Вернемся к С.А. Щепихину.
Ранее в этом разделе Tashpoisk-Tatyana писала:
Вот выдержка из приведенных в сборнике воспоминаний нашего героя "Тыл в Омске":
"Был у своих уральцев. Генерал Б. И. Хорошхин — военно-казачий министр. Такой должности даже и при царе не было, а ведь у него не полтора войска казачьих было, а все одиннадцать.
Уральское войско боролось отдельно; связь с ним далека и небезопасна.
Оренбургское войско — на фронте все и без остатка, даже Оренбург, столица войска, в руках противника и на линии фронта; Атаман войсковой в длительной командировке не по делам войска, а с дипломатической миссией.
Сибирское войско — единственное все полностью здесь возле Омска и сам атаман Ринов.
Дальневосточные [казачьи войска] — далеко.
Кого же представляет, кем орудует Хорошхин.
Оказывается, это синекура — раз и политический ход — два.
Хорошхин — генерал славного войска и без места; а так как он на фронт не желает, хотя в артиллеристах (он артиллерист и Георгиевский кавалер) и нужда, а сам не Генерального штаба, то трудно найти ему место.
Надо создать — и тут на помощь — политика.
Атаман Дутов, личность архипопулярная, так и просится на первые роли — но его опасаются: сегодня он против Семенова, а завтра за; сам себе навязывает должность Походного атамана всех казачьих войск…
И вот, чтобы его отвлечь и выбить из-под сидения кресло походного атамана — выдумывают пост — министр по казачьим делам.
Итак Хорошхин — министр! Еду к нему на обед. У него все наши, включая представителя Войскового Круга Коновалова.
Канцелярия небольшая — пять комнат (какой скромный!).
Два личных адъютанта — братья Акутины.
Что делается? Ничего: пять, шесть бумажонок в день.
Главное занятие раздобыть для войска все необходимое: берут все, что проплывает мимо; и все в склад до приезда из войска приемщика.
В это время был приемщик мой родной брат — артиллерист (войсковой старшина). Поместили его в офицерском общежитии в Городской управе — грязь, вонь, теснота. Так, нам не осмеливались бы при Царе и солдат поместить… А тут рядом министр от безделья — квартира в пять комнат.
Предложил брату приехать ко мне.
Много порассказал о бедствиях в Уральском войске. Брат служил на фронте в Оренбургской казачьей батарее; после развала уехал к семье в Бар, а затем не выдержало сердце казачье — тронулся на Урал.
С ним в Омск для приемки военных запасов прибыло несколько казаков — конвой. Все оборванные, заморенные. А в Омске не удавалось, даже с протекцией Хорошхина, одеть этих людей. Войску были отпущены патроны, снаряды, порох. Они только об этом и просили, как истые воины. Вряд ли кто другой на их месте отказался от пары сапог, но они отклонили, да транспорт непомерно бы возрос, а им предстояло покрыть тысячу верст по безлюдной степи.
Уральское войско, по словам брата, уже отчаивалось: все геройские попытки взять обратно город (Уральск) разбивались о стойкость красного гарнизона.
Наши неудачи на Уфимском фронте развязывали большевикам руки, и давление на казаков усилилось.
Сколько еще продержатся — неизвестно — год, полгода!?
Общего плана, по-прежнему, не существовало: Колчак предоставил атаману Толстову полную мочь, так как район войска лежал далеко в стороне и оказался безнадежно оторван от общего фронта.
Уральцы сосали двух маток, получая помощь и от Колчака, и от Деникина. Однако общее стратегическое положение войска было столь неблагоприятно, что борьба всецело зависела от борьбы и ее результатов на главных (Южном и Восточном) фронтах. Героическая борьба славных уральцев обречена была на неуспех заранее и фатально.
Понимали, чувствовали это и казаки, и дрались с отчаянием обреченных. За последнее время чаще и чаще стали раздаваться голоса слабых, но атаман был непреклонен.
Одни, всеми покинутые, заброшенные в глухие степи и отброшенные от всех путей, дающих выйти на соединение с соседями, уральцы дрались как львы.
Они гибли тысячами от сыпняка, не имея санитарных средств.
Медикаменты были на вес золота, так же как и патроны.
Все виды реквизиций уже гуляли по населению, которое и само никогда не жило в довольстве.
Хлеб — этот всегда в избытке бывший в войске продукт и тот изменил — войска были отброшены тылом на голодные районы, побережье Каспийского м«Куда же ты вернешься?» — говорил я брату. «Оставайся! Куда-нибудь пристрою тебя здесь!»
«Нет, не хочу. Погибать, так со своими!»... Так и погиб при отходе остатков армии Толстова где-то между Форт Александровском и Гурьевым от сыпняка.
И зарыт, как собака… И никто никогда не узнает, не найдет могилы…
Вот такие серые герои, безропотно покорившиеся судьбе, они одни и держали фронт и на фоне ярком их геройства безымянного еще резче выступали гримасы тыла и зловоние клоаки удушливо смердело…
Я еще в мае запросил атамана Толстова относительно возможностей вернуться в войско, но ответ через вторые руки был почти холоден…
Конечно, не спецы нужны были атаману, а оружие и боевые припасы с медикаментами…
Все это ему вез мой брат в количестве, конечно, далеко не достаточном…
Хорошхин, безусловно, мог все изменить в корне, переорганизовать и самый транспорт и видоизменить тот скромный масштаб, которым задавался атаман, не зная средств Омска.
А Омск лопался от запасов — ему недоставало хороших бойцов и руководства, а снабжение уже начинало гнить по складам вдоль ж[елезной] дороги.
Но Хорошхин был занят другими вопросами: он только что переправил во Владивосток лицо, уполномоченное атаманом на организацию закупок всего необходимого в грандиозных размерах и отправку всего закупленного на пароходах вокруг Индии, Суэцом в Крым и Новороссийск.
Боже, какая нелепая беспомощность, граничащая с отчаянием, сквозила через этот утопический план.
Ведь на его выполнение нужен год по крайней мере. А кто давал, гарантировал такой срок и даже меньший.
А план был широк — снабдить не только армию, но и население.
Позже, через год, я ознакомился у Чуреева с этими запасами. Чего только там не было: и мануфактура, и медикаменты и даже рыболовные снасти.
И все это пошло прахом: горело, тонуло, гнило и расхищалось.
Я думаю, что атаману просто некогда было вдумываться в этот вопрос, у него просто вырвали санкцию… и в результате — уполномоченный по закупкам, бывший директор Войскового Банка Чуреев95 явился в Омск и здесь при содействии Хорошхина получил солидное подкрепление и все для войска, все под флагом атамана… и скрылся на Дальний Восток. Здесь были закуплены товары, погружены и опоздали — даже и в Черное Море не успели войти, как Крым пал, а борьба на Урале затихла.
Почему погнался Хорошхин за муравьем, а не дал атаману в руки синицу —трудно ответить.
Быть может он сам когда-либо объяснит свою «полезную деятельность».
В Омске он мне пытался доказать, что он не всемогущ, что, будто бы от атамана есть определенные инструкции, но не ему, Хорошхину, а прибывшему члену Войскового Правительства…
Но кто их разберет!?
Факт тот, что войску послали на грош, а миллионы были именем войска исторгнуты из касс Колчака и поехали с Чуреевым в неизвестную даль, за муравьем.
Я убежден, что общее растление задело и казачьего министра, иначе нельзя никак, ничем объяснить такой «дальновидности».
С грустью распрощался с братом и выехал через Челябинск — Полетаево и Троицк в штаб Южной армии."
Замечу только, что упомянутые братья Акутины, конечно-же не те, что погибли в бою при Балашах. Это, скорее всего, Семен и Петр, сыновья генерал-лейтенанта Владимира Ивановича Акутина, и очень вероятно, что двоюродные братья погибших...
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума