде кто похвалится ехать в Казань и в другие городы, о чем бить челом Государю, и таких побивать до смерти; и те-де от них слова слышали оный же прежний атаман Миронов.

 Отправлено: 12.04.17 18:40. Заголовок: 66/109

УВВ 1869 №42 стр. 7, 8, 9.

Вместе с посылкою майора Воейкова на Яик, для розыска по доносу казака Карташева, равно и после того, посланы были из Астрахани атаману Никите Бородину и всему Яицкому войску указы, чтобы Воейкову, поручику Кустову и со всеми людьми были отведены квартиры, быть во всем послушании Воейкову и отдавать ему без всякой противности всем до кого коснется дело по уликам доносителя и по сыску; также давать без замедления по его требованиям из Войсковой избы бумагу на розыск, чернила и свечи,- и подводы, когда кончится розыск или понадобится поездка и без розыску.
Майор Воейков, с уведомления к нему самарского дворянина Тихона Волкова, писал в Астраханскую губернскую канцелярию, что яицкий войсковой атаман с товарищи приказал словесно передать ему, что бы он на Яик для розыску ездил, потому- что они, яицкие казаки, подведомы Иностранной коллегии, а не Астраханской и Казанской губерниям. В тоже время казаки, находившемуся на Яике, поручику Кустову не давали подвод, свеч, бумаги и чернил, а привезенных им туда казаков, которые не были скованы, взял атаман Бородин к себе. Так доносил Кустов в Астрахань.
Как препятствие к отправке своей из Сызрани на Яик, представлял майор Воейков в письме в Астраханскую губернскую канцелярию и к губернатору Артемию Волынскому то: 1) что по полученным им из Самары известиям каракалпаки и киргизы появились в многолюдстве на степи под Его Императорского Величества городы, и что «яицкая станица (партия с обозами с рыбой, икрой, солью, мехами, и проч.) отправляется с Яику к Самаре и Сызрану и по инструкции свидетельствовать (при розыске на Яике) будет без оных казаков не с кем, а оные казаки приказывали к нему, что они к Астрахани не прсудны и ему для розыска не быть»; и 2) что та станица приехала с товарами на Батрацкую пристань для торговли «и стала разъезжаться за промыслами своими в другие городы(*), и он-де говорил станичному атаману Степану Сумкину с есаулы многократно и писал к нему дважды, дабы казаков для промыслов в дальния места не отпускали и, расторговався б, ехал на Яик», чтобы за отсутствием казаков не было там остановки в розыске, но получил от Сумкина только словесный ответ: казаки подведомы Иностранной коллегии, а об них был уже розыск в Казани и по указу их Астрахани они под розыск не пойдут,- и что станица отправляется на Яик вскоре, «а без казаков чрез степь ехать опасно, понеже, по поданной от них, казаков ведомости в Даржин и в Лекомбиев улус приехав живут каракалпаков с 500 человек», и он, Воейков, не сождав из Астрахани указу, не смеет ехать с станицею на Яик.
(*) – Казаки после севрюжьей и осенней плавни шли с своими товарами одним бесконечным обозом к Волге «в Русь» на один какой-либо пункт, преимущественно на Батрацкую пристань или на Самару, откуда разезжались по городам для распродажи своих товаров и закупки всего, чего на Яике не было, а главное-хлеба; после чего ко времени, назначенному по предварительному соглашению, съезжались в тот же пункт и все снова также возвращались на Яик, с ними шла станица (что впоследствии артаул)- атаман, один или два есаула и казаков от 12-20 и более, иногда до 100 казаков и даже с пушкою (говорят, что следовал и значек). Станичники во всеоружии казачьем; конечно и обозные казаки пускались в путь, иногда весьма опасный, не без оружия. Здесь станицею называется весь караван казачий. О значении станицы мы скажем впоследствии,- после дела по доносу казака Ивана Карташева.
Воейков, не известно почему-то, ждал из Астрахани указа, как видно, на письмо свое туда, где писал со слухов от Волкова о словах атамана Никиты Бородина с товарищи, что бы ему Воейкову туда для розыску не ездить потому, что они подведомы Иностранной коллегии,- и не воспользовался, как увидим, оказией казачей станицы. Поручик Кустов просил письмом атамана Сумкина оставить Воейкову конвой для проезду,- и значит нарочный с письмом к Сумкину свободно проехал с Яику на Волгу; в то же воемя проехал и посланный от Кустова солдат Строгачев, для сообщения Воейкову вести, что каракалпаки с калмыками делают в улусе порох и новыя ружья. Воейков и сам был на Батрацкой пристани, что бы лично просить Сумкина об оставлении ему конвоя, но ему было отказано, ссылаясь на полученное с Яику письмо от коренного атамана с товарищи, что им проводников давать не велено, Астрахани они не присудны, астраханских указов слушать не будут и к розыску не пойдут. Почему Воейков решился схватить одного казака, Ивана Лукьянова, который кричал больше других. Для отсылки в Астрахань «и помянутый атаман с многолюдством, с 200 человек и больше, стали того казака отымать и его майора бранили и хотели бить, и между собой кричали, чтобы принимались за ружья; и он, слыша от них такие противные слова, седчи на лодку, отехал и оного взятого казака и присланного с Яику татарина (казака же, нарочного от Кустова) послал в Астраханскую губернскую канцелярию с писчиком Степаном Солодовниковым». Но казак Лукьянов бежал с дороги и явился на Яик, подговорив с собою и двух солдат, конвойных своих.
От 10 июля 1720 года последовал из Правительствующего Сената в Астраханскую губернскую канцелярию указ к генерал-аудитору Кикину о том, чтобы розыскивая по делу о Яицких казаках согласно указу Преображенского приказа, представлять в Иностранную коллегию, если «до кого впредь о яицких казаках по тому делу касаться будет, понеже именным Его Императорского Величества указом велено оных ведать в той коллегии». И Астраханская губернская канцелярия, от 17 сентября того же года, послала майору Воейкову, впоследствие его писем и доношений, указ с замечанием, что ему ни писать к казакам, ни ездить к ним на ярмарку и ловить их (Лукьянова и татарина-казака) не следовало, «за что впредь может ответствовать, понеже за долговременным его на Яик неприездом посланные с поручиком Кустовым солдаты пребывают без жалованья, также и обретающиеся при нем, поручик, татары пришли в крайнее разорение и убыток, и лошадей своих испродали и впреь положенного на них ясаву платить им нечем, что впредь взыщется на нем, Воейкове».
Одновременно с сим указом писано из Астраханской губернской канцелярии на Яик, чтобы во всем были послушны майору Воейкову, так как он послан туда тою канцелярией для розыску по указу из Преображенского приказа; в последствие же, 20 ноября того года, послан на Яик указ и из Иностранной коллегии о послушании Воейкову.
Но до воспоследования сих распоряжений майор Воейков в письме генерал-прокурору Кикину сообщил в Астрахань, что он послал на Яик послушный указ с двумя солдатами, от которых получил донесение, что указ тот читан был казакам в кругу, при чем «казак Григорий Меркульев и другие единогласно сказали (одно и тоже, что и прежде); да притом говорил казак Федор Рукавишников, долго ли розыщикам в казачий город ездить и их разорять? Он де пойдет к Его Императорскому Величеству и будет бить челом имянно, дабы оного розыску не было, понеже Царское Величество выдаст его именно и не променяет на лучшаго генерала. А другие де слова оной Рукавишников, хотя в кругу, говорил казакам на ухо, и что говорил, не ведают. И выбирал Рукавишников по три дня в кругу казаков в челобитчики кого похочет, и ходят за ним для оборонения с ружьем человек по двадцати казаков». А поручик Кустов писал Воейкову, что Рукавишников просил в кругу у атамана и войска «чтобы дали ему железа сковать поручика и солдат, называл его поручика чертом и мошенником».
Вслед за тем казаки, уведомляя майора Воейкова о получении его послушного приказа, писали ему между прочим, что из Иностраннойколлегии пришла грамота Казанскому губернатору Салтыкову, чтобы ему розыскать (по доносу Карташева) и указ учинить, по что он, не постановив решения, велел им бить челом в Иностранной коллегия; почему они и послали выборных в Петербург с челобитьем, чтобы велено было розыскать там с изменником Карташевым и с офицерами, «которые с них великия взятки брали». А посланному от Воейкова на Яик, подьячему Попову сказали казаки, что если Воейков поедет к ним с розыском, то они всем войском встретят его у Переметного умета и к городу не пустят; «прежнего атамана» Матвея Миронова держать у себя под караулом в оковах, и он сказывал подьячему Попову, что его три раза приводили в круг и приговаривали к смертной казни «понеже де он Миронов им воспрещал во всяких противностях, которыя они чинили казакам». При донесении об этом Попов подал Воейкову «извет» с Яику на Рукавишникова с товарищами от казаков Ивана Елисеева и Афонасьия Назарова, которых держали там под стражей.

 Отправлено: 12.04.17 18:42. Заголовок: 68/109

УВВ 1869 №43 стр. 5,6,7.

В этом извете написано:
1) что в 1719 г. Иван Елисеев подал Казанскому Губернатору доношение за царственной печатью (*) на яийких казаков, в оном поименованных, и после того отправлен был из Казани в Астрахань с яицкими казаками: атаманом Игнатьем Мусатовым и есаулом Гаврилой Старцевым; но они привезли из воровски на Яик, по совету атамана Никиты Бородина «ко убийству, и били в кругу смертным убийством и спрашивали, что написано у него за царственной печатью? И приговаривали раз по двадцать казнить; и что казаки, «которые с Яику ушли уходом- челобитчики они, или доносители», по возвращении из Петербурга возмутили войско словами, что будто канцлер Гавриил Иванович Головк «войску Яицкому приказал, кто скажет за собою царево слово или дело, и таких-де людей не объявляйте,- сами казните, кто будет доносить».
(*) – Печать царства Казанского, как видно из других мест.

2) Что в том же 1719 году Афонасий Назаров подал тому же губернатору с товарищи доношение «во укрывательстве беглых солдат и других причинных людей; и по тем аго поданным доношениям такие люди сысканы и причинный человек сибирянин Иван Прянишник бит кнутом и определили его на старое жилище жить. А которые явились солдаты, цурцинский подпрапорщик Василий Константинов, самаряне: Михайло Чумаков, Михайло Мелентьев да Иван Дехтярев, отпущены по их просьбе в местожительства, но «возмутители» Федор Рукавишников, Трифон Новиков и Макар Коловертинцев поставили их в казаки, сказывая в войсковом кругу, что им Царь из своих уст приказал опять принимать людей всяких чинов, кто бы чей, и откуда не был. В извете казака Афонасия Назарова сказано, что помянутое доношение его лежит в Станичной избе запечатанное, а его, Назарова, бьют и приговаривают казнить, оболгав взятками, и сидит он с доносителем Елисеевым за одним караулом. Майор Воейков послал в Астрахань копию с этого извета.

В то время, когда станичный атаман Степан Сумкин жил станицею на Бутрацкой пристани, а обозники-казаки расторговались в разных городах и закупались хлебом и товарами, у майора Воейкова содержались под страже. В г. Сызране яицкие казаки: есаул Никита Юрьев, Григорий Пеунов, Афонасий Шабрин, Иван Слабов и еще трое, взятые им по челобитью комиссара Василья Иванова за корчемную продажу соли. Сумкин с товарищи послали станичника своего есаула Ивана Вавилова в Сызрань хлопотать за тех казаков, Вавилов взял их на поруки, заплатилза это «за каждого человека по полу…олтан денег с докладу его, Воейкова, и отдал те деньги сызранскому подьячему Григорию Осипову». Но Вавилова Воейков задержан и взял с собой в Самару. Здесь явился к нему живший в бегах на Яике солдат Петр Клементьев и подал извет на Вавилова о том, что последний, при двух солдатах, уговаривал его воротиться на Яик, обещая ему положение лучше лучшего Майора и говоря при этом вообще, что «кто с ним на Яик набежит, и тому будет лучше майора, а выдачи от них никогда не будет». А поручик Кустов прислал к нему с Яику солдат Андрея Мещерякова и Ивана Тулупова, которые донесли, что ими опознаны на Яике в казаках подпрапорщик Михайло Дементьев, солдат Осип, называющийся в казаках Никитою Крашенинниковым, и еще один драгун, и что донощик казак Карташев знает на Яике человек до полутораста беглых драгун.
Между тем казаки послали с Яика на Самару Никифора Степанова и Семена Петрова проведать на счет поездки к ним майора Воейкова, снабдив их погонной подорожною, как будто для сыску, беглых чуваш. Дорогой они обогнали помянутых нарочных Кустова, солдат Мещерякова и Тулупова, которые и донесли об этом майору Воейкову. Казаки Степанов и Петров, оставивши коней за р. Самарой, пришли в город и быв взяты Воейковым, объявили ему свою подорожную, но на допросе под батогами сказали о настоящей цели их посылки. Они показали при этом что послали их атаман Иван Иванов, да советники Рукавишникова казаки Коловертинцев и Новинсков с товарищи,- что Рукавишников, отъезжая в Петербург взял с собою самовольно из войска 800 р. денег и 50 казаков, и приказывал всему войску не пускать майора Воейкова в их город, а для подтвердительства в том оставил на Яике советников своих Новинскова и Коловертинцева; и так кА Яицкие казаки во всем слушались его, Рукавишникова и его соратников, творят по их воле, и говорить он, что прислан от Царского величества, то все казаки предложили в кругу- «всеконечно его, Воейкова, в город не пускать». «А по ведомости оной Рукавишников беглой с каторги».
Обо всем этом Воейков доносил в Астрахань и поставлял препонами поездке своей на Яик уже не пустыя опасности, как прежде, от каракалпаков и киргиз, но что «за тою-де провинностию малолюдством приехав на Яик своему розыску исследовать в существо не возможно, понеже у них в казаках беглых солдат и крестьян и других всякого чина пришлых людей умножилось и посланных указов не слушают».
Однако, помня полученное им замечение астраханской губерноской канцелярии в указе, от 17 сентября 1720 года, сделанное между прочим на счет голодающих на Яике солдат поручика Кустова, он в январе следующего года отправил туда подьячего Ивана Акимова с хлебным запасом и сам поехал за ним. Казаки, в числе человек 200 с ружьями и копьями, встретили Акимова за две версты от Яицкого городка и привезли его под караулом к Станичной избе, а в войсковом кругу постановили не допускать в город хлебного запаса и запретили продавать подводчикам сено; потом вывели Акимова из городка и поставили по городским воротам и на валу караулы, чтобы никого не пропускать в городок. Воейков, не смотря на их противности, для сущего увпрения, поехал-было к ним; но казаки в числе уже 500 и больше, также с ружьями и копьями и с бунчуками, вышли к нему на встречу. Он послал спросить, для чего они не пускают? И требовал прислать к нему есаула и старшин. На это отвечали его посланным атаман Иван Иванов, Никита Зевакин и Григорий Меркульев с товарищи, что многолюдство выслано ждя того, чтобы не пускать его Воейкова в город; а есаула и старшин не послали. Получив же донесение от поручика Кустова, что солдаты его с квартир сосланы и что его самого из города высылают, Воейков приказал ему, забрав колодников и дела, выйти с солдатами к нему в степь. Кустов вышел, но привел только двоих колодников, Ивана Карташева и Федора Бухарева, других же казаки не дали,- не дали также и подвод под съезд. При Этом написали они они Воейкову от всего Яицкого войска, что не идут к нему под розыск потому, что у них с ним приказная ссора и они послали в Петербург с челобитьем на него во всяких его налогах на них, а также и о том, чтобы разыскать по делу их с доносителем Карташевым с товарищи в Петербург.

 Отправлено: 12.04.17 18:46. Заголовок: 70/109

УВВ 1869 №44 стр. 6, 7, 8.
Этим окончилась деятельность майора Воейкова в посылке его на Яик для розыску. Он возвратился в Сызрань, потравив, по словам казачьей челобитной, сына и разорив конския стойла по р. Чагану на урочище Чувашския усады и у Красного Колка (казаки были там за зверовою охотою) и 19 января 1721 года, донес о поездке своей на Яик астраханской губернской канцелярии; но оттоль, одновременно с сим, посланы уже были ему и поручику Кустову указы: держать колодников с Яику в Сызрани, в канцелярии, под караулом, равно и поланныя дела иметь в сызранской канцелярии и всех людей, взятых для оной посылки (на Яик), отпустить кто откуда взят;- и губернская канцелярия об розыске, что учинились казаки ослушны, донесла от 21 того же января в Преображенский приказ, Иностранной коллегии и в канцелярию правительствующего сената, с представлением копий со всех бумаг.
В бытность майора Воейкова около Яицкого городка, казаки не ложно писали ему о приказной ссоре и что они послали на него челобитную. Озлобленные непомерными и безпрерывными взятками от наезжавших к ним чиновников из Казани и Самары, для сыску, в 1717, 18, 19 годах, и захватами от Воейкова казаков, приезжавших на Волгу для торговли и в станице, а также без сомнения желая напугать Воейкова, чтобы розыск по доносу Карташева был произведен не в губерниях, а прямо в Петербурге, они от 7 и 9 декабря 1720 года действительно послали на него две челобитные в Петербург, где находился станичный атаман Рукавишников со станицею, к которому и челобитныя отправили, прося его ходатайствыовать по этому делу, « и ежели получит он Его Императорского Величества и от сиятельнейшего графа (канцлера Головкина) грамоту об этих войсковых нуждах, прислал в немедленном времени». Им не всеравно было платить по розыскам и в то время, когда они производятся в губерниях или на Яике, да еще кормить голодные комиссии и платить потом после, когда розыски будут рассматриваться в столицах; лучше заплатить один раз; лица покровительствующие есть; чиновники коллегии давно знакомы, а обычные презенты с станицами от войска довершают дело. «Так-де советовал Рукавишников», который между прочим с атаманами и поехал, в главе зимовой станицы, в Петербург. При том провинциальные чиновники не только жадны, но и до того искусны в обретении случаев и поводов для взяток, что например в 1718 году дворянин Волков, присланный на Яик для привода казаков к присяге царевичу Петру Петровичу, взял за это с них 600 р., угрожая задержать их от предстоявшего рыболовства. Впрочем и этому факту нечего удивляться; чуть не полвека спустя после этого времени, Екатерина II в указе, изданном ею через три недели по возшествии своем на престол, от 18 июля 1762 г., против взяток говорила о своем содрогании, когда узнала, что за привод к присяге ей в верности и при том с бедного народа, брали ченовники взятки деньгами, вероятно также стесняя их в отправления хозяйственных работ (Рус. Вести, №6, ст Д. Анучина «Граф Панин, усмиритель Пугачевщины»),
Рукавишников, как видно, был замечательная личность и небыв войсковым атаманом, имел большое влияние в войске, покорно и послушно уважался в войсковых кругах, в то время, как обычная годовая перемена прежних атаманов и выборы новых шли своим чередом, советы его были словно закон неписаный. Он из пришлых и очень не мудрено, что из сибирских каторжников (как отмечено у Воейкова в ведомости), подобно известному впоследствии своей неукротимой энергии и способностям сподвижнику Пугачева- Хлопуше. Он не раз бывал прежде в сталицах с станицами от войска и несмотря на то, что не знает грамот, узнал всякие нужные вещи и подходы, а впоследствии, как увидим ниже, сделался лично известен Петру Великому. Он имел такую силу в войске, что и в отсутствие его, по одним письмам из Петербурга войсковые атаманы смертию казнили казаков, которые считались войску вредными (пример этому мы уже видели в Материалах № 31 Войсковых ведомостей). При такой личности бунт казаков, если бы он действительно был на Яике, как писал о том Пушкин и все за ним, не остановился бы безвестным в одном только маленьком Яицком городке.
В то время Рукавишников отправился в Петрбург с целью, о которой мы уже знаем, и сверх того вообще хлопотать о нуждах войска, из которых главною была возобновление царской владенной грамоты войску на Яик со всеми впадающими и выходящими из него «реки и протоки»,- грамоты которая сгорела в пожаре, уничтоживший веся Яицкий городок между 1680 и 1690 годами, В эту поездку, в 1720 и 1721 годах, дал Рукавишников в Петербурге известное показание о начале и происхождении Яицкого войска, приведенное Рычковым; тогда же он подал известную нам челобитную от войска о той владельной грамоте войску и о его службах (*).
(*) – № 33 Уральских Войсковых Ведомостей.
В челобитных на майора Воейкова, казаки жаловались на его действия, нам уже большею частью известные: стеснения казаков приезжающих с Яика на Волгу с станицах для торговли, захват их под стражу и истязания батожьем, лихвенные сборы с них на перевозах чрез Волгу, угрозы приехать на Яик для розыску с пушками и другие изневажества. Эти челобитные вошли в связь с делом о взятках с войска сыщиками Волковым, Наумовым, Кемецким, Кротковым и другими чиновниками, во время сысков и розысков их на Яике и шли в производстве и рассмотрении уже в военной коллегии, по постановлению которой на 9 июня 1722 г. был допрошен в оной и майор Воейков. Он ни в чем почти не сознался противу челобитных и отвечал вообще основательно, по пунктам обвинения, так что прицепиться к нему было нельзя. Наконец, после допросов и передопросов, показания были 27 июня объявлены Рукавишникову и он, по выслушании всех пунктов, сказал, что так как Воейков во всем заперся и ныне-де его уличить ему Рукавишникову нечем, потому- что он в ту бытность Воейкова (в Сызране и на Яике) находился в Петербурге, то будет уличать его «бывший станичный атаман Степан Сумкин с товарищи, а кто товарищи, про то Сумкин скажет». А 16 октября 1722 года, по доношению Воейкова, от – сентября, которым он просил «Цдабы по оному яицкому делу, за его тяжелыми ранами и болезнями, его уволить, понеже ничем не корыстен», состоялся в государственной военной коллегии приговор: «отправить его по преднему определению для сыску и искоренения воров и разбойников, а потому делу велеть исследовать отправляющимся на Яик полковнику Захарову с товарищи и что по исследованию явиться, о том писать в военную коллегию».
Этим и закончилось участие майора Воейкова в розыске по доносу казака Карташева. Справедливость требует сказать, что, оказавшись совершенно бесполезным в этом деле, по слабости и нерешительности характера и по крайней медленности в действиях, Воейков без сомнения действительно был тут не корыстен, ибо, в противном случае, озлобленные казаки никак не приминули бы воспользоваться материей для новых обвинений; между тем они лично его ни малейшее не обвиняли ни в одной взятке с них.
Мы оставили выше казаков: доносчика Иванав Карташева и Федора Бахарева под стражей в Сызранской провинциальной канцелярии. После колодники сии были переведены в Астрахань, а оттуда послали их 21 августа 1721 г. с капитаном астраханского гарнизона Коробовым, в числе разных других колодников в преображенский приказ, вероятно чтобы сбыть с шеи и отчетности. По прибытии в Москву капитан Коробов, со всеми своими колодниками и с делами об них, явился в преображенский приказ, но там от него ни колодников, ни дел не приняли, а дали ему указ везти обратно в Астрахань. Узнавши об этом от капитана Коробова, Карташев сказал ему за собою Его Императорского Величества слово и так как от правительствующено сената был прежде указ, чтобы таких, кто скажет за собою Его Императорского Величества слово или дело (хотя бы из самого отдаленного пункта Сибири), отсылать в преображенский приказ, то казак Карташев, по донесению об этом капитана Коробова, был взят туда.

 Отправлено: 12.04.17 18:48. Заголовок: 72/109

УВВ 1869 №45стр. 6,7,8,9.

В Преображенском приказе казак Карташев сказал, что когда везли их с атаманом Меркульевым и прочими из сего приказа ( после розыску поручика Кроткова), для розыску на Яике встретился им в Симбирске препровождавшийся в оковах с Яика в Казань казак Иван Елисеев, от которого Карташев слышал, что он на Яике сказал за собою Его Императорского Величества слово, что ведает измену за яицкими казаками, а за кем именно и в чем, о том объявит казанскому губернатору; что когда он Карташев, привезен уже был на Яик, то в то время привезен был туда и казак Иван Елисеев, который сказывал ему, что он послан был ( из Казани) в Астрахань для розыску по извету его, но что посланные для отвоза его туда яицкие казаки Гаврило Старцев и Игнатий Мусатов привезли его на Яик, - и потом того Ивана Елисеева, говорил Карташев, продержав целое лето, атаман Иван Щербаков велел расстрелять из ружья – и расстрелян, и неизвестно куда девалось, посланное в Астрахань с Елисеевым, дело об нем, - и что в туже бытность его, Карташева, на Яике ( в 1720году) атаман Щербаков с единомышленниками, до коих касаются прежние дела по извету его, Карташева, написали письмо, а какое- не знает, и к оному письму казакам, не объявя им, о чем то письмо, велели прикладывать руки, а кто не приложил, тех приговаривали сажать в воду, и многие де за устрастием руки прикладывали, а которые не прикладывали, тех держали за караулом окованных, а именно: бывшего атамана Матвея Миронова, Ивана Федорова, Василия Иванова, а иных отдали на крепкие руки, именно: войскового писаря Осипа Мартынова, Матвея Ермолова, Митрофана Пименова, и признавает он, Карташев, о том письме нет ли у них какого злого помыслу о измене, что писали не объявя и руки велели прикладывать в неволю. Помянутый же атаман Щербаков с единомышленники, о которых подал он, Карташев, роспись на Сызрани майору Войекову, посылают в Хиву казака Ивана Сидорова( Лобика) за именным Его Императорского Величества указом, а для торговли ль, или для шпионства, о том подлинно не знает, а скажет о том помянутый Сидоров. Что тогда же, во время бытности его, Карташева, на Яике, казака Макар Коловертинцев казаку Григорию Меркульеву( бывшему атаману) в кругу говорил при всех казаках, что он Коловертинцев, знает за ним Меркульевым измену, а какую измену, не выговорил и о том его в том кругу никто не спрашивал, а те его слова он, Карташев, слышал сам, потому-что тот круг был близ двора его Карташева, и того Коловертинцева и Меркульева атаман Щербаков с товарищи никуда не послали и за караулом их не держали и ныне остались на Яике. На Яике же живет, тому десять лет, в казачьей службе, пришлый человек Федор Рукавишников, а откуда он пришел, о том он, Карташев, не знает, - и тот Рукавишников возмущает народ, чтобы в церковь не ходили и книг нынешних не слушали, для того – что нынешние книги новопечатные, и в том похулении и возмущении на того Рукавишникова поп церкви Петра и Павла Василий Семенов приходил извещать в круг, и того попа атаман Щербаков, с единомышленники, о которых в вышеписанной его, Карташева, веданной майору Войекову, росписи написано, приговорили посадить в воду. Они же, атаман с товарищи, присланного майора Войекова для розыску по извету его, Карташева, в город не пустили и в том учинились Его Императорского Величества указу противны, по возмущению помянутого Рукавишникова. По доношению его, Карташева, беглые на Яик солдаты и драгуны взяты в Казань и определены в казанские полки в солдаты, а иные посланы на Самару, и из тех взятых многие бежали и пришли на Яик по прежнему и ныне живут на Яике и помянутый Рукавишников возмущает их, чтоб жили безопасно ( о том де Его Императорское Величество не знает, а делают все это бояре собою), а о том им первостатейные люди, старинные казаки спорить и помянутых пришлых людей ловить и извещать не смеют, боясь от атамана Щербакова смертной казни. Да вышеписанный-де Рукавишников переменяет собой атаманов, без приговора войска и от того их своевольства опасно всякого воровства. И кроме того Его Императорского Величества слова за ним, Карташевым, нет и ни за кем не знает.
После этого доношения, или слова, спустя полмесяца, казак Карташев был передан из Преображенского приказа, при промемории его, от 11 января 1722, за №3, в государственную военную коллегию для расследования по навету его.
Там он, 24 января 1722 года, словесно заявивши о сделанном им в 1718 году в Казани доносе на атамана Меркульева сказал еще, что в марте месяце 1719 года послан был из Казани на Яик для розыску поручик Егор Кротков нашел беглых солдат, рекрут, дворовых и помещачьих крестьян с семь сот человек, в том числе князя Меньшикова крестьян десять семейств, которых Кротков по окончании розыска, не взял с собой в Казань, а дал бывшему тогда атаману Никите Трифонову Бородину именную роспись, чтобы держать тех 700 беглых на Яике до указу «дабы они были в целости».
Казак Карташев, как видно, все возможное что только удавалось ему узнать к своему доносу старался и спешил сказать или в Преображенский приказ или в Военную Коллегию, чтобы только не отсылали его снова в Астрахань. Ему хотелось, чтобы розыск производился на Яике и его туда бы послали, зная, что дело может долго затянуться и надеясь на поддержку своих сторонников «первостатейных знатных ныне на Яике казаков, которые были прежде атаманами».
В ту зиму 1721/22 года, как и в предшествовавшую, во главе зимовой станицы от Яицкого войска был послан опять казак Федор Рукавишников и в числе станичников с ним был есаул Иван Карпов. Кроме прежней цели – действовать против доноса Карташева и его стороны, а также по делам с майором Войековым и особенно с ненавистными взяточниками Волковым, Наумовым, Кемецким, Кротоковым и другими, Рукавишников отправлялся в Петербург по прежнему хлопотать вообще о нуждах Яицкого войска.
Узнавши, что Рукавишников прислан был станичным атаманом с Яика, кто послан был с ним станичники о что он уже побывал в Военной коллегии. Карташев спросился на оную 20 февраля 1722 г. и просил взять Рукавишникова с есаулом Иваном Карповым и прочими станичными под караул и подвергнуть их розыску; а как де он Рукавишников, еще в 1719году, в бытность свою в Петербурге ( с зимовой же станицей) подал канцлеру графу Головкину доношение на казаков и бывших войсковых атаманов Матвея Миронова, Никиту Бородина и Ивана Витошнова о измене их, а о том изследовано не было, то Карташев просил при этом Военную Коллегию розыскать о сей измене, Рукавишникова же послать к розыску на Яик вместе с ним, Карташевым.
Между тем люди стороны бывших атаманов, старинных казаков, Матвея Миронова с товарищи, тайно послали с Яика в Москву казака Ивана Никифорова, который явился к Карташеву в конце февраля и сообщил ему то, о чем он не мог знать по времени. Карташев, 5 марта и 11 мая того 722 года вправшивался в Военную колегию и, показавши на атамана Щербакова с Рукавишниковым и «их партии казаков человек с тридцать» доносил, что приходил к нему с Яику казак Иван Никифоров и сказывал ему: «атаман Щербаков и их партия (казаки), по совету своему расстреляли до смерти на Яике казаков Ивана Елисеева и Афанасия Назарова( о казни последнего Карташев в сказанном им за собой слове не упоминал, без сомнения, не знавши еще об этом) за то, что они в вышесказанном возмущении их воспрещали, а другие, которые в тот их злой совет не пошли, держаться под караулом перекованы, а именно бывший атаман: Матвей Миронов, да казаки Федор Пимонов, Матвей Ермолаев и другие многие содержались же, а иные на поруках, что в 1722году тот же атаман Щербаков со своими единомышленниками, по наговору Рукавишникова, казнил первостатейного и заслуженного старшину Василья Иванова ( Мордвинкина) безвинно, понеже он, Василий много им, ворам, простил – что они казнят безвинно, и оковав держат старшин, коих имена значатся в деле, а ныне ( 11 мая) Рукавишников в Москве, да есаул Иван Карпов кой был при бытности атамана Щербакова заправливал ружье и отдавал татарину расстреливать помянутых доносителей, старшину Василия Иванова, - и что он Карташев, за ним, Васильем, никакой войску вины не знает. При этом выставлять в свидетели на улику к розыску, о котором снова просил станичного атамана Ивана Витошнова и есаула Петра Кочурова. Когда же в Военной коллегии спросили Карташева по поводу явления к нему в тюрьму казака ивана Никкифорова, за чем приехал последний в Москву и почему Карташев не удержал его и не объявил в Военную коллегию, он ответил, что Иван Никифоров, как сказывали ему, приехал в Москву за другими делами, а более для того, чтобы о том ( о казни на Яике казаков Назарова и Мордвинкина) где надлежит объявить, а сам де он доносить не смеет, и что он хотел было удержать Никифорова для объявления в Военной коллегии и сказал бывшему тогда караульному сержанту( по имени и какого полку не знает), чтобы он доложил об Никифорове, но сержант ответил, что в Военной коллегии никого не было.
Рукавишников узнавши о доносе на него Карташева в военную коллегию, от 20 февраля, где последний просит взять его и бывших с ним станичников под стражу и подвергнуть розыску, подал 23 и 26 того же февраля в Военную коллегию свои доношения. Последнее приводим, как интересное в отношение Рукавишникова лично. Мы сказали уже, что Рукавишников был неграмотный а потому к нему и не может относиться современный подъяческий слог в просьбе.
« В Государственную Военную коллегию казака Федора Рукавишникова доношение.
В прошлых 719 и в 720 и в 721 годах выбраны мы. Нижайшие, трое человек от всего Яицкого войска и дали нам, рабам твоим, в выборе, за своими войсковыми руками ( лист), по которому мы, нижайшие, в вышеупомянутых годех били челом Императорскому Величеству в Санкт-Петербурге и подали доношение и челобитную в Правительствующем Сенате на вора и изменника яицкого казака Ивана Карташева, и на отца его крестного Матвея Миронова и на присланных по его Карташеву ложному доношению из Казани к нам, рабам твоим, на Яик с розыском на офицеров во многих разорениях и во взятках, что нас, рабов твоих, с оным доношением и с отцем его крестным Матвеем Мироновым и с присланными офицерами во взятках повелел бы, Императорское Величество, послать для подлинного розыску к нам, нижайшим, на Яике от своея пресветлыя державы из правоверных и праводушных рабов своих, кроме казанских офицеров розыскать.
А в прошлом 721 году по именному Его Императорскому Величеству указу взяты мы, нижайшие, пред Его Величество и распрашиваны в вышепомянутых разорениях и обидах от него вора изменника Ивана Карташева и мы нижайшие пред Его Величеством сказали, что разоряется Вашего Императорского Величества вотчина, Яицкое войско, от помянутого вора и изменника Карташева и от казанских офицеров, по его Карташеву ложному доносительскому навету. А что, какия его Карташева на нас, рабов твоих, ложные доношения и на присланных офицеров и подъячих во многих с нас, рабов твоих, взятках, и о том явствуют в деле поданые наши доношения и челобитные в Правительствующем Сенате. И Вы, слышав Императорское Величество от нас, рабов твоих, слезное прошения и наградил меня нижайшего именным своим императорского величества милостивым словом спасиба и помозиба(!)( *), что ты, видя вотчину мою, яицкое войско, разоряют ложные доносители напрасно и по их ложному извету розыщики, не дал ее разорить и напрасно кровопролития, за то меня нижайшего и при мне будущих (бывших) казаков жаловал по своему милостивому имянному Императорского Величества указу на саблю, и повелел из государственной военной коллегии послать из правоверных рабов своих к нам, нижайшим, на Яик для подлинного розыску розыщика с помянутым доносителем и с отцем его крестным Матвеем Мироновым и с помянутыми офицерами во взятках во всем розыскать.
(*) Вероятно это слово было тогда в употреблении, как сокращенное из слова помози Бог.
И сего 722 году по именному Его Императорского Величества указу, а по челобитью нас, нижайших, из государственной военной коллегии отправлен к нам, нижайшим, на Яик господин полковник Иван Васильев сын Болтин(*) для вышеозначенного розыску. А ныне оный вор изменник, доноситель Карташев, умышляя своим алчным вымыслом, подал на меня, нижайшего и при мне на всю станицу в государственную военную коллегию ложное доношение, будто я, раб ваш, - возмутитель всего Яицкого войска и возмущаю их казаков будто на злое дело и в том он, вор и изменник доноситель Карташев, оклеветал меня нижайшего во всем напрасно, хотя он прежние свои ложные доношения прикрыл, понеже он Карташев и в прежних своих доношениях по розыскному делу на нас, нижайших, вины ни какия не сыскал.
Того ради у превеликой государственной военной коллегии всепокорнейши просим, дабы нам нижайшим, своим милостивым Императорского Величества указом от помянутого вора и изменника доносителя Карташева охранять и впредь ложным его доношениям до подлиннаго розыску не верить».
(*) Впоследствии увидим, что посылка Болтина не состоялась

 Отправлено: 12.04.17 18:50. Заголовок: 76/109

УВВ 1869 №46стр. 5,6,7.

Выписываем сущность ответов, завиненных атаманом Меркульевым с его советники и свидетелей старинных казаков, бывших прежде атаманами, Миронова с товарищи.
На 1-й. Что по присланному указу о возвращение князю Меншикову крестьян все казаки согласились держать их на Яике до указу, а о том с которого года кого из пришлых в отдачу отдать, послать в Петербург к Государю с челобитьем. Свидетели это подтвердили. Послан был с этим челобитьем станичный атаман Донской и трое казаков.
На 2-й. Меркульев и его советники казаки, что слов от Миронова и его товарищей, об отдаче беглых, никаких не слыхали и побить их до смерти не грозили и ныне не грозят. Свидетели показали, что тех слов ни от кого не слыхали и об угрозах им ничего не ведают.
На 3-й. Что посланы были в Петербург с челобитною станичный атаман Донской, есаул Степан Дементьев, казаки Андрей Яковлев и Малыш с совета всего войска, а не сами назвались, и что денег с беглых крестьян не сбирали и челобитчикам не давали. Свидетели это подтвердили, присовокупили, что по тому челобитью войска прислан был к ним царский указ, от которого года отдавать беглых крестьян. При этом пришлый на Яик Федор Малыш объяснил на допросе, что « пришел жить на Яик в малых летах, тому лет с 30, во второй крымской поход, а отец его был Троицкого монастыря крестьянин и умер на Яике».
На 4-й. Меркульев и Зевакин сказали, что 4 юртовых татар и никого в Хиву в 1717году не посылали « и злого согласия к измене и помысла никакого с хивинцы у них нет и за другими казаками ни за кем не ведают». Прочие товарищи их, 13 человек, сказали, что о посылке в Хиву они не знают и согласия к измене у них нет и ни за кем не ведают. Свидетели сказались также неведением об этой посылке в Хиву « не ведаем и ни от кого не слыхали».
На 5-й, Миронов с товарищи на слова доносчика, что будто они опасаются от той посылки в Хиву великой беды и измены, сказали что таких слов ни с кем и с доносчиком и Карташевым не говорили, и за атаманом Меркульевым и за другими ни за кем никакой измены не ведают.
На 6-й. Меркульев с товарищи сказали, что перепись в войске сделана в 1717году для посылки 400 человек в указанное число 1500 человек, с князем Бековичем Черкасским и на службу в войско, по что пришлых и наемных работников не переписывали. Свидетели подтвердили о переписи, « а пришлые на Яик какие есть ли и кто принимал, того они не ведают».
На 7-й Завиняемые сказали, что « пайдем и другую воду» они не говорили. Свидетели подтвердили, что таких слов они не от кого не слыхали.
На 8-й Меркульев с товарищами показали, что заставы для обыска писем у них не бывало, обыскивать Карташева не посылали и таких слов: « не переписывается ли Миронов с боярами» не говорили. Свидетели сказали, что казака Карташева с доносом к Царскому величеству они не посылали.
На 9-й Тот же отрицательный ответ.
На 10-й Герасим Логинов сказал, что когда Матвея Миронова спрашивали в Войсковом кругу, при атамане Григорее Меркульеве, для чего пущено от него (по войску) такое слово, что около двора его был караул, то Миронов отвечал, что того не было и за оное его непостоянство и излишние слова Логинов выбранил его. Донской, Пустоселов и Погадаев сказали, что взводимаго на них Карташевым не говорили. Свидетели Пименов, Лукьянов, Степанов и Васильев по прозвищу ( Мансуров) извета Карташева не подтвердили. А Матвей Миронов показал, что в прошлом 717 году, в кругу при войске, Герасим Погадаев неоднократно говорил ему, Миронову, что надо посадить его в воду за тайные письма в Казань, к боярину и губернатору Салтыкову с товарищи и другими и за наущение Карташева всякому злу на яицких казаков доносит; что Герасим Логинов предлагал в войсковом кругу ушибить его за тоже самое рычагом и бранил всячески; что Федор Донской на кабаке, напився пьян, говорил, чтобы его Миронова убить и животы побрать, а Абрам Пустоселов с ним Мироновым на кабаке же зажарть ( *) говорил: я и сам тебя чекушкой прибью, а людям не дам бить; на что кроме тех слов ему никаких истязаний небыло.
(*) – «Зажарть» значит «в шутку», взято с польского. Ред.
На 11-й. Извет Карташева не подтвержден ни ответчиками, ни свидетелями.
На 12-й. Матвей Миронов показал, по слуху от казака Семена Мансурова, что атаманом Меркульевым и другими казаками был сделан такой приговор и пущен во все войско голос на Яике, что кто похвалился Казанью, того пяти или шести человекам одного бить рычажьем. Мансуров не подтвердил сих слов и на очной ставке с Мироновым. Сторонники последнего Петр Фадеев и Никифор Кочеров показали, что слышали на Яике в торгу всенародные слова, но от того - не помнят- об учиненном в кругу Меркульевым с товарищи приговоре, чтобы никому Казанью не хвалиться, а для чего был такой приговор, не знают. Атаман Григорий Меркульев с товарищи 19-ю человеками сказали, что об угрозах смертью тому кто пойдет в Казань и другие города с челобитьем к Государю, голоса в войске пущено ими не было и они о том ничего не слыхали, но что был в 717 году в войске такой приговор, чтобы не верить тем, которые задолжав и явясь и в других винах, подлежат по войсковому суду наказанию, а от сего уходят с Яику, - и что об этом писано от них и в Казань к боярину Петру Самойловичу Салтыкову с станичным атаманом Матвеем Ивановым (это подтвердилось и справкой наведенной в казанской губернской канцелярии). Тут же неизвестно почему (без всякого сомнения Карташев отец его крестный, старинный казак и бывший атаман Миронов с товарищами, взяли их с собой с Яику в Казань и ввели в спрос по сему делу, как из последне-приверстанных в казаки атаманом Меркульевым 1717 году) в число свидетелей привлечены казак Тимофей Григорьев Мясник и Иван Матвеев Чеботарь, и показали, что они из крестьян первый Афанасия Кроткова, последний – из дворцовых, пришлые на Яик года за три до того ( в 1715году), жили на Яике не являясь в войсковом кругу, а поверстаны по их челобитью в казаки атаманом Григорием Меркульевым в 717 году, есаулом Федором Силишниным, Горшковым и другими набольшими людьми, за что дали им оба 10 рублев. Атаман Меркульев на спросъ по этому объяснил, что вызванные пришлые приверстаны в казаки по приговору всего войска, так как все казаки стали говорить, что эти ремесленные люди живут у них без службы, и промышляя богатяться, а ныне, за посылкою в службу людей у них малое число и денег- де он, Меркульев, и есаулы Силишнин, и Горшков с них толикаго числа не имывали, а при поставке в казаки сказались ответчики – он вольные государевы, а не помещиковы.
По поводу доноса Карташева о посылке Меркульевым 4-х татар в Хиву, дана была им очная ставка. Карташев сказывал, что Меркульев отправил в Хиву юртовых татар и новокрещенцев, всего 6 человек Келекея Кедкененева и Осипа Никитина ( новокрещенца казака Ивана Сидорова – Лобика, также Лобикова нам уже известно из рассказа о Хивинской экспедиции князя Бековича Черкасского) – имян других не помнит, - которые перезимовали в Хиве, а после погибели князя Черкасского прибыл в 717 году на Яик и привезли двоих казаков и татар, посланных на службу с Черкасским, и что послал он, Меркульев, в Казань только сих двух казаков, а об упомянутых шести человеках туда не писал. Сверх сего, в тоже время Меркульев и казак Малкин «таясь всего войска»- послали в Хиву троих казаков из татар Арнагула, Яшменеева, и с ним же поехал туда по отпуску Меркульева астраханский юртовой татарин а по возвращении оттоль привезли атамана Никиту Бородина( бывший походный атаман яицких казаков в экспедиции князя Черкасского), который один только и был послан в Казань, а о посланных им в Хиву Меркульев не писал поручику Наумову их не отдал и с собою, при поездке в Казань к допросу, по настоящему доносу не взял.
Меркульев, с товарищи 16 человек, объяснили на эту улику Карташева, что в 716 году просили их в кругу юртовые яицкие казаки, новокрещены казака Ивана Сидорова, Осип Никитин, и татары Кезекей Кичкенеев, Избак Тюлейбетев, да Казлыбай, Доселеменин брат, отпусти их в Бухару и в Хиву для торгового промыслу «как и напредь сего с Яику русские и иноверцы отпускались, и были отпущены с приговора всего войска, а не посланы для каких-либо других дел, по возвращение же на Яик действительно привезли пленных казаков, от которых стало известно в войске о погибели князя Черкасского, и один из них был послан в Казань с отписками от войска, что казака Арнагула с татарами в Хиву ни для чего не посланы, а Арнугул никогда туда и не ездил;- что астраханский юртовой татарин Кельдеш привез их Хивы на Яик походного атамана Никиту Бородина для получения с него за пленный выкуп денег, а не для чего им Меркульевым туда не посылыван – и что о других 6-и человеках отлучившихся в Хиву, Меркульев объявлял поручику Наумову, что они ездили в Хиву и Бухару, но не от него, а для своих промыслов.

ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ!!!

 Отправлено: 13.04.17 17:43. Заголовок: 78/109

УВВ 1869 №47 стр. 5,6,7.

По этому доносу казака Карташева, в марте 1719 г., послан был из Казани на Яик поручик Егор Кротов для сыску. Произведенное им о сем дело, и при нем изветчик Карташев, атаманы Григорий Меркульев и Степан Фолимонов и казаки Никита Зевакин, Герасим Погадаев и Федор Бахарев, представлены из Казани в Преображенский приказ, где получены были 28 августа 1720 года, а оттуда препровождены в Астрахань. Изз Астрахани переслали сих колодников на Яик с поручиком Кустовым и 50 солдатами, коменданту города Сызрани, майору Воейкову, состоявшему тут для искоренения воров и разбойников, велено ехать туда же на Яик, для розыску и ему подчинен был поручик Кустов.
С поручиком Егором Кустовым, кроме солдат, приезжали на Яик для розыска, 17 апреля 1719 года, фискал Михайло Пушилов, самарский дворянин Евдокимов, двое подьячих Мансуров и Овчинников, фискальский делец Соболев, прикащик помещика Никифора Маркова и другие, да от казанского архиерея поп Семен. Вот что известно о их действиях в Яицком войске, по порученному Кроткову сыску:
По прибытии на Яик поручик Кротков «всех их старинных жителей допрашивал, давно ль кто на Яике живет и ежели кто скажет, что живет лет 20, 30 и 40, и таких он, хотя их разорять по стачке и по совету Матвея Миронова и атамана Никиты Бородина с товарищи, написав их 2600 человек беглыми с 700 человек в солдаты, приказал атаману (Бородину) отдать их на поkки, в указа никакова не объявил».
«Он же Кротков брать у них на Яике казачьих жен и детей, у которых мужья в полону (в Хиве, из экспедиции Черкасского) себе во крестьянство силою многих, не объявя никаких крепостей и называл своими беглыми крестьяны, и которые ему говорили, что они природные казаки, а не его беглые крестьяне, и таких он бил смертельным боем. Такожде, смотря на его, Кроткова, наглое взятье, прихода многие его знакомцы и друзья дворяне, казачьих жен и детей к себе брали же, и от того учинялось им (войску) великое разорение и многие домы запустили».
«Он же Кротков с фискалом, забрав на съезжий двор всех их яицких жителей, от мала и до велика для допросов, не пущал на рыбную ловлю, от чего, не хотя разориться и от той рыбной ловли отстать, дали ему 200 рублев и потом отпущены на рыбную ловлю».
«Да им же Кротковым взят с казаков (поименно их несколько, и татар,- между прочим с казачьей жены Анны Филиповой 5 рублев,- брал деньгами, лисьими мехами, лошадьми,- между прочим у казака Дмитрия Макарова азбуку скорописную, золотом в 1 рубль,- и не заплатил за сделанныя ему работы), всего 206 руб. 31 алтын 4 деньги.
Да по его же Кроткова нападке и велению дано фискалу Путилову 200 руб., дворянину Евдокимову 5 руб. (да ему же с казачьей вдовы Елены Черновой банных денег 1 рубль (*), да подьячим одному 50 р., другому 20 руб., фискальному дельцу 15 р., да некоторым солдатам (по велению Кроткова) 9 руб., да попу Семену 50 р., да всем им харчем и питьем и за подводы на сено и дрова и (чтобы) от всяких налогов (избавить) дано 200 руб., 12 алтын.
(*) Вероятно за топку бани и в положенный день. Положенный день для топки бань (во кромя лета) существовал в Уральском войске и в 182 г., бани на остальные дни недели опечатывались войсковой печатью квартальных. С нарушителей должен был изыск 1 р. В пользу бедных, но штрафа сего никогда не поступало по назначению, а бани чиновников, попов, зажиточных людей, топились во всякие дни.
Кроме того исчислено, сколько и чьим именно с кого взято фискалом (между прочим со вдовы Варвары Семеновой 23 алтына, 2 деньги), всего на 11 руб. до подьячими (тоже все исчислено) взято на 13 руб. 16 алт. и 4 ½ деньги. Да он же, поручик Кротков, брал насильством казаков и их жен и детей в крестьянство и домы и пожитки их распродал. Вероятно это были беглые из его поместья или его родственников, а мы выше видели мажду прочим, что пришлый казак Тимофей Мясник, приверстанный в казаки атаманом Меркульевым, был из крестьян Кроткова.
«Да в прошлом 716 году из 1500 казаков, которые посланы были к князю Черкасскому, 33 человека в 1717 году из хивинского походу бежали, которых они, войско Яицкое, поймав писали в Казань к губернатору и получили от него указ, по которому велено оным беглецам учинить суд на Яике по их обыкновению. И по тому указу они из тех беглецов четырех человек казнили смертию, а других били в рычажья. А в 719 году поручик Кротков велел помянутых казаков всех сыскать, удержать под караулом до своего отъезду и, неповеря помянутому указу и что они чинили им наказание по своему обыкновенному суду, взял их, казаков, 29 человек с собою в Казань и там помещики разобрали их в крестьянство, а другие отданы в солдаты… . Так же отцов, матерей, жен и детей тех казаков взял, дома продал и пожитки к себе забрал.
«Да выше объявленный фискал Михайло Путилов, будучи у них на Яике, принял от их яицкого казака Афонасия Назарова (*), (который одолжал великими долгами, жил в прикрыте) доношение.
(*) – Казак Афонасий Назаров, как видим ниже, был впоследствии расстрелян от атамана Щербакова, по приговору войскового круга.
А в том дошении написал, что готовые яицкие казаки отпущены от войска к калмыкам для мены про свой обиход коней, и оные-де будто повезли с собою свинец и порох и помянутый фискал Путилов, остановя тех казаков на пути и приставя караул, такого пороху и свинцу досматривал, но только того не сыскал и держал их в степи две недели, и такую его фискальную напедку видя, оные казаки и не хотя себя отдать в руки неприятелям, потому что при том месте почасту бывает их неприятельский набег и берут скотину и людей, дали ему фискалу 100 руб., и те деньги взяв, он их отпустил.
«Да он же, пручик Кротков, брал насильством своим в писаря из яицких казаков и приезжиж людей из лавок, с 40 человек, из лавок, с 40 человек, и в том учинить великую изневагу, понеже помянутым писарям платили (войско) по рассмотрени. По багренью и по два; а по багренью продается у них по 4 руб (это нынешния печатки). А когда поручик Наумов привез в Казань взятых им с Яику казаков (изветчика Карташева, ответчиков и свидетелей), то сданы они были с делом в повытье подьячему Федору Сухареву, который с них нападкою взял 200 руб., ха харчем и одеждою дано ему на 100 рублев» - «Брату его Алексею Сухареву, как прибыл на его Федорово место (заместил вероятно), дано 10 рублев. И сверх того «Федор же Сухарев взял с казака Перфилья Никифорова 20 руб.» - Всего же содежание комиссии Кротова на Яике, в течении 3-х месяцев, с взятками стоило войску, по исчислению казаков в их челобитной, около 1500 руб.
Вот чего стоил пока казакам донос Карташева, по которому дело розыска еще только началось с поручика Кротова. Здесь не включены 260 руб. данные казаками Наумову в 718 году, когда он приезжал на Яик за казаками. Нужно заметить, что вообще лица, посыланныя на Яик для розысков и их свита, содержались, освещались и отоплялись от казаков и все расходы по содержанию ему должны были записываться для взыскания впоследствии с виновных, по решении дел.
Хотя майор Воейков, в течении двух лет, собственно по порученному ему розыску по доносу казака Карташева, сделал очень мало или почти ничего, но мы не можем не сказать и о том, что сделано, особенно потому- что некоторые обстоятельства представляют особый местный современный интерес, а мы печатаем материалы к местной истории.

 Отправлено: 13.04.17 17:44. Заголовок: 80/109

УВВ 1869 №48 стр. 3, 4, 5.

После прошения, поданного в Государственную военную коллегию 26 февраля 1722 г., об охранении их, яицких казаков, от изветчика Ивана Карташева, чтоб впредь до подлинного розыску не верить его доносам, атаман зимовой станицы, Федор Рукавишников, приехавший с станицею в Петербург еще в начале зимы 1721 г., обуреваемый медленностью в распоряжениях по назначению розыскной на Яик комиссии, а может быть и в следствии самого розыска более или менее гадательными, а потому пожалуй и лютыми как увидим из приведенного ниже примера такого розыска, в конце {VII века, и… яицкими же казаками, за каких-нибудь пять лет до его пропускать нам – подать 5 мая 1722 г., с станичным же есаулом Иваном Карташевым (*) и с товарищи, снова доношение в военную коллегию о том, между прочим, что доносчик Карташев «рияс на нас», подал (11 мая 1722 г.) доношение в котором показал, будто мы с единомышленниками своими побили доносителей, а именно: Ивана Елисеева, Афонасья Назарова и Василья Мордвинкина, и в том во всем поклепал ложным своим доношением нас нижайших напрасно, понеже оных казаков казнили по своему казачьему суду всем войском, как суд надлежит, за вины их, а не мы с единомышленниками своими; а каким они винам были достойны, о том атаман и старшины и все войско покажут при розыске на Яике.
(*) – Тем самым Кротковым, который ружье заряжал татарину, чтобы разстреливать Ивана Елисеева, приговоренного Войсковым Кругом, при атамане Щербакове, к смерной казни.
Затем просили о том же, о чем и 26 февраля «понеже оный доноситель и по первым своим доношениям на нас, рабов твоих, по двум розыскам вины никакия не произвел». Здексь разумеются: донос Карташева на казаков и розыск, произведенный над ними Кротковым и так неумело продолженный Воейковым с Кустовым; другой же донос, его же Карташева на казаков и розыск над ними, были сделаны несколько прежде сего и по другому делу (о казни казаками атамана Ивана Белоусова в 1692 г.), о чем скажем вслед за настоящими разсказом о доносе Карташева на атамана Григория Меркульева с его товарищами.
Спустя месяц по представлении Рукавишниковым последнего доношения, казак Карташев, в июне того же года, представил в Военную Коллегию имянную роспись, которой требовал сделать допросы казакам, находившимся тогда в станице Рукавишникова и в станице старшины Ивана Витошнова которую уже успели прислать с Яику во время и вероятно по случаю долгого отсутствия первой, зимовой станицы. И розыск начался в самой военной коллегии.
Карташев назвал: станичного атамана Федора Рукавишникова, есаула Ивана Карпова, Алексея Котельникова, Петра Кожевникова, Михайла Поликарпова, бывшего драгуна Андрея Чинарева (войсковой подьячий), недоросля солдатского сына Михайлова, а как зовут, Карташев не помнит,- Федора Березина. При этом доносчик потребовал к розыску всех бывших в станице с Рукавишниковым- «к допросам и к ответствованию». Из другой станицы названы были Карташевым: станичный атаман Иван Витошнов, Тимофей Лоскутов, Григорий Фролов, Григорий Горшков, Василий Михайлов, татарин Тюбытий, Прохор Дурманов, Сил Дурманов, есаул Иван Васильев Белоусов, Алексей Коновалов, Иван Афонасьев (последние трое из станицы Рукавишникова). В конце этой имянной росписи Карташева, перед подписью за него, как неграмотного, добавлено «что оные свидетели ведают именно, как оный вор Рукавишников возмущал Щербакова и с товарищи казнить доносителей Ивана Елисеева, Афрнасья Назарова и старшину Василья Иванова (Мордвинкина, иначе Мордвинцева).
Рукавишникова, Карпова им других спрашивали по вопросным пунктам.
Вопросные пункты заключались в следующем, кроме вопросов: как зовут, сколько от роду лет, где родился и проч.
Знает ли казака Карташева?
За что приговорен был Карташев к казни по возвращении на Яик из похода с графом Апраксиным?
Хотел ли бывший атаман Григорий Меркульев бунтовать, и подсудимый или кто другой были ли с Меркульевым, и когда хотели идти на другую воду?
Называл ли Рукавишников поручика Кроткова чертом и мошенником, и требовал ли кандалы сковать его с солдатами?
Для чего не хотели слушать указов из Астрахани и не пустили майора Воейкова на Яик?
Говорил ли Рукавишников в Кругу, и для чего, что поедет бить челом Государю, чтоб розыску не быть и, что Государь не променяет его на лучшего генерала?
Выходили ли казаки на встречу Воейкову с ружьями, пиками и бунчуками, как против неприятеля, и был ли допрашиваемый в числе их?
За что казнен был атаманом Щербаковым без указу доноситель казак Иван Елисеев, сказавший за собою слово, и был ли допрашиваемый в этом согласии?
Где находится дело по доносу Елисеева, запечатанное в Казани в пакет, и для чего не отвезено оно в Астрахань?
Не было ли над Рукавишниковым розыску, когда и за что он был сослан в каторгу и по какому указу освобожден?
Другие вопросные пункты, уже нам известные, которые были предложены Меркульеву и прочим в Казани еще в 1718 году, по доносу Карташева на него с советниками, касались действий Меркульева.
На вопрос о месте родины, Рукавишников (45 лет от роду) отвечал, что родился он в Москве, отец его был конюхом в доме патриарха, а он остался после отца в малолетстве и пришел на Яик назад тому 19 лет (в 1703 г.), значит бывши 26 лет и вскоре после упразднения в России сана патриарха в 1702 году, когда Стефан Яворский из Рязанской метрополии назначен был патриаршим администратором, экзархом, викарием и блюстителем патриаршего престола (*); в казаки приверстан назад тому 17 лет (по доносу Карташева- 9 лет); казака Карташева не знал, потому что этот ходил по службам рядовым казаком, а слышал об этом от войска в кругу на приговоре Карташева к казни не был , а слышал об этом от казаков, так как о том неслась у них молва против Меркульева ничего об и мене не знает и искать другой воды умыслу в войсковом кругу не бывало и ни от кого ничего не слыхал; поручика Кустова чертом и мошенником не называл, железов не прашивал и ковать его с солдатами не веливал; во время приезда майора Воейкова на Яик, был в Петербурге с челобитьем от войска и ничего про то не знает; в кругу, что поедит бить челом к государю и что государь не променяет его на лучшего генерала, не говаривал; о казни доносчика Елисеева слышал только по приезде своем из Петербурга, а за что была казнь, ведает атаман Щербаков и все войско; где, запечанное в Казани, дело по доносу Елисеева и зачем не отвезено оно в Астрахань, об этом он ничего не знает, потому что был в то время в Петербурге; никагого розыску над ним не было и в каторгу ссылаем не был, в чем шлется на все Яицкое войско; что будтио царское величество из своих уст приказал опять принимать (на Яик) людей всяких чинов, не говаривал; с Яику уходов никаких челобитчиков и доносчиков не знает и возмутительных слов, быдто канцлер Гаврил Иванович Головкин приказал Яицкому войску не объявлять, кто скажет за собою царево слово или дело, а казнить таких самих, не говаривал же и ни от кого не слыхал.
(*) – Словарь Бентыш-Каменского /судя по всему речь о « «Словарь достопамятных людей русской земли» - ПИ/
При этом Рукавишников присовокупил, что двое из казаков его станицы, Михайло Поликарпов и Иван Афонасьев, посланы на Яик, а недоросля солдатского сына с ним не было и он такого не знает.

 Отправлено: 13.04.17 17:46. Заголовок: 83/109

УВВ 1869 №49 стр. 4, 5, 6, 7.

Карташев на очной ставке уличал Рукавишникова, что в казаках он только 9 лет, а прежде был послан по грамоте из Казанского Приказа на переведенье в Азов, откуда в том же году бежал в Сызрань, где бургомистры и посадские люди Федор Жеребцов, Иван Чунин и другие, уведав о том, поймали его отослали к Кучуковскому коменданту, который сковавши его прислал в Москву в Казанский Приказ, а что учинено ему то побег, о том Карташев не знает;- что когда приговаривали Карташева к Войсковому Кругу к смерти, то Рукавишников тут был же;- что о неслушании указов и противодействии майору Воейкову он, Рукавишников, приказывал, в чем ссылался на бывшего в то время войсковым атаманом Федора Арапова, который такой их совет не принял и был за это сменен Рукавишниковым и единомышленниками, а вместо него выбран Иван Щербаков, который и доныне (в 1722 году) атаманом; что старшинам которые служат давно и верно на Яике, Его Императорскому Величеству (в том числе и бывший атаман Матвей Миронов) и которые удерживали Рукавишникова, он грозил смертною казнью и они, убоявшись, прикладывали руки к порожним столбцам, чтобы майора Воейкова не пустить и убить до смерти, а Матвей Миронов взять с своего двора в третьем часу ночи по приговору Рукавишникова и скаван;- что донощик Иван Елисеев казнен именно по наущению Рукавишникова чрез письмо его из Петербургу с казаками Савельем Рыскуновым, Петром Кажевниковым, Акимом Щербаковым и с Савельем Бизяновым, так- что как только эти казаки приехали на Яик, в феврале 1721 г., то на другой же день и был казнен Елисеев, «а той казни претиль многажды Никита (Трифонов) Бородин, чтоб его Елисеева не казнить, да и те казаки которые его поили, Мусатов и Старченок, говорили; ежели его, Елисеева, казнить, то б и их казнить, понеже-де за Елисеевым есть государево дело»;- что таковой де донощик, казак Афонасий Назаров, по его же наущению казне с Елисеевым в одном числе, за то, что доносил о измене Рукавишникова с единомышленниками,- что по его же письму из Петербурга закованы были старшина Василий Иванов (Мордвинкин), Иван Федоров и Василий Прытков, и как только прибыл Рукавишников из Петербурга на Яик, то старшину Василия Иванова Мордвинкина и казнили безвинного по его же совету, в чем запрешали старшина Никита Бородин с товарищи, а Иван Федоров и Василий Прытков освобождены с разрешением входа в войсковой Круг.
Рукавишников остался при своем показании и прибавил, что только поручик Кустов приезжал при нем на Яик и читал в Кругу данную ему инструкцию, после чего при Кустове же атаманЩербаков с товарищи по совету всего войска, выбрали его Рукавишникова и при нем 50 казаков и с ними каракалпацких двух человек языков послали в Петербург, в Иностранную Коллегию, с челобитьем, чтобы ведала их та коллегия (не Астрахань) и чтобы для розыску быть на Яике не майору Воейкову, а прислать кого из Иностранной Коллегии;- что атаман Арапов сменен не им, а всем войском;- что к рукоприкладству никого не принуждал и что Матвей Миронов был взят в Круг не ночью, а днем, по совету Щербакова и всего авойска, и сковать его велели за непристойныя и непотребныя слова, а за какия- про то сведомы атаман и все войсковые люди;- что по приезде на Яик из Петербурга он застал старшину Василья Мордвинкина, Ивана Федорова и Василья Прыткова скованными по челобитью казака Трофима Филипова (Новинскова), а о чем челобитье, то явно на Яике, и по тому делу казнен Мордвинкин по совету всего Яицкого войска и атамана Щербакова, а он Рукавишников, самовольно казнить повеливал, в чем шлется на всех старшин и казаков.
Другим поименованным в росписи донощика Карташева, кроме отсутствовавших, из Москвы предложены были теже вопросы, что и Рукавишникову.
Есаул Иван Карпов сын (признанья не объяснено) 47 лет, сказался родившимся на Яике и приверстан в казаки в 1696 году при атамане Пр…е Семенове; доношение Карташева знает, потому что Карташев родился на Яике при нем; в приговоре к смертной казни Карташева, за побег из полка и оставлении знамени, участвовал; против Меркульева ничего не показал; против Рукавишникова тоже; о том, что казаки не пустили к себе майора Воейкова, только слышал после, а сам в том не участвовал, бывши в то время в отлучке, «в селе Воскреснском, которое выше Саратова, для своей нужды». Сказал ли донощик, Иван Елисеев, за собою слово в измене яицкиз казаков, о том Карпов не знает за отлучкою в калмыцкую орду для торгу, а по возвращении оттоль нашел Елисеева под караулом «»и атаман Щербаков, по совету всего войска и по вопросам, по своему казацкому обыкновению собрался в Круг, казнили его, расстреляли из пищали, за то, что он, Елисеев, называл Григория Меркульева и все Яицкое войско изменниками, и про то, по их обыкновению, о измене сысковано и ничего по правдам измены никакой не сыскалось, и о том есть в войсковой избе записка. И он, Карпов, тогда был есаулом и по приказу атаманскому и всего войска ружье для расстреливания оного Елисеева заряжал и, зарядя, отдал татарину, а как того татарина зовут, того сказать не упомнит, а Федора Рукавишникова в то число не было, а был в Петербурге. О деле по доносу Елисеева ничего не знает, Рукавишников ни в каком подосрении, в розыске и в каторгу сослан не был.
Алексей Котельников (60 лет) родился на Яике, в казаки приверстан в 1682 году при атамане Прокопе Семенове, был в полону в разных ордах около тридцати лет и вышел из полону в 1714 году,- Петр Кожевников (38 лет) родился в Галицком еузде в вотчине князя Федора Алексеевича Голицына, отец был в той вотчине бобыль, пришел на Яик и приверстан в казаки в 1700 году атаманом Федором Петровым Семенниковым;- Федор Березин (50 лет) родилсяв башкирах от природного башкирца и завоеван яицкими казаками, записан в казаки в 1699 при атамане Осипе Валильевом Белоусове;- Андрей Яковлев Чинарев, по словам Карташева беглый драгун (27 лет), родился в Самаре от подьячего, на Яик пришел в 1706 году, при атамане Матвее Миронове. И казаки тоже, что Карпов; при чем Березин сказал, что во время приезда Воейкова на Яик был в калмыцкой орде, а во время казни Елисеева- в Казани и на Уфе за торговым промыслом; Чинарев- что был для этого же с Карповым в Воскресенском селе, а в казнь Елисеева- в калмыцкой орде, и в драгунах никогда не бывал. Что Чинарев был сын подьячего, так это видно из его письма в деле, несколько раз встречающегося; такой превосходной для того времени руки ни разу не встречается ни в подлинных постановлениях, ни в других бумагах, писавшихся в самой Государственной Военной коллегии.
Казак Алексей Акимов Коновалов, знавший Карташева с детства и о котором в доносе его сказано, что написал от доносителя Карташева (вероятно в смысле его свидетеля) сказал, что о предложенном ему в известных уже нам допросных пунктах он ничего не знает, потому что был в то время в свийских походах с тогот года как взят Шлисельбург (Шлисельбург взят в 1702 году; значит Коновалов возвратившийся на Яик в 1721 году, был на внешней службе бессменно двадцать лет). Он показал себя 47 лет, из природных башкир и еще в малолетстве был завоеван казаками, а приверстан в службу при атамане Осипе Белоусове.
Станичный атаман Иван Витошнов, 37 лет, родился на Яике, отец из пришлых, но откуда не знает; приверстан в казаки ….. 1702 г. при атамане Осипе Белоусове; сказал, что о вышеписанном ничего не ведает, а Рукавишников в подозрении и розыске не бывал и на каторгу не ссылался.

 Отправлено: 13.04.17 17:47. Заголовок: 85/109

УВВ 1869 №50 стр. 6, 7.

Станичный есаул Петр Кочеров, 36 лет, отец пришлый из Самары дворцового села Рождественского, а он родился на Яике т приверстан в казаки одиннадцать лет, при атамане Федоре Семенникове, сказал тоже самое, что и Витошнов.
Казаки: Тимофей Лоскутов, 40 лет (отец пришлый из г. Орла, а какого чину, не знает и ныне отец на Яике от казачей службы отставлен, а он приверстан в службу одновременно с Витошновым- при Белоусове); Григорий Фролов (36 лет, отец пришлый с русских городов, а откуда- не знает, ибо остался после отца в малолетстве); Григорий Яковлев Горшков (тех же лет, отец из пришлых, но откуда- не знает); Василий Михайлов (34 лет, отец пришлый с г. Самары, а каого чину- не ведает); татарин Тлюбетей Тавиев (сколько лет, не объяснено,- отец из пришлых с Крыму, а он приверстан в казаки назад тому шестьдесят лет при атамане Прокопье Семенове); Сидор Дурманов (55 лет, пришлый Самарского уезда из монастырской вотчины села Архангельского, в казаки приверстан тому 40 лет при том же атамане Семенове, Иван Васильевич Белоусов (48 лет, отец яицкий уроженец, а в казаки приверстан 16 лет от роду при том же атамане Семенове). Все отозвались совершенным неведением по причине отсутствия во время известных происшествий- кто по звериным промыслам, кто по торговле. Казак из татр Тлюбетей был тогда в Петербурге с Руквишниковым, а Иван Белоусов « на Сызране и на Самаре под караулом у оного майора Воейкова, по доношению соляного комиссара Василья Иванова в ответствовании по соляной продаже». Григорий Яковлев Горшков, кажется, не без задней мысли с похвальною скромностью отозвался об отце своем Якове (Якушке) Горшке, как мы скоро увидим.
Этим и ограничился розыск над станичниками в Военной Коллегии, по поданной в ней именной росписи казака Карташева.
Во время этих допросов в Военной Коллегии майор Воейков, который впоследствии,Ю как мы видели выше (*), уволен был от розыска «по яицкому делу», находился в Москве безотлучно по следующей, данной им подписке: !1722 года, июня в 1 день, в Государст. Воен Коллегии, казанского гарнизона майору Гавриле Михайлову сыну Воейкову Его Императорского Величества указ в том сказан, что ему без указу из оной Коллегии никуды с Москвы не съехать и по вся дни во оной Коллегии являтся; а буде он без указу Военной Коллегии куды съедет, и за что ему учинить указ по военному артикулу, чего он будет достоин; а стоит он на своем дворе под Девичьим монастырем, в Славыинской слободе, в приходе церкви Саввы освященного». В такой форме брались подписки в неотлучке.
(*) – № 44 Уральск. войск. ведом.
После допросов Рукавишников с товарищи снова подал 27 июля в Военную Коллегию доношение, в котором, объяснивши о последней ссылке Карташева на свидетелей; о допросе их в Военной Коллегии и что по оным никаких вин за ним и другими, на кого доносил Карташев, ни за кем не сыскалось, сказал: «по такому его Карташева ложному навету держимся в Москве безвинно, живучи, помираем голодною смертию, а домишки наши на Яике волею Божьей все погорели без остатку, а жены и дети наши без нас помирают також голодною смертию, понеже живут на пожарище без всякого приюту (**), а которое нам повелено окладное жалованье взят из казанских доходов, и оное жалованье до сего времени не взято, и в том на Яике имеют великую нужду».
(**) – Это тот самый пожар 1722 года, обративший Яицкий городок в пепел, который Левшин и за ним другие писатели приписывают самим казакам, с тем, чтобы сжегши город уйти за море в киргизскую степь (!). Но об этом в своем месте.
1869-50-7
Казаки просили повелительного указа (и только тогда, после страшного пожара, а до этого вовсе не просили, но ждали розыску по доносу Карташева), чтобы их, за превеликим разорением, отпустит в домы до розыску, обязываясь подписками явиться к розыску.

 Отправлено: 13.04.17 17:48. Заголовок: 86/109

УВВ 1869 №51 стр. 4, 5, 6, 7.

Но резолюции, собственно по этомй доношению, никакой не последовало и не без причины, ибо вслед за ним, 30 июля, получена в Военной Коллегии бумага из Казани от Кабинет-секретаря Алексея Макарова от 6 июня, следующего содержания: «В бытность Его Императорского Величества в Казани иноземцы, Кришполроммен с товариши, подали Его Императорскому Величеству челобитную, в которой написали, что они неправедно жестко были осуждены, и сидят за арестом третий год, и чтоб их из ареста свободить. И Его Величество указал тое челобитную для рассмотрения отослать в воинскую коллегию, и чтоб по оной учинена была скорая резолюция. Також объявлен здесь Его Величеству яицкий казак Федор Ревка, который из Яике в Станичной Избе сказал за собою Его Величества слово и дело. Чего для оного Ревка атаман Иван Щербаков с товарищи послал при отписке своей в Государственную Военную Коллегию. И в том помянутой Ревка распрашиван и для того оного казака Ревка с его расспросными речами и с атаманскою отпискою Его Величество указал послать в воинскую коллению, который и послан лейб-гвардии семеровского полку с капитаном Абрамом Шамардиным, и чтоб о том исследовано и учинено было решение и что о том учинено будет, о том писать впредь для ведома в кабинет Его Величества « (*).
(*) – Это случилось в проезде Петра Великого средь Казань, во время путешествия его в Астрахань для персидского похода.
Приложенная при этой бумаге кабинет-секретаря Макарова отписка с Яику атамана Щербакова, адресованная князю Менщикову, от 7 мая 1722 года, следующего содержания: «Всепресветлейшего державнейшего Императора и самодержца всероссийского Петра Великого, отца отечества, государя всемилостивейшего, светлейшими Римского и Российского государств, князю Его Императорского Величества верховному и тайному действительному советнику генерал-фельдмаршалу и кавалеру и государственной военной коллегии президенту, Александру Даниловичу с товарищи, заполныя реки Яику яицкие атаманы-казаки, атаман Иван Щербаков и все Яицкое войско челом бьют.
«В нынешнем 722 году марта в 30 день, наш яицкий казак Федор Федоров сын Ревко пришел в станичную избу сказал за собою Императорского Величества слово и дело, при бытности казанского гарнизона Захарова полку майор Дмитрий Иванов сын Певцов, который приводил к присяге, да солдат бутырского полку Иван Калугин, который подал его Императорского Величества грамоту поспешную о присяге и мы яицкия войски слыше от оного казака Федора Ревко Императорского Величества слово и дело, взяв ево и посадили на цепь и держали под крепким караулом, и выбрав своих казаков станичного атамана Степана Васильева, да есаула Матвея Гордеева, да рядовых двух человек и послали в государственную военную коллегию и велели станичному атаману Степану Васильеву, да есаулу Матвею Гордееву с товарищи, всего четырем человекам, явитца и отписку подать и помянутого казака Федора Ревкова объявить в государственной военной коллегии светлейшему Римского и Российского государств князю Его Императорского Величества верховному и тайному действительному советнику генерал-фельдмаршалу и кавалеру и государственной военной коллегии президенту Александру Даниловичу Менщикову с товарищи». Полный титул Менщикова и на Яике был известен.
По доставлении казака Федора Ревка (называется и Ревковым) в Казань, он на допросе, 4 июня, сказал:
«В нынешнем 722 году марта в 30 день в городке Яике с станишную избу пришел казанского гарнизона при майоре Дмитрие Певцове, бутырского полку сержант Иван Калугин; Императорского Величества слово и дело за собою сказал такое тому назад с год и больше в городе Яике в станичной избе казак Иван Елисеев скал за собою его Императорского Величества слово и дело и за то он Иван взят был и держан под караулом и за караулом; он Иван Елисеев, всенародно о том слове и деле кричал неоднократно ж, и того городка атаман с товарищи его, Елисеева, послал за караулом с казаками того ж городка Игнатием Мусатовым, Гаврилом Старцовым при отписке в Казань к губернатору господину Салтыкову; и как его губернатору объявили и он Елисеев того ж часу ему губернатору подал письменное доношение и губернатор, господин Салтыков, его казака Ивана Елисеева и то его доношение и отписку и все при указе запечатав, отправил в Астрахань с теми ж яицкими казаками, Мусатовым и Старцевым, которые его, Елисеева, в Казань привезли; и оне-де Мусатов и Старцев потому его губернатора Салтыкова отправления в Астрахань не повезли, а привезли назад в городок Яик к атаману Ивану Щербакову. И той-де атаман Щербаков велел его казка Елисеева казнить, и потому-де его приказу казаки Елисеева застрелили из ружья; да и другого казака ж, Афанасья Назарова, который доносил на них в беглых солдатах и в других делах, в тож время вытащили из его Назарова и за тот донос застрелили ж, и вырыв одну яму зарыли обоих. А какое он, Елисеев, слово и дело сказывал о том Ревков не ведает; чтоб о том спросят помянутого атамана Щербакова и посыльных казаков Мусатова и Старцева и других, которые при том были, и те отправленыя от губернатора Салтыкова в Астрахане; к губернатору ж письма для подлинного свидетельства приказал взять к делу. Тако ж из того ж их городка пропадают мужеска и женска полу люди безвестно; а ныне вышел из полону из Хивы казак Иван Кулага и сказал в Станичной Избе при войске, что он Кулагин видел в Хиве того города Яику двух девок, а продали их казаки Никита Зевакин, Федор Силишин. И по той его Кулагина сказке оные Зевакин и Силишин держаны были за караулом и из-за-караулу свобождены без указу и без наказанья, в которой продаже на помянутого Силишина бьет челом тое девки мать и брат родные. И атаман Щербаков суда никокого не чинил. Тако ж старого атамана Матвея Миронова держит он Щербаков в тюрьме третий год, а за что, того никто не ведает; и он, Федор Ревко, видя такия напрасныя смертныя убийства и другия вышеписанныя причины для того и за собою сказал слово и дело его Императорского Величества; а больше того измены, бунту и ничего ни закем он, Ревко, не ведает.
Вместе с бумагою статс-секретаря Макарова от 6 июня, поступил (30 июля)(*) в государственную военную коллегию и донощик, казак Федор Ревко.
(*) – Бумага с казаком Ревко шла от Казани до Москвы 54 дня. Но при этом, нужно помнить, что тогда летний путь из Москвы на Волгу был еще единственный путь- прежний великокняжеский- в Золотую орду на Сарай, р. Москвой, Окой, Волгой. Так ехал и Петр Великий в 1722 году на Астрахань в Персидский поход.
На вторичном допросе здесь он подтвердил, сказанное им в Казани, прибавив к тому, что года полтора назад Федор Рукавишников неоднократно в Кругу, при всем войске называл казака Трифона Филипова (Новинскова) изменником, браня всячески и говорил: и ты Царю изменник, возьму палку и прибью; а какая измена, того именно не говорил. И оной-де Новинсков покойного Ивана Елисеева в Кругу бил поленом смертным боем и голову испроломал», и что до сказания за собою слова и дела Ревко намерен был ехать в Москву с доносом, но ему воспрепятствовал Новинсков.
После этого доноса Ревка посадили под крепкий караул при Военной Коллегии с приказанием держать с другими доносщиком, казаком Карташевым порознь «и вместе не пущать», и потребован был к допросу Рукавишников. Ревко, как видно далее из того же допроса ему в Коллегии, прищлый Костромского еузда Большой Усоли, попов сын, сошел от отца своего тому лет с двадцать и ходил по монастырям для прокормления по разным местам и пришел на Самару, где жил три года при церкви за дбячка, а оттуда пришел на Яик и был приписан в казаки при атамане Семенникове Ревко- грамотный и владел рукою весьма бойкою для того времени.
Казак Федор Рукавишников, против извета на него казака Ревка, в допросе показал, что казака Новинскова (из пришлых) он знает, потому что Новинсков уже многие годы живет на Яике, а в 1720 г. был с ним в Петербурге в челобитчиках и в том же году, по возвращении на Яик выбран был от всего войска также в челобитчики в Казань к губернатору по розыскному делу с доносчиком Карташевым и бывшим атаманом Мироновым, который говорил непристойные слова, и дана была ему от войска заручная челобитная; но Новинсков, возвратясь из Казани, объявил ему Рукавишникову, что губернатору челобитной не подал. Об этом Рукавишников сказал войсковому атаману Федору Арапову. Арапов велел позвать Новинскова в Круг и спрашивал его, почему не подана губернатору челобитная? Новинсков отвечал, что отослал ее для подачи в Петербург с казанским солдатом и с кем именно, не показал; и тут Рукавишников действительно говорил ему, что этою неотдачею изменил он Его Императорскому Величеству и всему войску; другой же измены и бунту за Новинсковым он не знает.

 Отправлено: 13.04.17 17:49. Заголовок: 88/109

УВВ 1870 №1 стр. 4, 5 (7, 8, 9).

25 августа 1722 года по допросам Ревка и Рукавишникова состоялась в Военной Коллегии резолюция; определено было поручить расследование по доносу Ревка тому штаб-офицеру, который пошлется на Яик для розыска по доносу казака Карташева; Казаку Ревку давать кормовые деньги, по шести денег на день, с присылки его в Военную Коллегию по день отправления на Яик, в том внимании, что по сличении его доноса с делом является правда, и на том же основании освободить его из оков на поруки, посылая с ним по два караульных для отыскания в Москве поручителей (в деле нет подписки поручителей; значит он их не нашел, а к своим землякам бесполезно было бы обращаться).
Между тем Рукавишников и товарищи-станичники 17 августа повторили свою просьбу, поданную в Военную Коллегию 27 июля, о выдаче войску окладного жалования, за которым они приехали в зимовой и легкой станицах (последняя с старшиною Витошновым, как нам уже известно), и об отпуске их до розыску на Яик в уважение того, что в страшный пожар на Яике они всего лишились и как сами они, так и жены с детьми, скитающиеся на пожарище без всякого приюта, с голоду помирают. Вскоре после сего доношения подал Карташев просьбу в Коллегию об освобождении его из оков на поруки с назначением к нему караульного солдата для охранения его (Ревко все-таки считал себя безопаснее, чем Карташев, и об этом не просил); а с тем вместе, или вслед за тем,- новое доношение на Рукавишникова с его злоумышленники все о том же (о противудействии Воейкову и казни Елисеева, Назарова и первостатейного старшины Мордвинкина). При этом Карташев объяснил, что до станичного атамана Витошнова и рядовых казаков-станичников, находившихся в то время в Москве, больше дело не касается и он за ними больше ничего не ведает. Значит, тут не входили в оговорку атаман Зимовой станицы Рукавишников, есаулы Карпов, Кочеров, Белоусов и подьячий Андрей Чинарев. Но обе просьбы, и станичников и Карташева, не были уважены; однакож по резолюции Военной Коллегии на 31-е августа было определено: «которые присланы в зимовой и легкой станицах и ныне обретаются в Москве атаманом Федору Рукавичникову и Ивану Витошнову со товарищи, да присланным из Преображенского приказу казакам Ивану Карташеву и Федоу Бахарю, да казаку Федору Ревку, который прислан из Казани, всего тридцати четырем человекам, выдать провианту против солдатских дач с сего числа на месяц и впредь по тому же давать пока они в Москве будут». И таким образом казаку Ревку, если только он действительно получал определенные ему кормовые по 6 денег на день, было несколько лучше других. Из росписи, значущийся тут в отпуске с исполнительной бумаги, видно, что оставшихся тогда в Москве станичников было на лицо в зимовой 16, в легкой 15 человек.
До 7 сентября 1722 года дело по доносу казака Карташева не имело никакого движения в Государственной Военной Коллегии, а в этот день состоялась наконец резолюция, о запавшем назначении штаб-офицера для розыску на Яике, которою между прочим определялось:… «и ныне для того следствия и розыску послать казанского гарнизона, полковника Ивана Захарова, придать к нему из Военной Коллегии из заполошных (сверхкомплектных, в полку только числящихся), майора Якова Протасова, да астраханского гварнизона , капитана Никиту Коробова (нам уже известного, который прибыл из Астрахани в Преображенский Приказ с казаком Карташевым и Бахарем и разными другими колодниками) и велел им по тем Карташева доношениям и по отпискам на них же яицких казаков от майора Воейкова и на прочих Казанской и Астраханской губерний офицеров и дворян и приказных людей во всяком насилии и непорядках и во взятках, также и по доношению яицкого же казака Федора Ревка в убийстве казака же Ива Елисеева, который сказывал за собою Его Императорского Величества слово и дело, и от атамана Щербакова и от всего войска казнен, и в продаже в Хиву от казаков Никиты Зевакина и Федора Салишнина двух девок и в прочем, что по теме доношения касается; и для того их, Карташева скована за караулом, и из подлинных их доношений из дел обстоятельную выписку и, каким образом ему полковнику с оными офицеры во время того обыску поступать, учиняя инструкцию на основании прежнего приговора, состоявшегося июня 30 дня 721 году, послать к полковнику в Казань с вышеписанными штаб и обер-офицерры с указом, в котором написать, чтобы он полковник Захаров, получа тое инструкцию ехал на Яик без всякого мотчания; а для конвою, караулу и посылок дать ему полковнику из казанского гварнизона из драгунского полку по прежнему приговору июля 12 дня 722 году две роты драгун; а ежели такого числа за рассылками драгун дать будет не из чего, то дать бы одну роту драгун, а вместо другой роты дать из пехотных полков роту в полном комплекте с надлежащими офицерами, а до того по тому делу касается какое дело, а именно из губернии Казанской- казанского гварнизона поручика Ивана Иванова сына Наумова, унтер-офицера Филипа Черемисинова; капитана Дмитрия Кемецкого, поручика Егора Иванова сына Кроткова, фискала Михайла Путилова и оных веле выслать к нему, полковнику, в Казань, или Яик безо всякого продолжения на указанный срок по регламенту и о том, куда подлежит послать в коллегии промемории, а к губернатором и на Яик послушные указы, а в правительствующий сенат подать доношение, через которое требовать, дабы повелено было вышеописанному полковнику Захарову для помянутого розыску дать из Казани одного старого и пять человек молодых подьячих и одного заплечного мастера с двумя подмастерьями, без которых ему полковнику того розыску чинить не с кем и не возможно, ибо в том розыске касаются многие важные дела. Так же казанскому и астраханскому губернаторам подтверждено бы было из правительствующего сената указами, дабы вышеписанные царедворцы и приказные люди, которые по тем яицким делам являются во взятках и в обидах, высланы были к нему полковнику к ответам безо всякого умедления, чтобы за невысылкой оным в том розыске не учинилось какой остановки. А что по оному яицкому делу до майора и сызранского коменданта Гаврила Воейкова касается, и о том выписать особо немедленно…. Полковника Захарова привесть к присяге в Казани казанскому губернатору, а вышеписанным майору Протасову и капитану Коробову присягать в Военной Коллегии. А на отправление курьеров и на прогоны и на всякие нужоые расходы отправить к нему полковнику Захарову с вышеписанными офицерами сто рублей денег из Военной Коллегии…. А для той посылки выдать Его Императорского Величества окладное их жалование на год полковнику Захарову и конвою, и приказным Людем и прочим, кторые с ним отправлены будут в казаки из тамошних доходов….. Також и вышеписанных офицеров и с ним доносителей и прочих яицких станичных атаманов (и казаков) отправить ныне в Казань без всякого мотчания, для чего нанять или купить им судно из Кригс-Комисариата, а до Казани дать им конвой капральство солдат из московского гварнизона, которых по прибытии в Казань отдать в тамошний гварнизон в комплект, а на их места в московский гварнизон дать из новых рекрут, и для того тем в конвой отправленным выдать денежное жалованье на заслуженные месяцы сполна, да на дорогу денежного жалованья и провианту выдать на два месяца».


ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ!!!

 Отправлено: 14.04.17 07:02. Заголовок: 90/109

УВВ 1870 № 44 стр.3, 4.

В 1 номере Войсковых Ведомостей за текущий год, где в последний раз было помещено продолжение этой статьи, было сказано, что по доносу казаков Ревки и Карташева был командирован для расследования полковник Захаров.
Сказавши о назначении полковника Захарова лейб-гвардии семеновскаго полка капитаном; мы увидим, что он еще не скоро отправился к месту назначения на Яик для розыску по известному уже доносу и приведем инструкцию, данную ему от государственной Военной коллегии по этому поручению. Инструкция эта была приготовлена еще полковнику Ергольскому, котораго назначили было для того же розыску по определению Военной коллегии на 30 июня 1721 года.
Перед инструкцией изложен ход дела о назначении штаб-офицера на Яик для розыску (об этом мы скажем в своем месте) и за тем следуют пункты:
1. Получа сию инструкцию и что по сей инструкции порученныя ему (полковнику Захарову) дела отправлять по сущей правде, не тая никого, ниже посягая на кого, в том ученить ему присягу, по посланному указу к казанскому губернатору.
2. От казанского же губернатора по отправленному к нему из Военной коллегии указу требовать для конвою и караулу и разсылок две роты драгун, а ежели такого числа, за разсылками, драгун не будет, то одну роту драгун, а другую солдат с надлежащими офицеры; да для письма одного старого и пять человек молодых подьячих.
3. Против челобитья и жалоб яицких казаков всех офицеров, фискала и дворян и приказных людей сыскав в Казань, немедленно расспрашивать и буде они во взятках и прочих учиненных им яицким казакам неправдах во всем против их казацких жалоб повинятся, то их, на Яик не брав, велеть держать в Казани за крепким караулом; а дворы и животы их отписать на Его Императорское Величество и о решении их писать в Военную коллегию и из дела об них прислать экстракт.
4. А кто из них будет запираться, а будут ясныя на них в Казани улики, теми розыскивать. А буде кто по тому розыску дойдет до пытки, то и пытать накрепко, - а паче всего розыскивать фискалом Путиловым, на которого они бьют челом, что взял с них двести рублев. Ежели он в тех взятках приличится, того ж и другими и для чего они такия великия взятки брали, а дела не изследовали и не окончили.
5. А которые в тех взятках и в прочем будут запираться в Казани, об них исследовать и решить будет не возможно, и тех всем взять с собою на Яик, отписав именно все их пожитки.
6. Приехав на Яик, собрать атамана и всю старшину и казаков, объявить им посланную к ним на Военной коллегии грамоту (налагается вслед за сим) и потом в том, чтобы им праследования того дела и розыска и в прочем поступить со всякою верностию по сущей и по вящей правде, не чини никаких противностей, всех привесть к присяге и крестному целованию по приложенной при сей форме.
7. По доношениям доносителей, яицких казаков Ивана Карташева и Федора Ревка о измене, также и о смертном убивстве казака Ивана Елисеева, такие и по отпискам на них казаков майора Воейкова, равным же образом и по жалобам яицких атамана и казаков на майора Воейкова и на прочих офицеров и дворян и прикладных людей во взятках и в прочем во всем против вышенаписаннаго приговору сыскивать и розыскивать немедленно; а кто дойдет до пытки, тех пытать на крепко.
8. Буде, паче всякого чаяния, из яицких атаманов и казаков приличится кто в какой измене и в прочих воровствах, тех держать за крепких караулом и об винах их писать в Военную коллегию обстоятельно и прислать их дела об оных экстракт, чрез нарочнаго курьера.
9. Таким же образом учинить и о тех, кои по жалобам яицких казаков приличатся во взятках и в прочих учиненных им противностях.
10. Вышенаписанныя яицкия дела, по которым надлежать следовать и розыскивать, отправлены из Военной коллегии с канцеляристом Ильею Тарабыниным, которому быть при вас до окончания того розыску и до возвращения вашего с Яику, и для того казанских подъячих подчинить ему.
11. Да вам же всех яицких казаков пересмотреть на лицо по имянно; також и об отлучных справиться и обо всех казаках и о прочих всяких пришлых людях у атамана и у старшины, взять за их руками полдинную ведомость и имянные всем списки и от каждого человека сказки: кто от куда родом и сколь давно на Яике живут они или отцы и деды, и из за кого пришли и в котором году именно. Я чтоб каждый о том сказал сущую правду, того ради напредь публиковать указом, ежели кто скажет неправду, тако ж и атаман и старшина кого утаят и не так напишут, как истина есть, и за то казнены будут смертию, а кто в том на них донесет и их неправду уличить, и те взысканы будут Его Импереторскаго Величества превысокою милостию.
12. По таком смотре сделать им именной список по годно и тот список за своею рукою прислать в Военную коллегию немедленно. А буде явятся беглые драгуны, солдаты, пушкари и прочие служилые люди и тем чинить указ по военному артикулу.
13. А чтоб впредь они, казаки, никаких пришлых людей не принимали, о том им всем запретить под смертною казнию, а ежели кто на них в том донесет, и тем обещать Его Императорскаго Величества милость и награждение.
14. Окончав розыск и учиняя оной разбор, обо всех своих делах прислать список с нарочным курьером, а самому ожидать на Яике из Военной коллегии указу.
15. Между тем каким образом и коего числа в Казани дела начнутся и решатся и котораго числа из Казани на Яик поедете и к Яику прибудете и что будет в розысках и прочих делах чиниться, писать в Военную коллегию чрез нарочных курьеров.
16. На отправление курьеров, на прогоны и прочие нужные расходы отправлено из Военной коллегии триста рублев денег, которые держать с запискою и с росписками именно, а бумагу и чернила, и свечи, и дрова брать в Казани от губернатора, а на Яике из войсковой избы.
17. Для отправления курьеров и прочих нужд по тракту от Казани до Яику подставы (не разобрано) по двенадцати лощадей.
18. На Яике для себя и конвоя, и приказных людям, и для драгун квартиры (требовать) по своему разсмотрению.
19. Которые будут из Казани отправлены на Яик в конвое драгуны и солдаты и тех велят на Яике кормить яицким казакам с запискою с росписками, для известия им иметь записную тетрадь; а им, казакам, объявить, во что тот кошт станет и то доправлено будет на виноватых.
В прочем во всем чинить по сей инструкции, как в вышеписанных Военной коллегии приговорах и вышепоказанных пунктах изъяснено, и притом поступать по сущей правде, не наровя, ниже поягая на кого со всякою надлежащею ревностию, так честным и заслуженным добрым офицером надлежит под опасением военного суде.
Эту инструкцию подписали: Александр Меньшиков, Лефорти и еще трое. Передана она была майору Протасову, для доставления Захарову в Казань, чрез месяц, 23 октября.
Об этом назначении полковника Захарова с майором Протасовым и капитаном Коробовым, равно о данной инструкции Захарову, послан был из Военной коллегии на Яик войсковому атаману Герасиму Погадаеву (* Как нам известно уже, Герасим Погадаев, по заявлению доносителя Карташева, был из советников Меркульева) и всему яицкому войску длинный послушный, или повелительный указ (грамота), от 9 октября 1722 года, в котором изложен ход дела по доносам Карташева, Елисеева, Назарова и Ревка и о не состоявшихся по ним назначениях на Яик чиновников для производства розыску. Мы не приводим здесь этого указа потому, что в нем нет ничего нам не известнаго. Указ заключается следующими словами: « и как вам ся наша императорскаго величества грамота придет, а полковник и лейб-гвардии нашего семеновскаго полку, капитан Захаров с товарищи на Яик приедут, и вам бы, атаману и казака, быть им во всем послушным без всякаго прекословия»,
В инструкции, данной розыскной комиссии полковника Захарова, и в определении Военной коллегии, на основании котораго дана эта инструкция, мы усматриваем, что на действия казанских и астраханских офицеров, дворян и приказных людей, особенно же фискала Путилова, в разных насилиях, непорядках и в великих взятках во время розыска их по «яицкому делу» обращено было самое строгое внимание (фискал считался во времена Петра Великаго важным должностным лицом, оком государевым по всем провинциям, куда достигали действия фискала); их велено губернаторам казанскому и астраханскому всех сыскать и немедленно отправить к Захарову в Казань или на Яик в случае отъезда туда комиссии) и испрашивать содействие в этом у Правительствующаго Сената; а при розыске, если дойдет до пыток, то пытать накрепко Велено пытать и казаков, когда дело и у них дойдет до этого; но пред тем вделана в инструкции оговорка: «буде паче всякаго чаяния» (см. пун.8 инструкции).
И Захаров действительно строго повел это дело. В числе подлежащих розыску была важная личность, князь Федор Сухарев, определенный потом указом самаго Правительствующего Сената к корабельным лесам и судам и другим делам (в Казани в то время строились суда под начальством знаменитаго верностью деньщика царскаго Румянцева действовавшаго тут по именному указу Петра Великаго). Захаров, живший во время состоявшагося об нем назначения и до самого отъезда с комиссией в Казани, взял Сухарева под арест, описав и конфисковав его имущество, и лишь для необходимых занятий отпускал его к должности за постоянным караулом из четырех солдат и не хотел отдать на поруки и самаго Румянцева, ибо Сухарев де «как в прежним делах корабельных лесов, так и к нынешним судовым строениям на все в расход деньги держал, которых чрез него не малыя тысячи произошло…. И ежели он, Сухарев полковником Захаровым взят будет на Яик, то те суда и другия дела всеконечно остановятся и интерес императорской многой пропадет». По доношению об этом казанскаго вице-губернаторя, Кудрявцева, заведывавшаго и корабельной канцеляриею, хотя Военная коллегия и написала Захарову отдать Сухарева на поруки «буде наюите прежнаго дела, которое показано на него от яицких казаков во взятках до него не касается», но Захаров неуклонно требовал его с собою на Яик для очных ставок и 22 февраля 1723 г. и до этого тянул его за собою чрез караул и чрез прапорщика Скрябина. Наконея Сухарев подал на Высочайшее имя просьбу, в которой объявил, что он был уже в разспросе у Захарова и сказал, что «таких- великих взяток никогда с яицких казаков не имывал; только де когда казаки приезжают в Казань, в каждом годе, и по древнему своему обычаю приваживали с Яику в Казань в гостинцы рыбу и прочее харчевое приказным людям, и к нему, Сухареву, рыбы по малому числу из воли своей, а не из какой неволи и не по запросу его приносили, а например, против покупной цены года – в два и больше рублев на десять, за что он Сухарев казаков в бытность их в Казани поил и кормил». Сухарев тут между прочим говорит: « я раб ваш от них (Захарова и Протасова) турбациею арестован и шпага снята с меня безвинно». Вице-Губернатор Кудрявцев представил эту челобитную Сухарева, 27 февраля 1723 года, в Военную коллегию при новом донесении о важности поста, занятого тогда Сухаревым, для интересов Его Величества «для того, что без него Сухарева никто другие в том отповеди дать не могут…. дабы по неправым их полковника (Захарова) и майора (Протасова) доношениям, чтоб мне чего напрасно в вину не причлось», прибавлял вице губернатор в заключении своего донесения. На это Военная коллегия, 22 марта, снова велела написать Захарову: «ежели против прежняго важности не покахется, или как он Сухарев в прошении показал, не уличен, отдать его по прежнему на росписку; а буде против прежняго более важность показана и не так как он в прошении написал, послать его на Яик под караулом или за поруки, кому можно верить». Но это подтверждение Военной коллегии ея прежняго распоряжения не застало уже Захарова в Казани, по крайней мере на него нет никакого ответа, и надобно думать, что Захаров и на этот раз не уступил дьяка Сухарева по делу судостроения в Казани.
Вообще по делу о разных насилиях, непорядках и великих взятках с казаков, во время розысков казанскими и астраханскими офицерами, дворянами и приказными людьми, мы скажем когда нибудь после, особо, как уже раз и обещали читателю

 Отправлено: 14.04.17 07:03. Заголовок: 94/109

УВВ 1870 № 47 стр.2, 3, 4.

(Из дела по доносам казака Ивана Карташева)

Ма оставили в 1722 году, в Москве, казаков, остановленных там по доносам казака Ивана Карташева, в числе двух станичных атаманов (зимовой- -Федор Михайлов Рукавишников и легкой – Иван Иванов Витошнов), трех есаулов, одного станичнаго подъячаго (Андрей Яковлев Чинарев), у котораго, как мы сказали уже раз, был такой превосходный для того времени почерк, какого нет ни в одной из бумаг, составляющих подлинное дело, дающее нам печатаемые здесь материалы (а тут, в деле много разных почерков и в доносениях из губернских городов, и собственнаго делопроизводства Государственно Военной коллегии и из других столичных присутственных мест) и 25 рядовых казаков, - всего в числе 31 станичника, из которых трое отпущены были на родину; - сверх того, арестованных доносчиков, Карташева и Ревка, и Федора Бахаря, завиненнаго Карташевым по делу об убийстве войсковаго атамана Белоусова.
И сказали мы тогда же (*), что Государственная Военная коллегия, 7 сентября 1722 г., решила отправить их на Яик с майором Протасовым и капитаном Коробовым, с капральским караулом, на струге, который купить или нанять из Кресс-Коммисариата до Казани, откуда находившийся в тамошнем гарнизоне полковник Захаров должен был последовать на Яик с двумя драгунскими ротами, или же с одною драгунскою и с одною пехотною, в полном комплекте (**) .
(*) - «Войсковые Ведомости» 1870 года № 1.
(**) - В последствии видно, что полковник Захаров отправился на Яик с драгунскою и пехотною ротами. Тогдашний состав рот, как видно из дела. Был следующий: драгунский – капитан, поручик, прапорщик, вахмистр, каптенармус, подпрапорщик, квартермистр, капралов и рядовых 96, неслужащих 24, - все 127; в пехотной – теже чины с прибавлением подпоручика, вместо вахмистра – сержант, а рядовых 150, - всего с 24 неслужащими 182. Сверх того, деньщиков у полковника Захарова 6, у майора Протасова 3, а у ротных офицеров деньщики из комплекта рот. «Порциона и рационы, в чужой земле, а в своей только рационы давать надлежит полковому штабу от кавалерии и от инфантерии» (за тем следуют цифры, не особенно поражающие современное воображение русскаго офицера). Порцион состоял в день: 2 ф. хлеба, фунт мяса, 2 чарка вина, пива 1 гарнц, в месяц 2 ф.соли и 1,5 гарнца круп. На этой порции разчитана и дача денег. Рацион – из 2 гарнцев овса, 16 ф. сена, 2 гарн. сечки и 1 сноп соломы.)
. Определен быы им солдатский паев, караула денежное жалование и провиант до Казани на два месяца, - полковнику Захарову с майором Протасовым и капитаном Коробовым, на отправление курьеров, на погоды и на всякие нужные расходы выдать сто рублев денег из Военной коллегии, а окладного жалованья им, конвойным ротам и приказным людям, на год, а до того привести подковника Захарова в Казани чрез губернатора, а Протасова и Коробова в Москве, в Военной коллегии, к присяге. Хотя в этом приговор, о приводе к присяге, не было упомянуто о казаках=станичниках, но их в один день с Протасовым и Коробовым, привели к присяге в Военной коллегии (эта присяга последовала почти чрез месяц после приговора об ней). « Роспись, которые были у присяги яицкие казаки, а именно: октября 5 числа 1722 году,» показывает, что в числе 28 станичников было 5 грамотных казаков, которые и росписались за всех других своих товарищей, а в том числе и за двух атаманов с тремя есаулами, так как эти почтенные лица были не грамотны. Как и самый войсковой атаман их тогдашний, Герасим Погадаев, и бывший прежде войсковой атаман – сам Григорий Меркульев (***).

(***) - Из дела видно, что осенью 1722 годы бал войсковым атаманом Погадаев, а в половине декабря снова Меркульев. Выборы войсковых атаманов были каждогодные: надо полагать, что они производились в сбор войска к багренью (хотя тогда Уральск был единственным оседлым селением у казаков, но зажиточные из них зимовали со скотом в хуторах).

В числе присягавших значится и казак из татар Тлюнбет )за него приложена нынешняя киргиская тамга, или что-то в роде тамги, и затем подписано:»к сей росписи вместо Тлюнбета татарина по ево велению Федор (казак-станичник) Березин знамя подписал (*).

(*) - Для любопытства приводим «присягу, по которой надлежит присягать Яицким атаманам и казакам»
«Я (имя) обещаюсь всемогущим Богом, пред святым Его евангелием, верно, что мне по указу Всеяресветлейшаго и державнейшаго Петра Великаго, Императора и Самодержца Всероссийскаго, Государя нашего всемилостивейшаго, по данной из Государственной Военной коллегии полковнику и семеновскому лейб-гварлии капитану господину Захарову с товарищи инструкции в деле, по которое они на Яик отправлять имеют, поступать со всякою верностью и с добрым послушанием, как Его Императорскаго Величества всеподданнейшему и верному рабу надлежит, не чиня ни в чем ни малой противности делом и словом и ниже мыслию, и должен осад и во всяких случаях интерес Его И.В. и государства престерегать, одранять и извещать, что тротивное услышу, и все вредное отвращать, а о злодеях объявлять и их сыс кивать, не щадя живота своего и все прочее, что к пользе Его Величества и его государства, чинить по доброй христианской совести без обману и лукавству, как должен ответ дать в день судный, в чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же…» и .т.д. Надобно полагать, что и мулла был в Москве, потому что, как сказано, присягал и казак-татрин Тлюнбет.

Арестованным же казакам, двоим доносчикам и Бахарю, присяги не было дано.
Кригс-Коммисариат, получив от Военной коллегии промеморию об отпуске определенных ею майору Протасову и прочим денег (окладное жалованье полковнику Захарову и конвою назначено выдать из казанских доходов) и имея в основании царский указ и распоряжение пленипотенциар-кригс-комисара князя Якова Федоровича Долгорукова, по которому заполочным офицерам можно было производить окладное жалованье, и то лишь в пол-окладах, только тем, которые поместий и вотчин не имеют, между тем у Протасова оказались 16 дворов крестьянских, отозвался Военной коллегии, 20 сентября, что деньги выдать ему следует из штатс-конторы и «на счет той губернии, при которых полках он был» (Протасов числился в Киевском гарнизоне), - что струга для отправки казаков и прочих нет в коммисариате, а если и есть суда, то они покупаны по указу Военной же коллегии для перевоза мундира и амуниции в Н..овой корпус, и что ни на какую дачу ни Протасову, ни Коробову и на покупку судна денег комиссариат ни откуда не прислано.
По справке оказалось, что в Государственной Военной коллегии денег на лицо всего на все 10 рублев, 11 алтын, 4 деньги Потребована была справка из кригс-коммисариата, сколько тас состоит в наличности «из присланных денег на дачу донским казакам;» - оказалось таковых, в 22 сентября, 6393 р. 20 к. Затем приговором 24 числа назначено было полковнику Захарову на курьеров и другия прилучающиеся нужды триста руб. (вместо 100 р.) в том внимание, что без них ему при оном яицком розыске обойтись будет не возможно, и предписано уригс-коммисариату выдать их майору Протасову из вычетных, на содержание Военной коллегии определенных денег (**), а израсходовано в 1721 г. в жалованье служащим в Военной коллегии 10151 р.80к. с деньгою президента оной коллегии его светлости генерал-фельдмаршала князя Александра Даниловаича Меньшикова канцелярскому штату, который штат велено числить при Военной коллегии 1415 руб., «в канцелярию его же светлости на всякие прилучившие расходы» 2000 руб., на строение Военной коллегии 3000 руб. и еще других расходов 605 р. 88 коп., итого 17172 руб. 68 коп. с деньгою, и в 1722 году и те же предметы 17941 р.4,5 коп., в том числе на строение Военной коллегии 6000 руб., а в оба года 35113 р. 73 коп., так что дефицит гораздо превышал весь приход обоих годов, не считая жалования, которое делано было выдать чиновникам коллегии занимавшихся в 1722 г. делами в Петербурге.

(**) - Эта сумма, вычетных денег, как видно дальше в деле, составлялась из вычетов «за отъезд в домы с штаб и обер-офицеров», - за временные отпуски по домашним надобностям.) Но кригс-коммисариат 9 октября донес, что «выдать не из чего», и представить при этом приходо-расходы этой суммы за 1721 и 1722 годы. Оказывается, что вычетной суммы за отпуски поступило в Коммисариат из разных мест в 1721 году 7383р. 43к. и в 1722г. столько же, итого, в оба года 15766 р. 86 к.(* сведений полных за 1722 г. в Комиссариат еще не было и он принял цифру поступления вычетной суммы за тот год равную 1721 г., хотя и утверждал, что за сильным выкомандированием войск (в персидский поход) она должна была меньше. Приводим здесь цифры собственно для того, чтобы видеть, что на Военную коллегию, преобразовавшуюся потом почти чрез столетие в Военное министерство расходовалось тогда, не считая денег, каждогодно откладывавшихся на постройку здания коллегии около 12-14000 руб.)

Получивши этот ответ, Военная коллегия на другой же день постановила лаконический приговор, велит Коммисариату выдать майору Протасову означенные 300 р. Из наличных денег, а их пополнить после из вычетных за отпуски, когда поступят на приход. Тем не менее деньги, по определению коллегии на 7 сентября, майор Протасов получил лишь 17 октября и то после переписки, последовавшей даже и за лаконическим приговором. Интересно, что со всеми по этому указами, примемориями и доношениями прогуливался из места в место (были сношения и с Штатс-конторою) сам майор Протасов лично.
«Московская губерния» (значится так присутственное место, - штаб и нынешнее военное управление) донесла Военной коллегии, что наряжены и посланы определенные для сопровождения казаков караульные 12 драгун и столько же пехотных солдат, но получивши их, Протасов принес жалобное донесение, что караульные «без ружья, и без мундиру, и без амуниции». О снабжении их всем этим, также порохом и свинцом, произошла переписка с московским губернатором и артилерийским начальством. Между тем станичный атаман Федор Рукавишников, сообразивши предстоявшее полковнику Захарову с его свитою и всем конвоем крайне затруднение снабжаться на Яике провиантом, особенно после известнаго уже нам пожара, уничтожившим в 1722 году весь Уральск, заявил с своими станичниками Военной коллегии, что у них на Яике приготовленнаго провианта не бывает, так как они хлеба не сеют, а от прилежащих городов живут в дальнем разстоянии и ходить за хлебными припасами по месяцу и по два с великим трудом, и к тому же, как они донесли Военной коллегии, волею Божией жилища их и хлебные припасы и всякая рухлядь погорела без остатку и находятся казаки в такой великой крайности и голоде, что жен и детей своих принуждены высылать для прокормления «на прилежащие города». По этому заявлению Военная коллегия распорядилась, чтобы конвойным ротам и Захарову, со свитою, при отправлении из Казани, выдано было провианту на 4 месяца и впредь высылался бы им таковой на Яик из Казани же или из Самары, казакам же, при отправке их из Москвы на 2 месяца.
В том же октябре месяце в последовавшем (от обер-секретаря) докладе Военной коллегии предложены были, между прочим, вопросы:
1. «О разборе и о высылке на Яик казаков пришлых, крестьян и других чинов, с котораго году разбор начинать?»
2. «Ежели яицкие казаки полковника Захарова по розыску на Яик не пустят, и с ними что делать?»
На сделанное по этому докладу представление Военной коллегии, Правительствующий Сенат от 30 октября 1722 г. указал, что если его, полковника Захарова на Яик для того розыску не пустят, то доносить о том немедленно Государю, в Сенат и в Военную коллегию, если же этого не будет, то произведи изследование и розыск об яицких казаках, донести о его окончании в Военную коллеги., а между тем, в ожидании указа на это донесение сделать перепись всем мужска пола на Яике «и хотя у казаков какие беглые солдаты и прочих чинов, и крестьяне чьи явятся, и им велеть у них служить по прежнему «до указу в тех же местах, кто где жил», а 31 октября послан об этом из Военной коллегии Захарову указ и на Яик послушная грамота (*)

(*) - В деле имеется указ Сената (от 30 октября) лишь в копии , а на обороте соледней страницы в копии же пометка: «а понеже каким образом в переписи пришлых с донскими казаками ныне учинить, того в сем указе не написано; того ради требовать из Правительствующаго сената о том указа доношением с прежняго о том поданнаго доношения же.» Из дела же видно, что когда капитан Коробов привез в Москву колодников, то в то время были там колодники с Дону, не известно по какому делу; но если Военная коллегия делила представления в сенат, как говорится здесь о переписи пришлых у донских казаков, то надобно полагать что и на Дону были какие нибудь изветы, что-нибудь в роде Карташавскаго.

Приговором коллегия по этому случаю велено объяснить в послушной грамоте казакам (которую послать с особым офицером из московского гарнизона), что перепись назначена для пользы всего яицкаго войска, так как жалованье отпускается ему по прежнему только на 600 человек, за неизвестностью подлиннаго числа казаков, о после де переписи жалованья будет производиться на наличное число, - что розыск велено сделать по челобитью всего яицкаго войска «и по неже Его Императорскому Величеству ведомо учинить… от разных посылов на Яик из Казанской и Астраханской губерний учинилось яицкому войску многая обида и разорение, того ради Его Императорское Величество всемилостивейшее милосердуя к всему яицкому войску, указом отправить на Яик вышепомянутаго полковника Захарова (**)и ежели он, Карташев, явится винен, велено его на Яике казнить смертью, чтобы атаман и все яицкое войско взирая на такое к ним Егор Императорскаго Величества милосердие, в том розыску и переписи показали свою верность, и ежели каких знают возмутителей и воров, чтоб таких взяв, держали окован, за верным караулом до приезда к ним полковника Захарова, и о том бы к нему в Казань писали и на сию грамоту ответствовали чрез сего посланнаго к ним офицера немедленно.»

(**) - Впоследствии мы увидим, что когда назначался розыск на Яик, то при этом Захарова и в виде Военной коллегии не было, и о предстоявшем там розыске едва ли и знал Государь)….

 Отправлено: 14.04.17 07:03. Заголовок: 97/109

УКВ 1870 № 48 стр. 3, 4.

(Из дела по доносам казака Ивана Карташева)

Послушной грамоты Яицкаго войску, по вышеприведенному приговору Государственной Военной коллегии, так и всех других бумаг тех времен, не говоря уже о прежних, не сохранилось в Уральском войске. Донося коллегии о получении этой грамоты, от 17 декабря, бывший в то время войсковой атаман Григорий Меркульев писал: «во всем верное известие показать желаем, как прибудет к нам полковник Захаров, а при Яицком войске возмутителей и воров не явилось, а доноситель Карташев на кого и на сколько человек покажет и какое дело, о том мы Яицким войском не известны.»
Еще гораздо впереди, за 40 листов до вышеозначеннаго доклада обер-секретаря и сделанного по этому докладу представления Военной коллегии в Правительствующий Сенат, рядом с присяжным листом казаков, сохранился в деле черновой проект приговора коллегии, в октябре месяце с пробелом для числа, следующаго содержания: «понеже по доношению яицкаго казака Каташева касается до всех яицких казаков дело, того ради, когда майор Протасов и капитан Коробов на судно со всем уберутся, тогда у всех казаков ружье отобрать и посадить за караулом: атамана Федора рукавишникова, есаула Ивана Карцова, Алексея Котельникова, Петра Кожевникова, Андрея Чинарева (станичный дьяк), Федора Березина, Алексея Тимофеева (Сапожников), Алексея Антипьева (Азовскова), Акима Иванова (такого в числе станичников не было, а был Алексей Акимов Коновалов), Петра Прокофьева (Гладов), Прокофья Трифонова (Новинсков) и Ивана Кузьмина (такого тоже не было) – всего 12 человек, «на которых доноситель именно показал подозрение, сковать, пока они в том деле очистятся и о том им, майору и капитану, дать особливой указ.» Этот проект подписан обер-секретарем Алексеем Волковым, но потом подпись зачеркнута; а на обороте его рукою, почерком которым писаны почти все черновыя исполнения по приговорам Военной коллегии, отмечено: «тайную по сему делу инструкцию и с приговором взял секретарь Семен Попов, декабря 12 дня 1723 года, и потом объявил, что тое инструкцию и с приговором отдал он обер-секретарю господину Волкову того числа, который оную хотел положить в свой кабинет.» Как увидим ниже, тот приговор с особливым указом майору и капитану состоялся, был своевременно исполнен и потом более чем через год взят из дела не известно для какой цели.
Наконец дан был и струг. Но Протасов и Коробов вошли 15 октября с представлением в Военную коллегию, что струг хотя и дан, а кормщика и гребцов и денег на случай починки судна не дано, и что велено везти только доносителей скованными, а атамана и казаков в какой силе содержать – за караулом ли или без караулу, не объяснено (в инструкции), без караула же содержать их они опасаются, чтобы не ушли, так как до них касаются-де важныя дела: и если повелено будет содержать их под караулом, то таким малым конвоем, какой на них дан, сделать этого нельзя. Военная коллегия, на другой же день разрешив производить расходы на означенные предметы из 300р., отпущенных Протасову для передачи полковнику Захарову, умолчала о состоявшемся приговоре и ничего не ответила о том в какую силу держать казаков в пути, так как предположила обезоружить и сковать казаков, когда Протасов и Коробов на судно совсем уберутся; и только из приговора ся уже на 2 ноября 1722 г. видно, что казаки отправлены из Москвы 30 октября, всего 34 (*)человека, и из них те, которых Карташев на Яике в воровстве обличить хотел, скованы (по всей вероятности вышеназванные 12 человек в главе с Рукавишниковым, а прочие просто за караулом, но надобно полагать, что и последние были или скованы же, или в колодках, потому что все они назывались колодниками в донесениях как Протасова и Коробова с пути следоваия, так и Захарова о прибытия их в Казань.
(*) - по присяжному листу станичников, их было только 28, трое отпущены в домы, но они числились в наличии вероятно потому, что на станичников отпускалось по 4 деньги в сутки и по солдатскому пайку.)
Протасов и Коробов «с колодниками, яицкими казаками» доехали на струге до Коломны, а оттуда на подводах чрез Нижний Новгород, в первых числах декабря 1722 г. приехали к полковнику Захарову в Казань, где и открылись действия их розыскной комиссии; но из лиц, подлежащих розыску за взятки с яицких казаков, они там, кроме дьяка Сухарева, никого не нашли и потом, как видно из дела, не раньше марта 1723 года отправились с конвоем из двух рот на Яик.
Когда прибыл Захаров на Яик, не известно; известно только нам из начала настоящей статьи, что перепись там начал он уже 30 сентября того года (она продолжалась и в ноябре 1724 г.) и так как согласно вышеупомянутому нами указу Правительствующаго Сената (от 30 октября 1722 года) он должен был сперва сделать розыск, об окончании котораго донести Военной коллегии и уже в ожидании указа на это донесение приступить к переписи, то может быть он и до 30 сентября произвел розыск, что впрочем трудно принять за верное, потому что хотя в это время почти все казаки жили в одном Уральске (**), по крайней мере весною и летом, и только некоторые весьма зажиточные могли пребывать зимою в хуторах (зимовьях) для скотоводства, но в весну и половину лета все войско, как и теперь, находилось на севрюжьем рыболовстве, а потом казаки огромною станицею, до тысячи и более человек, отъезжали непременно и каждогодно на два месяца и более с рыбою и рухлядью на Волгу за хлебом и другим необходимым в их быту товаром, без чего существование их было не возможно, так как сами хлеба они не сеяли, мануфактуры, как и доселе, и заводов не было, - не было и нужнаго им лесного материала, а с Волги к ним, за опасением от каракалпаков и киргизов, тогда не ездили.
(**) - Тогда на всем Яике только и было селений – Уральск и не принадлежащий еще в то время войску Яицкому Гурьев; не было ни Оренбурга и ни одного из нынешних форпостов, заселение которых началось Неплюевым в половине прошлого столетия.
Притом, указ, как оказывается, последовал из Военной коллегии, по означенному розыску в 1725 году.
Как бы то ни было, когда начал Захаров и кончил розыск на Яике, из имеющихся у нас материалов не известно; видно только, что и после смерти Петра Великаго, в 1725 и даже в 1726 году он был там, а из заголовка его переписной книги, которой у нас к сожалению нет, видно, что перепись продолжалась и в 1724 году. (*)
(*) - Из поданной в Военную коллегию в 1736 г. бывшим в 17…г. войсковым атаманом Никитою Бородиным просьбы о награждение его жалованием за полонное в Хиве терпение (из экспедиции Бековича), № 31 Войск. Вед. 1869 г.
Книга, из которой мы извлекаем материалы для печатаемой статьи (дело по доносу казака Ивана Карташева на атамана Меркульева), озаглавлена: «Яицкое следственное дело полковником Захаровым и Ергольским 722 г.» (№8, Секретное повытье). Но нам уже известно, что и назначение Ергольскаго для этого дела не состоялось, а Захаров в 1722 году его не производил. Поэтому надо полагать, что следственное дело, собственно Захаровым произведенное, должно составлять другую книгу, а может быть и не одну.
Чем закончился розыск полковника Захарова по доносу казака Карташева на войсковаго атамана Григорья Меркульева и его сторонников?
Карташев донес в 1718 году на них (главное на Меркульева), что князь Меньшиков (президент Военной коллегии) просил о возвращении ему его крестьян, бежавших на Яик, но казаки (разумеется Меркульев с сторонниками) на указ им об этом их не отдали, - что осенью 1717 г. посланы были в Хиву 4 татарина, не известно для чего, (выставленные Карташевым свидетели не подтвердили, хотя и было для чего посылать тогда в Хиву – там было в плену целых 1500 казаков из экспедиции Бековича), - о переписи войска (для остальной посылки 400 казаков в отряд Бековича, в число определенных Петром Великим 1500 человек, и на службу в войско, как ответил Меркульев), - о словах сторонников Меркульева «мы-де найдем-де и другую воду» (выставленные Карташевым свидетели не подтвердили), - об обыске его, Карташева, на дороге, когда он поехал в Казань с доносом (также не подтвердили), - о намерении убить двоих станичных казаков (тоже), - в угрозах смертию тому, кто поедет с доносом правительству (тоже не доказано). Что вытребовано было, по этому доносу, для розыску в Казань 37 человек с Яику, - что послан был потом для сего же на Яик из Казани поручик Кротков, - что главные прикосновенные к делу отосланы были в Петербурге, в Преображенский приказ, а оттуда чрез Астрахань на Яик уже колодниками (с поручиком Кустовым), и поручено майору Воейкову отправиться туда для новаго розыску, так это следует отнести ни к чему другому, как к нанесенной могущественному князю Менщикову обид казаками, что не отдали ему его беглых крестьян, хотя на это казаки основательно для того времени отвечали, что прежде чем отдавать беглых, они послали к Государю депутацию с челобитною за разрешением о том, с котораго года кого из пришлых в отдачу отдавать, так как из таких пришлых особенно в конце 17 столетия, и все войско Яицкое составилось.
Полковнику Захарову указано Военною коллегией как мы видели, что «ежели он, Карташев, явится в чем винен, велено его на Яике казнить смертию». Вероятно он и казнен, потому что новаго по его азначенному доносу на меркульева с сторонниками ничего не мог добыть Захаров на Яике, а Меркульев утвержден, в 1723 году в войсковых атаманах грамотою; Карташев же, если бы остался вживых, заявил бы себя снова, но об нем слух запал и вслед за ним выступать впоследствии с словом делом на атамана Григория Меркульева казак Денис Гузиков.
Большим преступлением осложнился розыск над яицкими казаками, когда они не впустили в Уральск майора Воейкова, посланного туда для следствия по доносу Карташева; но и то не потому особенно, что не впустили Воейкова в Уральск, ибо, как мы видели в розыск об этом в своем месте о послушании Воейкову имели казаки указ лишь из Астрахани, которой войско не было подчинено, и были в то время подведомы Государственной иностранной коллегии (как они и отвечали Воейкову), что подтверждено было Астраханской губернской канцелярии указом Правительствующаго Сената, от 10 июля 1720г., а слабыя и неосновательныя действия Воейкова подлежали осуждению, из котораго он кажется избавился только просьбою об увольнении его от яицкаго розыска «за тяжелыми ранами и болезнями». Осложнился тот розыск во первых тем, что в него вошли порученные Воейковым наветы от казаков Ивана Елисеева и Афанасия Назарова и том, что Елисеев, который ведал губернатору в Казани донос на яицких казаков и послан был оттуда с атаманом Мусатовым и усаулом Старцевым в Астрахань для розыску, провезли вместо того в Уральск, где он был заарестован войсковым атаманом Никитой Бородиным (донос Назарова писался приписки в казаки пяти солдат по устному будто бы приказу самаго Царя и приговаривания его, Назарова, к казни), и во вторых - и это главное – доносам Карташева в Преображенском приказе (когда узнал он, что еум, в числе других привезенных капитаном Коробовым тз Астрахани колодников, предстояло снова туда отправляться и потом в Военной коллегии о казни атаманам Щербаковым казаков Елисеева, за которым было государево слово, и Назарова, - доносом, по которому розыск начат, как мы видем самою Военною коллегией в Москве, и потом перешед в руки полковника Захарова на Яик, и доносам казака Федора Ревка о том же и о казни старшины Мордвинкина (тоже Мордвинцев). Нам известно оправдание атамана Щербакова в казни Елисеева (*),что «в бытность его в атаманстве по войсковому приговору и по двум письмам из С.-Петербурга станичного атамана Рукавишникова казнили Елисеева за то, что он казака Новинскаго и все войско называл изменниками».

(*) - Из поданной в Военную коллегию в 1736 г. бывшим в 17…г. войсковым атаманом Никитою Бородиным просьбы о награждение его жалованием за полонное в Хиве терпение (из экспедиции Бековича), № 31 Войск. Вед. 1869 г.
По определению Государственной военной коллегии на 23 марта 1725 г. велено главных зачинщиков за означанныя казни казаков «послать в сибирские дальние города и определить в казацкую службу, и о том на Яик к полковнику Захарову указ послать». Вот и развязка розыска по доносу Карташева. В числе главных зачинщиков, сосланных в Сибирь, конечно был Щербаков и без всякого сомнения Рукавишников, по письмам котораго совершена казнь Елисеева, так как в противном случае такой влиятельный и энергический человек , каким в деле кажется Рукавишников, он заявил бы себя в войске снова чем нибудь, но об нем впоследствии нет никаких слухов. (*).

(*) - Ссылкою Рукавишникова и Меркульев развязал себе руки, как кажется из последующих его действий.

Казак Никита Бородин так же признан был в числе главных зачинщиков, потому что сослан тоже в Сибирь, на казацкую службу, как сознавшийся в том, что писал следовавшему с Елисеевым из Казани в Астрахань Мусатову письмо и правил Елисеева в Уральск без указу, по совету войска, с простоты, но из Сибири возвращен в 1730 годах по просьбе его сын, Андрея. Об этом нас уже известно из той же просьбы Бородина в Военную коллегию (января 1736г.) о награждении его жалованием за полонное в Хиве терпение (**).

(**) - См. выше в выноске.

Что же делал полковник Захаров на Яике в 1725 и даже в 1726 году?
Кончивши порученный ему розыск, он представил в Военную коллегию (когда именно, не известно) экстракт из всего и ожидал приговора, который, как сейчас сказано, последовал 23 марта 1725 г. В это время Захаров был еще полковником.
В 1730г. казак Денис Гузиков объявил за собою государево слово и дело и в допросе по этому, в канцелярии Тайных розыскных дел, между прочими доносами на атамана Меркульева, объяснил, что Меркульев «на Яике бригадиру Захарову доносил на яицких казаков, что они забунтовали и выбрали другого атамана и хотят-де собраться и его, Захарова, убить до смерти, и по тому-де его доносу бригадир Захаров атамана Рахчинца (вероятно принявшаго тот выбор) и сотников Азовскова, Чувашева и многих казаков пытал, из которых иных казнил смертью, а других послал в ссылку в Сибирь». В вытребованной канцеляриею Тайных розыскных дел из Военной коллегии справки показано было, что бригадира Захарова «помянутым атаману, и сотникам, и казакам экзекуцию чинил по винам их».
Этот донос Меркульева на казаков сделан был им Захарову конечно после марта 1725 г., когда Захаров был еще полковником, потому что сделан ему, уже как бригадиру. По доносу требовалось время произвести розыск, представить его, или экстракт из него, в Военную коллегию и дождаться приговора. А как нам известно, что и такой донос, какой сделал казак Ревка, о казни Елисеева, Петру Великому в Казани, дошел до Москвы в 52 дня, то и не мудрено, что Захаров получил приговор Военной коллегии и привел его в исполнение в 1726 г., и между тем в это время произведен был в бригадиры.
Еще оказывается известным, что «после переписи полковника Захарова имелось оставшихся неслужащих казаков многое число, которые многие годы своими домами живут, службы никакой не служат, и таких ведено селить по Яику (начало линии нынешних илецких казаков Уральскаго войска) (*).
(*) - Из предписания начальствовавшаго в Оренбургском крае Тевкелова Яицкому войску, от 25 января 1738 г. (войсковой архив, кН.2, 1738 года).
Известно также, что в бытность Захарова на Яике, грамотою Императрицы Екатерины I, от 14 октября 1725 г., определены в Яицкое войско 110 калмык, значит, к известным уже нам улусам Даши Булатова, вошедшим в перепись Захарова в 1724 году. (**).
(**) - Краткое обозрение достопамятных событий Оренбургскаго края. И.Жуковскаго (1832 года).

 Отправлено: 14.04.17 07:06. Заголовок: 101/109

УВВ 1871 №2 стр.1,.2,3.

Покончив с действиями на Яике следственной комиссии полковника Захарова, посланной туда для розыска по доносам казаков Карташева, Елисеева, Назарова и сыска на атамана Меркульева с товарищи и для переписи казаков и всех пришлых, постараемся сделать некоторые выводы из этого дела.
Вывод первый.
И так розыск, для которого полковник Захаров послан был на Яик в 1722, а приехал туда в 1723 году, кончился представлением, в Государственную Военную коллегию экстракта, из произведеннаго им дела, по которому последовал приговор 23 марта 1725 года, могший привестись в исполнение Захаровым, как мы видели, не раньше 1726г. Из всего изложеннаго по изветам Карташева и других очевидно, что бунта на Яике не было, а потому и розыск кончился ссылкою главных зачинщиков, по вошедшим в дело обстоятельствам, в Сибирские казаки.
Но когда приговор Военной коллегии приведен был в исполнение, именно в 1726г., то по всей вероятности некоторые из подавленной Меркульевской стороною партии «старинных яицких казаков, которые прежде бывали атаманами, а нане они на Яике знатные люди и верные слуги»(*), что-нибудь замышляли против полковника Захарова.
(*) - См. № 41 «Уральские войсковые ведомости» 1869г.
По крайней мере. Как мы видели (**) атаман Григория Меркульев, в 1731 году, в оправдание свое против обвинений «войсковой старшины в злоупотреблениях, писал в Военную коллегию: «а в 726 году, в бытности у нас на Яике полковника Захарова…. (я) видя, что некоторые явились бунтовщиками на него, Захарова, объявил о том подлинно, которое и сыскалось достоверно.»
(**) - № 39 «Уральские войсковые ведомости» 1869г.
По приведенным уже нами словам об этом казака Дениса Гузикова, Меркульев донес Захарова «на яицких казаков, что они забунтовали и выбрали другого атамана и хотят де собраться и его, Захарова, убить до смерти.» Можеть быть, что эти некоторые, то есть самые смелые из партии, противной Меркульеву, выбравши себе другого атамана (Рахчинца), хотели собраться убить Захарова,а может быть также, что даже и этого намерения к одному только покушению на жизнь Захарова вовсе не было, но его мог уверять в том Меркульев с целью избавиться от самых опасных врагов своих, оставшихся на Яике за высылкою в Сибирские казаки по приговору Военной коллегии 23 марта 1725 года, и в виду факта своеволия в выборе другого атамана, который мы, как не раз повторявшийся у казаков и после, не имеет причин не допустить, полковник Захаров постарался предупредить опасность и привлек многих к пыткам, а пытками можно добывать всякие желательныя показания не только на ближних, но и на самаго себя, и он «иных казнил смертию, а других послал в ссылку в Сибирь.» Во всяком же случае, ни хотение и намерение, ни покушение собраться – еще не бунт, и собраться – еще не значит бунтовать. Кроме того. В те времена страшных «слова» и «дела», у казаков слово бунтовать, бунтовщик не имело нынешняго тесного, определенная ему значения. Сам Меркульев говорит, что он объявил Захарову: «некоторые явились бунтовщики на него…» «и сыскалось достоверно». Без всякого сомнения, если Захаров жил в тогдашнем маленьком, даже против нынешняго Уральска не в доме самаго Меркульева, то у него под боком, и если бунтовщики на Захарова действительно явились, то донос ему потос об этом Меркульева едвали мог иметь какое-нибудь значение; но известно, что явиться значило тогда оказаться, потому, - что не смотря на эту явку бунтовщиков, Захарову пришлось розыскивать и потом уже «сыскалось достоверно», как говорит однако ж Меркульев. Наконец, если бы даже, о чем еще нам ничто не говорит, некоторые казаки не то-что хотели собраться, а пришли к Захарову убить его, но им не удалось и Захаров казнил их за это? Без сомнения и этого никто не назовет бунтом, мятежом на Яике в том самом единственном в целом крае городке, где считалось тогда казаков, в службу годных 3195, отставных 219, за малолетством не способных к службе 2357 и 324 пришлых, батраков и работников 324, то есть около 4 тысяч мужчин.
Мы видим, что ни в 1722 году, ни во все остальное царствование Петра Великаго, ни после него, во все время пребывания полковника Захарова на Яике, бунта, мятежа там не было.
Между тем:
Левшин утверждает, что на Яике был мятеж и виновники присланным туда в 1722 году «полковником Захаровым иные казнены, другие сосланы, третьи жестоко наказаны.»
Пушкин также говорит о возмущении, жестоко усмиренном полковником Захаровым.
Г. Рябинин (*)тоже уверяет, что был мятеж на Яике, усмиренный полковником Захаровым, и , упоминая о разсказе об этом Левшина, приписывает ему прибавление, которого в имеющемся у нас экзепляре «Историческаго и статистическаго описания Уральских казаков (издания 1823г.) нет, - именно, что намерение казаков будто бы было «бежать с берегов Яика, чтобы основаться где-нибудь, в степи, независимым владением». Левшин просто говорит: «некоторые уверяют», что пожар в 1722 году «произведен казаками, с намерением удалиться за Урал».
(*) - Материалы для геогр. И стат. России. Уральское казачье войско. Ч.1.
Г.Дмитрий Анучин (*), упоминания о спокойствии в то время на Яике и об совершенном отсутствии фактов, которые указывали бы на неурядицы и безпокойство в Яицком войске, говорит, что казаки начали волноваться ( по случаю подчинения их 3 марта 1721 года Военной коллегии) и собирались уже бежать в киргизские степи, «но в это-то время подоспел полковник Захаров».
(*) - Происшествие на Яике в 1772г. «Современ.».1862г.№ 4.
Значит, по г.Анучину было только волнение на Яике и притом до приезда туда Захарова. Хотя мы знаем, что Захаров послан туда даже и не для причины волнения, а для известного уже нам розыска в Казани и на Яике и для переписи казаком и пришлых, тем не менее в таком взгляде г.Анучина на происшествия в данное время на Яике обнаруживается наиболее критической осторожности между писавшими об этом.
Пушкин, без сомнения, читал и подлинное дело комиссии полковника Захарова; но тем не менее, говоря о возмущении яицких казаков и сожжении ими своего городка (в июне 1722 года), о жестоком усмирении этого возмущения Захаровым, относить все это до его переписи войска. Если бы даже это жестокое усмирение возмущения было после переписи и относилось к доносу Меркульева Захарову о некоторых явившихся бунтовщиках на него, в 1726 году, за что, по его словам (**), он оставлен Екатериною по смерть войсковым атаманом, то и в этом случае мы сейчас видели, было ли тут возмущение.
(**) - «Войск.вед.» 1869г. №39.
На каком же основании вошло в описания Уральского казачьего войска известие о бунте в нем в 1722-1723 годах, при Петре Великом или даже и после него, во время бытности полковника Захарова на Яике, как о факте, не подлежащем сомнению?
Второй вывод
Г. Рябинин говорит: « при первом известии о мятеже на Яике Петр тот час же послал туда полковника Захарова с регулярным отрядом».
Петр не имел никакого известия о мятеже на Яике и потому не посылал туда полковника Захарова. Не говоря о том. Что Петр не мог иметь известие о мятеже, которого не было на Яике, скажем несколько слов о назначении чиновников для розыска «по Яицкому делу»: мы увидим так же, что Петр не назначал полковника Захарова на Яик.
Нам известно, что об ослушании казаков на Яик против майора Воейкова, к которому они не пошли под розыск и его самаго не впустили в город. Вследствие подведомственности их не Астраханской губернской канцелярии, а Государственной иностранной коллегии, губернская канцелярия донесла об этом, 21 января 1721 года, в Преображенский приказ, Иностранной коллегии и в канцелярию Правительствующего Сената, с представлением копий со всех бумаг Воейкова, чем окончилась и деятельность его по Яицкому делу, а сам он, вызвавши из Яицкого городка поручика Кустова с двуми колодниками (Карташевым и Бахарем или Бахаревым), уехал с ними с г.Сызрань. (*).
(*) - №№ «Войск.вед.» 1869г. – 44-й и 1870г. - № 48-й.
По получении этого донесения в Военной коллегии, куда с 3 марта 1721г. должны были перейти все казачьи войска (**)из ведомства коллегии Иностранной, последовало назначение чиновника для розыска по Яицкому делу.
(**) - Через год слишком после сего. Именно 16 мая 1722г., Петр Великий учредил для малороссийских казаков особую коллегию малороссийскую», которую Петр II уничтожил, а Екатерина в 1764г. возобновила (Материалы для статистики Российской империи, изд.1839г., отделение I, об устройстве управления в России с 15 до исхода 18 стол. К.Арсеньева))
И так как тут видно весьма характеристическое препирательство или даже антагонизм между коллегией и Сецатом, то мы не поскупимся здесь несколько на подробности. Интересно хоть несколько знать, как шли у нас дела между государственными учреждениями при первом возникновении их в европейской форме. Сенат учрежден Петром Великим 22 февраля 1711 года (перед Прутским походом) и, в его отсутствие, представлял верховную власть, а все 12 коллегий, не считая Малороссийской, - 12 декабря 1718 года, и он, особенно в половине 1721 года, то есть, через 2,5 года, не могли еще представлять самостоятельных учреждений (*** ); но президентом Военной коллегии был всемогущий и безсудный князь Менщиков, не боявшийся и самого Правительствующего Сената.
(***) - Впрочем из коллегий, во все времена их существования, ни одна никогда не выдавалась. В 1787 г., когда президентом Военной коллегии был всемогущий Потемкин, при чтении Екатерине II в газетных известиях, что король прусский учреждает военную коллегию , гр. Н.А. Румянцев-Задунайский сказал, что если будет он президентом военной коллегии (в России), то подает первый доклад о ея уничтожении. А обе иностранной коллегии сама Екатерина в сентябре того же года сказала: «водит время только с девками.» (Чтения в Импер. Ощ.Истор. и древн. Рос. 1862г. апрель – июнь, книг II)
20 мая 1721 года Сенат назначил полковника Ергольскаго советником в юстиц-коллегию и так как Ергольский состоял в ведении Военной коллегии, то Сенат дал об этом знать для ведома «как вам, генералу фельдмаршалу, кавалеру, тайному действующему совтенику, губернатору и Военной коллегии президенту, светлейшему князю Александру Даниловичу Менщикову с товарищи»(Это в тексте указа, а не в заголовке). На это Менщиков отвечал 5 июня, что «полковник Ергольский отправляется (назначение этого еще не было) на Яик для розыску но доношению на яицких казаков в самом важном государственном деле (*), котораго упустить не возможно», а если потребуется в юстиц-коллегию «другой кто из подполковников», то на это ожидается указ (**) .
(*) - Нам уже известно, что в это время, то есть, до доноса Карташова в Преображенском приказе о казни на Яике казака Елисеева и других, самым важным делом для розыска, по первому доносу Карташова на Меркульева в Казани, был отказ казаком в выдаче Менщикову 10 семейств его крестьян, о которых казаки дали основательный ответ.)
(**) - Определение о назначении Ергольскаго на Яик состоялось в Военной коллегии лишь 30 июня и начертана уже была для него известная нам инструкция, доставшаяся впоследствии наконец полковнику Захарову.
При этом, не известно к чему, Менщиков предварительно напомнил, что «хотя полковник Ергольский оной ранги, за непорядочное произведение в тот чин, и лишен был», но что после, в марте того же 21 года, за службу и раны, эта ранга ему возвращена и он определен к управлению Санкт-Петербургским госпиталем. Сенат 15 июня, подтвердивши, что Ергольскому по прежнему указу быть у дела юстиц-коллегии, дал знать об этом Менщикова с товарищи. Менщиков уступил, но в приговор об этом Военной коллегии 12 июля определено было протестовать докладом о сем Его Царскому Величеству и донесено Сенату, что вместо Ергольскаго послать на Яик, по столь важному делу, не кого. Состоялся ли доклад Государю, не видно из дела; но 17 октября, вместо Ергольскаго, назначен для розыску на Яик полковник Болтин «во всем протии той (Ергальскому) инструкции». Болтин также не поехал; по именному царскому указу Сенат назначил его исправляющим должность обер-прокурора и дал об этом знать Военной коллегии указом 11 июня 1722 г. В это время полковник Ергольский освободился от дел юстиции и Военная коллегия снова назначила его на Яик, донеся об этом Сенату 12 июня; но Сенат определил Ергольскаго к сочинению уложения и указом 22 июня, вместо него, велел коллегии назначить кого иного. 9 июля Военная коллегия назначила полковника Сытина, как свободного от всяких дел, о донесла об этом Сенату. С донесением отправился подьячий Тарабынин (***), но «паки принес оное возвратно» в коллегию, показав, что подал доношение сенатному секретарю Окуневу, который входил с ним в сенаторскую палату и возвратившись сказал, чтобы «вместо подполковника Сытина Военная коллегия отправила кого иного.»
(***) - впоследствии он назначен был делопроизводителем в комиссию с полковником Захаровым на Яик.
Сытин определен был Сенатом в берег-коллегию. На этот раз сделан отказ Военной коллегии даже и не указом, а просто словами секретаря подьячему. Сенат же, в указ 24 июля, назвав штаб и обер-офицеров, могущих быть назначенными, подписал Военной коллегии справиться у герольдмейстера «и который по справке явятся свободны», испросить у Сената определение.
На это Военная коллегия написала длинное и не безжалобное доношение Сенату, где изложила весь длинный ход назначения чиновника для розыска по Яицкому делу и, выразив, что «по мнению Военной коллегии у того розыску быть надлежит ему, Сытину, не отменно», заключила, что «ежели от чего учинится какая противность (успеху розыска), и того б не причлось к Военной коллегии». С этим доношением ходил канцелярист Тарасов и подал его сенетскому секретарю Ларионову, так как к обер-секретарю его не допустили; но Ларионов, прочтя доношение. Возратил Тарасову – «не велел себя ожидать в прихожей палате» и удалился, сказав, что доложит о том Сенату словесно, а после объявил новый отказ Сената коллегии в Сытине. Тарасов обратился с доношением к обер-секретарю, когда уже выходили из Сената, но обер-секретарь подтвердил тот же отказ, не принявши доношения. Такая обида уже без всякого ответа, а дело назначения к яицкому розыску оставалось до 22 сентября 1722 г. и как нам уже известно только в этот день состоялось в Военной коллегии определение о назначении полковника Захарова, служившего в Казани и послана была ему туда, 31 октября, с майором Протасовым инструкция. Инструкция приготовлена была еще для полковника Ергольскаго за 1,5 года до того, как получил ее Захаров, а Захаров, как нам известно, не раньше марта 1723 г. мог отправиться на Яик. (*)
(*) - «Войсковые ведомости» 1870г. №....

 Отправлено: 14.04.17 07:07. Заголовок: 105/109

УВВ 1871 №20 стр.2,3.

Окончательное назначение полковника Захарова на Яик для розыску по доносам Карташева и переписи казаков и пришлых, после нескольких перемен, отказов Правительствующего Сената и оскорблений для Военной коллегии, не смотря на ея всемогущаго президента Менщикова, состоялось (22 сентября 1722г.) лишь чрез год и 3,5 месяца после перваго донесения светлейшаго князя Сенату (5 июня 1721 г.) о назначении полковника Ергольскаго, а приехал Захаров на Яик чрез год и 9 месяцев.
Это значит по г.Рябинину «при первом известии о мятеже на Яик Петр тотчас же послал туда полковника Захарова».
Что Петр отнюдь не назначал туда Захарова, об этом с достаточной подробностию разсказано выше (*)
(*) - № 2 «Войск.ведом.», 1871г.
Кроме того. Что тут ясно видно, кто и как назначал людей для розыска на Яик, оказывается, что когда последовало первое назначение (Ергольскаго), Петр Первый был в поездке по Прибалтийскому краю – в Риге, Ревеле и проч., а когда состоялось последнее назначение (Захарова), Петр был в персидском походе.
Откуда же взял г.Рябинин, что Петр послал полковника Захарова на Яик?
Полковник Болтин, назначенный Военной коллегией еще 17 октября 1721г. для яицкого розыска, не смотря на это, был определен только в июне 1722г. по именному царскому указу в Сенат, а Военной коллегии в нем было отказано. Если бы Петр имел известие о мятеже на Яике, он бы этого отказа не допустил: мятежи он сильно карал, с отрочества своего знал им цену. Кроме того, когда он проезжал чрез Казань, в Персидский поход (в первых числах июня 1722г.), то объявлен был ему, как нам уже известно (*), казак Ревков, который «сказал за собою Его Величества слово и дело». Ревков был допрошен и показал, что казака, перехватив на Волге Елисеева, пересыланнаго из Казани в Астрахань «с государевым словом», казнили, его, Назарова и старшину Мордвинцева.
(*) - № 15 «войск.ведом.», 1870г.
Это было самое важное из всего, что доселе было известно из доноса Карташева; но Петр Великий велел только отослать Ревкова в Военную коллегию «чтоб о том изследовано было решение, и что о том учинено будет, о том писать для ведома в кабинет Его Величества». Вот все, что он знал о мятеже на Яике, и в этом же состояло все его участие в посылке тотчас же полковника Захарова на Яик, хотя Захаров в это самое время проживал в Казани, состоя в тамошнем гварнизон, и без всякаго сомнения представлялся Государю, так как был лейб-гвардии семеновскаго полка капитаном.
Третий вывод.
Левшин говорит: «некоторые уверяют, что даже пожар в 1722 году, бывший в нынешнем Уральске, и истребивший, как говорит Акутин в журнале своем, все без остатка, произведен казаками, с намерением удалиться за Урал».
Пушкин уже не по словам некоторых, а прямо утверждает, что «казаки сожгли свой город, с намерением бежать в киргизския степи».
По г.Рябинину «даже знаменитый пожар (как будто пожар Москвы; между тем и у самих казаков сохранился в предании только пожар Шилихин 1751г.), истребивший в 1722 году весб Яицкий городок, приписывается умышленному поджогу (как будто поджог может быть не умышленным), с целью еще больше усилить волнение в город» (**)
(**) - Народ был сам у себя владыка и весь был тут, в Уральске; другаго селения не было ни одного.
По г.Анучину «казаки зажгли Яицкий городок и уже собирались бежать в киргизские степи»…
Если бы этот пожар, и еще с приписанным выше намерением, произвела господствовавшая в то время партия Руковишникова и Меркульева, то противная партия «старинных казаков, которые прежде бывали атаманами, а ныне они на Яике знатные люди и верные слуги», - партия Матвея Миронова с товарищами, от которой передавалось Карташеву все, что могло служить во вред противникам и так отважно решались Елисеев и Ревков на страшное государево слово и дело об обстоятельствах, сравнительно ничтожнейших, не пропустила бы такого случая, в высшей степени, особенно для нея, важнаго; но ни Ревков, ни Карташев об этом не сделали ни малейшаго намека. Если бы пожар произвела партия Матвея Миронова, то Руковишников, который, в это время и после, в продолжение более четырех месяцев, находился в Москве и с которым войско, как нам известно, сносилось письмами чрез станицы, также не упустить бы самого удобнаго случая, чтобы уничтожить врагов; но, мы знаем, Рукавишников в доношениях своих, которыми просился с товарищами на Яик, писал Военной коллегии, 17 августа 1722 года, что «домишки наши на Яике волею Божией все погорели без остатку, а жены и дети наши без нас помирают голодною смертию, понеже живут на пожарище без всякаго приюту», и 4 октября того же года: «волею Божией (А не поджогом) жилища наши и хлебные припасы и всякая рухлядь погорело без остатку и в том себе имеют (казаки) великую крайнюю нужду, и тают гладом, и от того гладу жен и детей для прокормления высылают на прилежащие городы». Таким образом, если вопреки этому печальному и несомненному свидетельству, относящему причину пожара к воле Божией, верить почтенным писателям, что его произвели умышленно сами казаки, чтобы уйти, да еще в киргизские степи, то по крайней мере следубет полагать, что они это сделали не ради бегства, а ради удовольствия, истребив у себя единственное гнездо и все достояние свое, помирать на пожарище голодною смертию или высылать жен и детей своих, для прокормления, на прилежащие (на Волге) городы; потому что никакой регулярной команды в то время на Яике не было, уйти с него им никто не мешал, а они не ушли, - сождали приезда полковника Захарова. По свидетельству г.Соловьева (стр.238 и 240 т.13 его истории), беглых крестьян на Дону было множество и по челобитьям помещиков, что они платят за беглых всякие подати спуста, а сами крестьяне, «живучи в казачьих городках, государевой службы не служат и податей не платят», шли на Дон царские грамоты, чтобы поименованные в челобитных были сысканы и отданы челобитчикам (если пришли после 1695 года). В конце концов это дело разрешилось, как известно, посылкою князя Долгорукаго с войском за беглыми крестьянами на Дон, что послужило ближайшим поводом к бунту казаков, которые убили при этом Долгорукаго и истребили все его войско. Были, без всякаго сомнения, и на Яике такие беглые, пришлые, которые не задолго до полковника Захарова туда сбежали, и, встревоженные слухами о готовившемся розыск, страшились, что за розыском предстоит им разстаться с вольною жизнию на гостеприимной и безнадзорной реке. Если бы даже пожар 1722 года приписать этим горемыкам, - что думая об одном только спасении от помещиков в каких бы то не было степях, лишь бы не попасть снова в прежния руки, по поговорке «или пан, или пропал», они сожгли город, то во первых – истребление города им нисколько не могло содействовать, а существование не мешало в бегстве за Урал, во вторых, об этом нет нигде ни малейшего свидетельства, ни предания даже о самом пожаре, и в третьих – их всех казаки побросали бы в огонь, ибо такой крупный умысел многих людей привести в исполнение скрытно от всех казаков, таив его не мало времени пред тем, дело невозможное.
И нашли же место, куда бежать казакам – в киргизския степи. Имея постоянныя торговыя сношения с Хивой, как показывают несомненныя свидетельства тех времен (*), казаки хорошо знали, что им нечего делать в киргизских степях, кроме проезда ими и разве еще звериной ловли.
(*) - Это видно было из разсказа нашего о походе князя Бековича Черкасскаго в Хиву и вышедших оттуда плененных казаков и из доносов Карташева и других доносчиков.
После убийства Траубенберга, с приходом на Яик Фреймана, в 1722 году, казаки действительно хотели уйти и уже собирались, по выражению г.Анучина, - был пущен об этом же голос и перед «Кочкиным пиром» в 1806 году, после введения «штата», - только дело шло вовсе не о киргизских степях, где и кочевники не благоденствуют, а об Астрабаде, за море, на Астрабат. «Другую воду найдем», как доносил Карташев на атамана Меркульева с товарищи, а в киргиских степях какая вода? Что последняя горсть сподвижников Пугачева предлагала ему бежать с Узеней в киргизскую степ, так это другое дело: то была горсть голых беглецов с одними утомившимися конями, - у них на плечах было неутомимо-преследующее войско и вся задача была в том, чтобы скрыться от погони, куда бы не было – только скрыться, а не то, что всем бытом оставить пепелище, уйти «с родом и племенем», чтобы основаться где нибудь, в степи, независимым владением по выражению г.Рябинина; но и эту горсть своих сподвижников тянул Пугачев за море.
Все, писавшие об Уральском войске, полагают причину не бывалого бунта на Яике в 1722 г., в переводе казаков из ведомства иностранной коллегии в ведомство коллегии военной. Но об этом очевидно не стоит распространяться, после всего сказанного нами о бунте и сожжении города. Мы не встретили нигде даже малейшаго намека на недовольство казаков, в каком бы то не было отношении, за этот перевод их из одной коллегии в другую.
«Так делается (иногда) история»; так добрые люди сделали историю о бунте, мятеже на Яике в царствование Петра Великаго и об умышленном истреблении города казаками, с намерением бежать с Яику.
Без всякаго сомнения, дело по доносу Карташева 1718 года на атамана Меркульева с сторонниками ограничилось бы розыском поручика Кроткова в 1719 году и так как Меркульев совершенно оправдался во всем, что было взведено на него, то по давнишней пословице «докащику первый кнут», дело и кончилось бы кнутом Карташеву по той причине, что он ничего не доказал; но история в том, как мы уже говорили(*), что он донес между прочим, о десяти семействах крестьян князя Менщикова, укрывшихся на Яике, о возвращении которых могущественный князь просил, но казаки их Кроткову при розыске не отдали, отозвались, что послали к государю депутацию с челобитною за разрешением о том, с котораго года кого из пришлых «в отдачу отдавать».
(*) - № 48 «УВВ», 1870г.)
Это было такое важное преступление в глазах Менщикова, что при отказе Сената ему в полковнике Ергольском, которого князь назначил первоначально для розыска на Яик, по доносу Карташева, он доносил Сенату, что «полковник Ергольский отправляется из Военной коллегии на Яик для розыску по доношению на Яицких казаков в самом важном государственном деле, котораго упустить не возможно». А когда полковник Захаров окончил розыск об этом самом важном государственном деле и награжден был чином бригадира, в 1726 году, могущественный президент Военной коллегии был в это время еще могущественнее, чем при Петре Великом.
Просим извинения у читателя за длинноту и подробности настоящей статьи из дела по доносу казака Ивана Карташева на Атамана Григория Меркульева с товарищи. Она касается того времени великой деятельности Петра, когда он, после булавинскаго бунта на Дону и ухода Некрасова, - после измены малороссийскаго гетмана и затем продолжавшагося еще неутройства у казаков в Малороссии, положил ввести казачьи войска в общую систему государственного управления. Сверх того, благодаря этому делу, разъясняются историческия ошибки писателей, коснувшихся того времени. И разставаясь здесь в материалах с петровским временем, позволяем себе привести черту гуманной заботливости Петра Великаго о казаках (стародубовских, коренных старообрядцах). Известно, что никому, даже из помещичьих крестьян в России, не жилось так тяжело, как малороссийским казакам, во все это, предшестсвовавшее и последующее время, вплоть до самой гайдамачины, которою разрешились несчастия лучшего народа в России.
Казаки, чрез несносные обиды и разорения от своего полковника Журавскаго и казачьей старшины, корчившей из себя шляхту, просили Петра Великаго (это было в 1723 году, когда уже существовала малороссийская коллегия) дать им другого. Назначен был и другой. Вот что было начертано ему в инструкции: «чтоб народ от тягостей старшины был весьма свободен; прежде бывшие полковники и старшина казачья чинили казакам тягости и грабительства, волокиты в суде и налоги». Новому полковнику строжайше повелено «бояться как огня, быть праведным судьею и от обычной прежних правителей гордости и суровости весьма удалиться и поступать с казаками ласково и снисходительно. Ежели же сие преступит все, о чем выше писано, или хотя одно, и станет жить с прежних черкасских полковников, то он и за малое сих преступление будет неотменно казнен смертию (*).
(*) – Чтение в Импер. Общ. Истор. и древн. России 1862 года, апрель- июнь, кН. II.

Не только услугами казаков, этих дешевых воинов, но и силами калмыков никто так не умел пользоваться, как Петр Великий, хотя впрочем верных, безстрашных калмыков вообще мало употребляли в военное дело и никогда не знали настоящей цены им. За что же был бы он так грозен к Яицким казакм, как представляется это у писателей, - к казакам, как известно, ни в чем пред ним неповинных?
То же дело, по доносу Каташева, дает возможность, или даже некоторым образом ключ, хотя и к немногим, но кажется довольно верным, выводам о причинах первоначальной вражды на Яике между двумя партиями, которой приписываются, как последствия, траубенберговская катастрофа, казни Фреймана в 1772 году и самый Пугачевский бунт в 1773 году. Но об этом мы скажем особо.
Считаем обязанностию оговориться здесь, что в № 2 «Войсковых ведомостей» нынешнего года, в настоящей статье материалов вкрались две ошибки такого рода, от которых утратился смысл в двух местах, именно:
В том периоде. Где говорится (Вывод второй) о донесении Астраханской губернской канцелярии 21 января 1721 г., после слов «они (казаки) не пошли под розыск и его (маиора Воейкова) самаго не пустили в город;» вместо запятой, напечатана точка и затем следующее слово (впоследствии) большею буквою, от чего и утратился смысл, так как начатое предложение (нам известно и т.д.) осталось не конченным.
В конце статьи напечатано «Такая обида уже без всякаго ответа», следует читать «Такая обида осталась уже без всякаго ответа»….

 Отправлено: 14.04.17 07:09. Заголовок: Этими строками оканч..

Этими строками оканчивается публикация в Уральских Войсковых Ведомостях работы Меркурия Кузьмича Курилина "Материалы к истории Уральского Казачьего Войска, еще нигде не напечатанные".

 Отправлено: 16.04.17 08:29. Заголовок: Шелудяк пишет: то о..

Шелудяк пишет:

цитата:

то они всем войском встретят его у Переметного умета и к городу не пустят

Спаси Христос, Игорь! Дай Бог, Вам доброго здоровья!

Переметный умет был известен уже в 1720 году. Здорово!

 Отправлено: 17.05.17 14:17. Заголовок: Шелудяк пишет: «В Г..

Шелудяк пишет:

цитата:

«В Государственную военную коллегию, Яицкаго войска казака Данилы Галактионова покорнейшее донесение, от января 1736 года. Служу я, нижайший, в войске Яицком многие годы и был в походе в Польше и на Полтавской баталии, а в прошлом 716 году командирован я, нижеименованный, с Яику в Хиву при князе Черкасском в тысяч пяти стах человеках и по учинившемуся тамо несчастию взять я, нижайщий, с прочими казаками в плен и был в Хиве года с три, а потом из Хивы ушел, а в пути взять киргиз-кайсаками, у которых был в плену лет с семь, а потом в пути ж взят черными калмыками и был в плену с шесть лет, в которую мою бытность в том плену оные годы претерпивал великия и несносныя ругательства и мучения, а в прошлом 733 году, в бытность у тех калмык, в посольстве Леонтия Угримова вывезен я, ниже именованный, с прочими бывшими там пленниками оным майором в Сибирь, а из Сибири пришел на Яик, а ныне отпущен я, нижайший, с Яику в Зимовой станице. Того ради Государственной Военной коллегии покорно прошу, дабы указом Ея Императорскаго Величества повелено было за означенную бытность мою в плену и за полонное терпение против прочей моей братьи наградить Ея Императорскаго Величества жалованием».

По сути, первое документальное подтверждение участия яицких казаков в Полтавской баталии 1709 года.

 Отправлено: 18.05.17 10:21. Заголовок: Шелудяк пишет: Писа..

Шелудяк пишет:

цитата:

Писавшие об уральском казачьем войске разногласят во времени хивинской экспедиции князя Бековича Черкасского. Анучин (в статье «Происшествия на Яике в 1772 году») (*) говорить, что она была в 1714 году, Броневский («История донской земли», ч. 3)- в 1715 году, Рябинин («Уральское казачье войско», ч. 1) – в 1716 году по Левшину («Истричесмкое и статистическое описание уральских казаков») и Жуковскому («краткое обозрение событий Оренбургского края») – в 1717 г. по словам одних казаков, участвовавших в хивинской экспедиции и вышедших впоследствии из плена, была она в 1715 году, по словам других – в 1716 г., в 1717 году.

Когда Яицкое войско подчинялось Посольскому приказу, а затем Коллегии иностранных дел, все военные операции были засекречены. Поэтому, "что, где и когда" может разнится и по времени и по месту.

 Отправлено: 18.05.17 10:28. Заголовок: Шелудяк пишет: (*)-..

Шелудяк пишет:

цитата:

(*)- Войсковой архив, 1736 года, книга 1-я. Авт. (**)- Полки от Яицкого войска, как мы раз уже заметили выше, безпрерывно служили в XVIII стол. посменно в низовом корпусе (именно по р. Кубань) вплоть до Турецкой (румянцевской) войны. Без сомнения эта песня сложена казаками там. – Как за реченькой было за быстрою За Утвою. За славными было за Утвинскими За горами. Распахана была пашенька Яровая. Не плугом была пашня пахана, Не сохою. Взборонена была пашенька Не бороною. Распахана была пашня булатными Конями. Взборонена была коневьими Копытцами. Не рожью была, братцы, засеяна Не пшеницей; Засеяна была, братцы, казачьими Головами. Засеял ее добрый молодец, Сам уехал. Засеявши ее, он добрый молодец, Сам поведал: «Ты рости моя пашенька, Зеленейся, На поливочку ты, пашенька, Не надейся. Указ о том, что Яицкие казаки добываемую ими из Индерского озера соль, кроме казны никуда и никому не продавали.

Река Утва протекает по территории Уральской области, современный Бурлинский район. А индерская соль употреблялась исключительно для засолки рыбы. Тузлук из неё отменный получался.

 Отправлено: 19.05.17 16:26. Заголовок: Шелудяк пишет: Друз..

Шелудяк пишет:

цитата:

Друзья, начинаю выкладывать здесь труд Меркурия Кузьмича Курилина "Материалы к истории Уральского Казачьего Войска, еще нигде не напечатанные". Эта работа публиковалась в УВВ с 1869 по 1870 год, но так и осталась не оконченной.

Материалы к истории Уральского Казачьего Войска были собраны в Московских архивах бытописателем И. И. Железновым. Полковник М. К. Курилин их только опубликовал. Об этом В. Н. Витевскому поведал в 1873 году уралец П. И. Корин (УВВ № 16, 1887).

Поэтому предлагаю, чтобы восстановить историческую справедливость, "Материалы к истории УКВ, ещё нигде не напечатанные" считать трудом Иоасафа Игнатьевича Железнова, отдавая дань уважения Меркурию Кузмичу Курилину, за хлопоты по публикации материалов в УВВ.

 Отправлено: 19.05.17 17:05. Заголовок: Шелудяк пишет: Поме..

Шелудяк пишет:

цитата:

Помещая здесь материалы к истории уральского войска, считаем святым долгом сказать, что большая часть их добыта трудами незабвенной памяти писателя нашего Иосафа Игнатьевича Железнова. Будем снабжать материалы, по возможностями, объяснениями.

Меркурий Кузьмич об этом и пишет в первых стоках работы.

 Отправлено: 25.05.17 09:42. Заголовок: Шелудяк пишет: Поме..

Шелудяк пишет:

цитата:

Помещая здесь материалы к истории уральского войска, считаем святым долгом сказать, что большая часть их добыта трудами незабвенной памяти писателя нашего Иосафа Игнатьевича Железнова.

Вероятно, материалы к истории Уральского войска были добыты И. И. Железновым из книг Казачьего повытья.

В РГВИА - ф. 13 - Казачья экспедиция канцелярии военной коллегии (1717 - 1812 гг.).

Историческая справка:
3 марта 1721 года при Канцелярии Военной Коллегии в связи с передачей управления Донским, Яицким и Гребенским казачьими войсками из Коллегии иностранных дел в Военную коллегию образовано Казачье повытье, в 1798 г. переименовано в Казачью экспедицию канцелярии военной коллегии. Экспедиция ведала организацией и управлением иррегулярных войск. Упразднена 27 января 1812 года.

Аннотация (только по Яицкому войску):

Материалы переписей Яицкого войска (1723 - 1724 гг.).

Справка Военной коллегии и ведомость о численности Яицкого войска (1727 - 1736 гг.).

Сведения о реорганизации Яицкого казачьего войска и переименовании его в Уральское (1775 г.).

Военно - судное дело атамана Яицкого войска Меркурьева (1717 - 1721 гг.).

 Отправлено: 25.05.17 09:54. Заголовок: Калёновец пишет: об..

Калёновец пишет:

цитата:

образовано Казачье повытье

Из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (ЭСБЕ, 1890 - 1907):

Повытье - старинное название отделения приказного стола, где сохранялись и распределялись по отделам списки дел, протоколы и т. п. Заведующий повытьем подьячий обыкновенно назывался повытчиком (нечто вроде нашего помощника столоначальника).

 Отправлено: 25.05.17 10:37. Заголовок: Калёновец пишет: РГ..

Калёновец пишет:

цитата:

РГВИА

По материалам Википедии:

Российский государственный военно - исторический архив (РГВИА) - одно из крупнейших архивных хранилищ России, в котором сосредоточены документы о российской армии за период с конца XVII века до 1918 года.
РГВИА размещается в Дворце Петра I на Яузе (Лефортовский дворец). Он образовался в результате объединения материалов крупнейших военных архивов дореволюционной России (в том числе Лефортовского архива).
Лефортовский архив был образован 7 февраля 1819 года как Московское отделение архива Инспекторского департамента Главного штаба Е. И. В. для хранения утративших практическое значение учреждений Военной коллегии и др.

По утверждению В. Н. Витевского, Иоасаф Игнатьевич Железнов собрал "копии с подлинных бумаг, хранящихся в архиве военной коллегии, в здании бывшего Лефортовского дворца, в Москве" (УВВ № 16, 1887).

 Отправлено: 27.12.18 21:43. Заголовок: Меркульев

Доброго здоровья всем.
Хотел скопировать весь материал "Меркурия Кузьмича Курилина Материалы к истории Уральского Казачьего Войска, еще нигде не напечатанные", но копируется в цвете через раз, и поэтому читать неудобно.
Нельзя ли как то по другому получить этот материал?
Может быть, Вы сможете при желании выслать его на электронку?
Был бы очень Вам благодарен.
Мой адрес эл. почты: pu01tashla @mail.ru

 Отправлено: 28.12.18 14:19. Заголовок: sizov_v пишет: но к..

sizov_v пишет:

цитата:

но копируется в цвете через раз, и поэтому читать неудобно

Выделяете и снимаете заливку...

 Отправлено: 28.12.18 15:18. Заголовок: sizov_v прав: если к..

sizov_v прав: если копируем в Ворд, заливка не снимается. Единственный вариант избежать цвета, копировать в Блокнот или подобную прогу, они уничтожают фон.

 Отправлено: 28.12.18 16:22. Заголовок: Tot ghjit^ Копирует..

Еще проще:

Копируете фрагмент обычным образом.

А вставляете в текст - кликнув правой клавишей мыши и выбрав команду "ВСТАВИТ КАК ОБЫЧНЫЙ ТЕКСТ".

 Отправлено: 30.12.18 05:48. Заголовок: vl-vl пишет: если ..

vl-vl пишет:

цитата:

если копируем в Ворд, заливка не снимается

Выделять необходимо до последнего знака или как советует Шелудяк

 Отправлено: 02.08.20 12:37. Заголовок: перечитывая выложенн..

перечитывая выложенную Шелудяком историю событий трехсотлетней давности, сделал pdf-версию статьи:click here

 Отправлено: 02.08.20 12:55. Заголовок: vjig2008 пишет: сде..

vjig2008 пишет:

цитата:

сделал pdf-версию статьи

Благодарю сердечно!

Друзья, Владимир Николеавич "перелопатил" эту статью от корки до корки.
И представил в удобном формате.
Сохранена орфография и стилисика оригинала.
Большой труд!

Как пишет Владимир Николаевич:
- "Литературный язык у генерала был, конечно, тяжеловат..."

 Отправлено: 02.08.20 18:33. Заголовок: Шелудяк пишет: Друз..

Шелудяк пишет:

цитата:

Друзья, Владимир Николеавич "перелопатил" эту статью от корки до корки. И представил в удобном формате.

Сердечная благодарность, Владимиру Николаевичу!
Читать стало одно удовольствие! Спасибо!

 Отправлено: 21.04.21 17:45. Заголовок: Ой как интересно! Сп..

Ой как интересно! Спасибо большое! Скажите, а про потомков Ивана Елисеева у кого-нибудь есть информация? Возможно это мои предки

 Отправлено: 21.04.21 21:02. Заголовок: Helen пишет: Скажит..

Helen пишет:

цитата:

Скажите, а про потомков Ивана Елисеева у кого-нибудь есть информация? Возможно это мои предки

Уважаемый! А можно поподробнее, почему Вы считаете Ивана Елисеева своим предком?
Только сначала зарегистрируйтесь на Форуме.

 Отправлено: 22.04.21 01:45. Заголовок: Калёновец пишет: То..

Калёновец пишет:

цитата:

Только сначала зарегистрируйтесь на Форуме.

Она зарегистрирована.

 Отправлено: 22.04.21 11:24. Заголовок: Александръ пишет: О..

Александръ пишет:

цитата:

Она зарегистрирована.

Очень хорошо! В переписи 1723 года записан малолетний Лука Елисеев, который может быть, а может и не быть, сыном Ивана Елисеева.
Уважаемая Хелен! Открывайте тему в разделе "Ищу человека" по Елисеевым и будем работать в этом направлении.